Мотивация Москвы. Американские аналитики спрашивают, если Россия присоединилась к демократической мировой системе, для чего ей так вооружаться. Во-первых, для того же, для чего вооружаются такие страны, как Франция и Англия, находящиеся в той же, что и США, демократической системе. И во-вторых, это знак того, что Россия не чувствует себя принятой на Западе (не принятой в НАТО, не принятой в ЕС, отброшенной на северо-восток Евразии). Но самое главное: в этих условиях Россия следует своему историческому коду, возвращаясь к своим традиционным ценностям, среди которых общественное признание получает исключительная вооруженность и готовность к историческим несчастьям.
Американцы все упорнее задают вопрос, чем руководствуется Москва, первоклассно вооружая бедную (по западным стандартам) страну? На этот американский вопрос российские власти дают ответ, который сохранит актуальность и после 2008 года: чтобы обеспечить защиту своей независимости и использовать военную модернизацию как локомотив технологического обновления. Медленно, но верно Москва будет освобождаться от иллюзий горбачевско-ельцинского периода, которые привели, выражаясь словами президента Путина, к «величайшей трагедии XX века — распаду СССР».
Двойные стандарты Запада в отношении России, приближение НАТО к ее границам привели к тому, что эйфория после окончания холодной войны сменилась предчувствием «холодного мира», предчувствием, толкающим Россию к вооружению. В очередной раз на вызов Запада Россия отвечает старым способом — так же, как Китай, Индия, Иран и другие незападные страны.
Противоречия. Американский анализ российских проблем изучается в России. В нем есть немало интересного — «на расстоянии» видится лучше.
Россия достаточно быстро обнаружила, что коммунизм не был единственной преградой на пути сближения с Западом. Православие, коллективизм, иная трудовая этика, отсутствие организованности, своеобразие исторического опыта, отличный от западного менталитет, разница в мировосприятии элиты и народных масс — все эти и многие другие факторы смутили даже стопроцентных западников, увидевших трудности построения рационального капитализма в «нерациональном» обществе, создания свободного рынка при вакууме власти, формирования очага трудолюбия в условиях отторжения конкурентной этики.
Философ Иван Ильин считал, что народ, который хочет быть «братом» других народов, должен сначала сам творчески, самобытно, самостоятельно растить свой дух, укреплять и воспитывать инстинкт национального самосохранения, по-своему трудиться, строить, властвовать и молиться. И лишь в меру своей содержательной, качественной, субстанциональной русскости можно стать «наднационально» и «братски» настроенным «всечеловеком». Национально безликий «всечеловек» и «всенарод» не могут ничего сказать другим людям и народам.
Мысль о том, что Россия должна войти в глобальное сообщество и для этого подняться с колен, заставляет власть проводить именно такую политику. Идеал независимости и свободы:, забота о влиянии страны в мире, о ее причастности к ведущим достижениям современной цивилизации занимают сегодня российские власти несравнимо больше, чем радение о сохранении прозападной ориентации.
Во внешней политике вызревают разные сценарии, объединенные желанием России играть значительную роль на мировой сцене, но предполагающие ситуационность выбора приоритетных направлений. Хотелось бы надеяться, что нам удастся избежать изоляционизма, ибо стремление России к могуществу и самостоятельности изначально направлено на вхождение в глобальный мир и в глобальную экономику.
С лидером или без? В политике всегда полезнее идти вместе с лидером, а не против него. Сближение с самой мощной державой современности не может не иметь своих привлекательных сторон. Это сближение способно укрепить позиции России в борьбе с терроризмом. В прошлом союзные связи с Америкой помогли России сохранить Дальний Восток и Восточную Сибирь. Россия как огромная часть мира ощущает эмоциональную, интеллектуальную, эстетическую мощь Запада, где расположены 17 из 20 лучших в мире университетов, где книг издается больше, чем во всем остальном мире, куда направляется львиная доля Нобелевских премий, где расположена передовая наука и сосредоточена мощь информационного пространства в целом. Особенностью современной ситуации является то, что Россия — самая большая «белая» страна, которая теряет свое население, а США — самая большая растущая (на Западе) страна.
Россию с Соединенными Штатами связывает достаточно многое, начиная с преобладания в военно-стратегической сфере. При этом важно четко понимать, что Москва может осуществить совместно с Вашингтоном, а чего определенно не может. Две страны могут вместе сохранять режим нераспространения ядерного оружия, но Россия не приветствует стратегии предваряющих ударов, наступательных операций типа иракской. Необходимо определить, какие элементы сотрудничества возможны и желательны. Конструктивный диалог необходим ради подтверждения заинтересованности сторон в сохранении ООН, в ядерном нераспространении, в сближении позиций по ряду региональных проблем.
Американские специалисты полагают, что современная международная система построена не вокруг баланса сил, а вокруг американской гегемонии. Привлекательность страны-лидерa создает в России проамериканскую элиту. Для влиятельной гуманитарной и технической российской интеллигенции гуманизм и наука западного лидера имеют принципиальное значение. «Фонд Сороса» (Макартуров, Форда, Наследия, Карнеги и др.) реально помогли десяткам тысяч российских ученых, национальной фундаментальной науке. В то же время становится ясным, что глобализация — это, во многом, и распространение американского влияния, в том числе и культурного.
В начале XXI века все активнее проявляет себя то, что в США получило название soft power — идейно-культурное воздействие на внешний мир. Америка может достичь желаемых результатов в мировой политике вследствие того, что другие страны хотят следовать по ее пути, подражать ей, восхищаются ее ценностями, стремятся подражать ее примеру, достичь уровня процветания и открытости этой страны. Это обстоятельство столь же важно для достижения целей в мировой политике, как и использование вооруженных сил или экономического давления. Необходимо кооптировать народы, а не грубо принуждать их — полагают американские идеологи. Особенно это американское влияние сказывается в России в двух столицах, среди либеральных слоев общества. Но Россией из американского опыта берется не все и не всегда лучшее. А Америка смотрит на Россию перфекционистски (желая исправить) и прагматически (желая использовать). В этом — один из главных источников противоречий между нашими странами.
Таким образом, прогнозируемые американскими аналитиками тенденции российской политики после 2008 года в значительной мере представляются продолжением нынешних. Во внутриполитическом аспекте они являются обращением к модели Московии, во внешнеполитическом — многосторонностью, намерением сохранить хорошие отношения с США, поддерживать и развивать сотрудничество с Китаем и Западной Европой, дабы избежать изоляционизма.
Не поддержанная «новым планом Маршалла» и вернувшаяся к своим давним историческим традициям, Россия на этом пути ищет свою судьбу, в которой бы воплотились многие черты недостроенного ею демократического проекта. Мы имеем дело с национальным способом строительства демократии и поисками достойного места в мире и в глобальной экономике.
Часть третья
ЧЕТЫРЕ ЗОНЫ ОДНОГО МИРА
Глава 19
МНОГОПОЛЮСНЫЙ МИР
Осуществлять гегемонию в современном пестром мире непросто. Государства неравновелики, соответственно разнится степень их влияния. Из примерно 200 современных государств 87 населены менее чем 5 млн. человек, 58 государств насчитывают менее 2,5 млн., а 35 государств — менее полумиллиона[930]. Может ли суверенный атолл Науру с населением 8 тыс. человек быть равным странам с многомиллионным населением? А движение за национальное самоопределение ставит вопрос уже о нескольких тысячах (!) новых субъектов мировой политики[931]. Это дробление ослабляет основную массу государств — кроме самых мощных, которые получают шанс снова войти в воды мировой политики.
Статичная жизнь отдельного человека и человечества в целом закончена. Годы и века стагнации ушли в прошлое. А ведь совсем недавно человечеству понадобилось само понятие прогресс — так монотонно развивалась экономика и все прочие виды человеческой деятельности, что изменения были видны лишь отдельным острым умам. Они-то и придали прогрессу постоянно ускоряющийся характер. Политически мотивированный доступ таких стран, как Япония, Южная Корея и особенно Китай, обрушила окончательно европоцентрический мир.
