В штабе 9-й армии никак не могли решить, отправлять ли тыловые части во втором эшелоне или лучше сразу погрузить тяжелую артиллерию.
Артиллеристы обращали внимание на то, что пристрелка невозможна, потому что при артобстреле обваливаются меловые берега.
Флот жаловался на сложности с противовоздушной обороной, с тралением мин, с прикрытием флангов десантов и с прочим.
Впрочем, Герман был как Герман, флот как флот.
Редер кивал на люфтваффе, Геринг — на погоду.
Более беспокоило то, что неясными были общие перспективы десанта…
На следующий день, 14-го, фюрер опять созвал совещание по «английской» проблеме…
— Господа! Десант нужен, но мы не должны связывать себя каким-то определенным сроком. В политической жизни нельзя рассчитывать на стабильное положение. Всегда возможны неожиданности…
Возражать никто не собирался, и он продолжал:
— Наиболее отрадно то, что мы достигли наших успехов без больших потерь, и противнику должно быть ясно, что его расчеты на наше истощение провалились. Это должно быть ясно и России, которая, похоже, ожидала обратного… Однако длительная война для нас нежелательна…
Генералы старались понять, к чему клонит фюрер, а он пояснил:
— С одной стороны, предпосылки для операции «Зеелеве» еще не созданы. С другой же — наш отказ от десанта не останется в тайне и даст противнику психологическое облегчение, поэтому мы не должны прекращать подготовки…
Он умолк, затем осведомился:
— Ваше мнение, Редер?
— Да, риск велик… До конца сентября положение в лучшую сторону не изменится, и надо ориентироваться на 8 октября. — Редер поколебался и добавил: — Если авиация одержит полный успех, можно будет даже отказаться от проведения десанта…
— Скорее его надо проводить под защитой дымовой завесы, не связывая себя погодными сроками, назначенными флотом, — возразил Браухич…
Однако реально вопрос с десантом оставался открытым, зато пришлось начинать подготовку для отправки в Ливию танкового корпуса.
ИМЕЛИСЬ проблемы и в Францией…
Французская кампания, как строго ее ни оценивай, была проведена немцами блестяще. Ошибок хватало, но, как известно: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…»
По французским «оврагам» вермахт прошел успешно, и удовлетворение фюрера выразилось в том, что 19 июля он дал рейху небывалое ранее количество генерал-фельдмаршалов— девять! Ими стали Браухич, Кейтель, Рундштедт, Бок, Риттер фон Лееб, Лист, Клюге, Вицлебен и Рейхенау. Геринг же получил звание рейхсмаршала.
Да, Франция была завоевана новыми маршалами и их войсками «вчистую», но это была не Польша с любой точки зрения. Брать на себя управление всей Французской колониальной республикой-империей фюрер не имел ни желания, ни возможности… Поэтому немцы на северной половине Франции ввели режим прямой оккупации, а южная, меньшая «половина» осталась под юрисдикцией правительства Петэна.
Престарелый 86-летний Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Пе-тэн стал маршалом Франции еще 21 ноября 1918 года и, несмотря на пышную вереницу имен, был сыном крестьянина. Командующий французскими армиями в Первую мировую войну, военный министр в 1934 году, Петэн в момент национальной катастрофы — 16 июня 1940 года — стал премьер-министром, и перед немцами капитулировало именно его правительство. Министром иностранных дел у Петэна стал один из многочисленных французских экс-премьеров — Пьер Лаваль.
Лаваль сразу после начала войны выдвинул идею сепаратного мира с Германией и организовал «заговор бывших премьеров» — Кайо, Фландена, Шотана и, естественно, Лаваля… Этот «квартет» уже тогда выдвигал Петэна на пост главы государства.
2 июля правительство Петэна переехало в небольшой курортный городок Виши в Центральной Франции, в 300 километрах южнее Парижа… Стоящий на берегу реки Алье Виши был знаменит своими целебными источниками еще с римских времен… И вот в этом чудесном уголке, рае для больных почечными и желудочными болезнями, Национальное собрание Франции 569 голосами при 80 голосах «против» и 17 воздержавшихся 10 июля передало Петэну всю полноту власти на неоккупированной территории Франции. И в политический мировой словарь вошло понятие «режим Виши»…
Петэн стал президентом Французского Государственного совета, Лаваль— премьером и позднее— министром иностранных дел, а министром национальной обороны оказался Максим Вейган.
Неугомонный генерал де Голль в это время собирал в Лондоне вокруг себя «Свободную Францию».
Петэн же считал, что лучше быть нацистской провинцией, чем британским доминионом. Особого патриотизма в таком заявлении не было, но ведь особого патриотизма не проявило и Национальное собрание. Да и проявил ли его сам французский народ, если учесть, что он добровольно, а не под штыком фюрера, избрал такое «Национальное» собрание и не восстал против идиотской по замыслу и исполнению «странной» войны?
Еще в 1938 году «прогрессивный» писатель Жан Жионо считал, что лучше быть рабом, чем умереть.
Русский, а затем — советский гражданин Алексей Рубакин, участник революции 1905 года, впервые попал во Францию в 1908 году, а в Первую мировую войну служил во французской армии врачом-офицером… Позднее он писал: «Победа 1918 года была куплена ценою жизни 1 200 000 французов. Эти жертвы были скоро забыты. Еще не заглох гром пушек на полях Фландрии, а уже Париж и вся Франция покрылись сетью танцулек, „дансингов“, в которых под новые тогда ритмы американских джазов плясало новое, не побывавшее на войне поколение и те, кто уцелел на войне. Внешне Франция процветала. Многочисленные, богатые сырьем колонии наводняли ее своими продуктами. Франция, как и Англия, как и маленькая Голландия, жила дешевым трудом колоний…
После войны 1914 —1918 годов волна эгоизма и самодовольства захлестнула Францию, особенно буржуазию, мелкую и крупную, разбогатевшее крестьянство, даже наиболее обеспеченную часть рабочих. Два миллиона частных автомобилей катились по асфальтированным дорогам Франции, миллионы туристов вливали золото в дефицитный внешний бюджет.
Бесстыдная печать, быть может, самая продажная и лживая в Европе, спекулируя на репутации страны, прославившейся своими традициями свободолюбия, твердила французам, что весь мир обожает Францию, «самую великую духовную державу мира»…
Между тем французская буржуазия делала все, чтобы навлечь на Францию неприязнь других народов…»
Во-первых, «танцующих» французов не могли обожать голодающие немцы… Да, они не выиграли той войны — ее выиграла Золотая Элита мира. Но германские дети от сознания вины отцов более сытыми не становились, а ведь подрастающим немцам предрекали лямку репараций не только для них самих, но и для их детей!
Во-вторых… Впрочем, один перечислительный ряд может читателя утомить, потому что «свободолюбивые» французы освободили себя от всех тяжелых профессий, передав их в руки иностранных рабочих из Бельгии, Испании, Италии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, Турции и из «многочисленных, богатых сырьем колоний»… Во Франции трудилось их 4 миллиона — около 10 процентов всего населения страны!
И теперь французам, как в басне Лафонтена о Цикаде и в басне Крылова о Стрекозе, приходилось расплачиваться за эру дансингов в заокеанском стиле…
После Первой мировой войны французы позволили иметь немцам рейхсвер численностью в 100 тысяч человек, а теперь такую же «армию перемирия» немцы разрешили французам в метрополии: 84 тысячи — в армии, 10 — во флоте и ВВС, и 6 — в национальной гвардии.
На северо-западе Африки немцы согласились на французские силы тоже в 100 тысяч…
После того как англичане 3 июля расстреляли у берегов Алжира французские линкоры «Бретань», «Прованс» и «Дюнкерк» адмирала Жансуля, а линкор «Страсбург» и три эсминца прорвались и ушли в Тулон, «вишистская» Франция провела в ответ бомбардировку Гибралтара и 11 июля объявила Англии войну…
Но, как посетовал 26 сентября Гальдер в дневнике, французскому правительству было «трудно удержать колонии под своей властью ввиду усиленной английской пропаганды»… На это же жаловался 4-му обер-квартирмейстеру Генерального штаба сухопутных войск Курту Типпельскирху и главком французских сухопутных войск, знакомый нам генерал Хунтцигер…
Французов упрекали в том, что они «работают на прусского короля»…
Ну что же, упрек был справедливым, однако…
Однако и ранее французы тоже не очень-то работали на себя — они работали на Дядю Сэма так же, как на них самих работали миллионы гастарбайтеров в метрополии и десятки миллионов туземцев в колониях…
Теперь же они были готовы войти в орбиту «прусской» Европы… Тоже не самый лучший вариант, но все же, пожалуй, лучший, чем вариант Европы американизированной, «танцулечной»…
