Посткрымская Россия — это страна, в которой за вуалью исключительной самоуверенности скрываются серьезные комплексы неполноценности и уязвимости. Можно согласиться с теми экспертами, которые считают, что политика России на Украине — своего рода попытка нанести упреждающий удар по тем угрозам, которые виделись там нашей элите. Но были ли те угрозы достойны такой контрреакции? K чему ведет нас представление всего мира в качестве врага, а России — как осажденной крепости? Ha все эти вопросы пока не дано ответов, и пока их нет, нельзя окончательно понять, что именно окажется самой важной чертой посткрымской России. Но с этим можно и смириться — ведь ждать ответа, видимо, осталось недолго.
Печатается по тексту статьи: Иноземцев Владислав. «Как изменилась Россия за полгода после Крыма» // РБК-Daily, 15 сентября 2014 г., с. 4.
Одержимые сверхдержавностью
Главное противостояние XXI века: с кем быть России?
(2013)
Ha следующий, 2014 год приходятся два значимых юбилея — 100-летие начала Первой мировой войны в 25-летие фактического завершения войны, традиционно называемой «холодной». Первое событие стало «началом конца» эпохи европейского доминирования в глобальной экономике и политике; второе поставило точку в истории биполярного мира. Итоги как Первой мировой, так и «холодной» войн не были приняты проигравшими — и в одном из случаев мир был вскоре ввергнут еще в один конфликт, ставший самым жестоким в истории человечества. Сегодня, через четверть века после окончания «холодной войны», все чаще звучат слова о конце обусловленного ее итогами «однополярного момента» — что, помимо прочего, означает создание предпосылок нового глобального противостояния.
Недовольство многих крупных держав — и в первую очередь проигравшей «холодную войну» России — американским доминированием объяснимо. Как в свое время писал Г. Киссинджер, «сам статус доминирующей державы по сути автоматически порождает стремление иных государств обрести большие права при принятии своих решений и относительно принизить позиции сильнейшего» (Киссинджер, Генри. Нужна ли Америке внешняя политика? Москва: Ладомир, 2002, с. 325–326). Поэтому «возвращение истории» можно было предвидеть не во второй половине 2000-х (см.: Kagan, Robert. The Return of History and the End of Dreams, NewYork: Alfred A. Knopf, 2008), a уже в середине 1990-x. Совершенно очевидно, что мир вступил в эпоху поиска нового баланса — и что эта эпоха будет скорее всего эпохой нестабильности (как в том случае, если нынешний гегемон даст событиям развиваться по их внутренней логике, так и в том, если противоречия между сверхдержавами перерастут в открытый конфликт). Именно поэтому идея возрождения многополярности всегда казалась мне опасной (см.: Иноземцев Владислав. «Мечты о многополюсном мире» // Независимая газета, 18 сентября 2008 г., с. 10), а путь к ее утверждению — тернистым и малопредсказуемым.
Россия, чье влияние в мире сократилось в 1990-е годы сильнее любой иной страны, имеет хорошие поводы быть самым активным противником американской гегемонии. Однако поводы — это не всегда причины. Мне сложно назвать те шаги американских властей за последние 20 лет, которые принесли бы нашей стране существенный вред. B 1990-е годы американская экономическая политика обеспечила США подъем, который фактически вытянул мир из кризиса 1997/98 годов. B начале 2000-х вторжение в Ирак, как бы оно ни уязвило наш политический класс, привело к дестабилизации на Ближнем Востоке и запустило рост цен на нефть, которому Россия обязана своему «вставанию с колен». Нынешняя реакция США на кризис 2008/09 годов поддерживает на плаву всю мировую экономику, сырьевым придатком которой Россия стала по своей собственной, а не чьей-то иной, воле.
Более того; даже наличие причин быть недовольными ролью Америки в мире не дает основания оказываться пионером антиамериканизма, если для такой позиции нет материальных оснований. A их, увы и ах, нет. Да, доля США в мировой экономике снизилась за последние 50 лет с 37,7 до 25,4 %. Но доля СССР/России упала еще сильнее — с 6,9 до 2,2 %. Можно сколь угодно долго рассуждать о американском упадке, но что-то подсказывает мне, что Ч. Краутхаммер был прав, когда в 1991 году написал, что «если бы Римская империя рушилась теми же темпами, какими сдает свои позиции Америка, вы бы, скорее всего, читали эту колонку по-латыни» (Krauthammer, Charles. «Bless Our Pax Americana» //Washington Post, Ί 991, March 22, p. A25). Россия не имеет сегодня союзников, которые готовы за ней пойти (по случаю купленные Белоруссия и Украина — не в счет); идеологии, которая казалась бы кому-то не то чтобы приемлемой, но даже понятной; технологий и интеллекта, которые могли бы сделать ее полюсом глобального экономического роста. При этом она расположена в окружении двух других гигантов, между которыми никакие новые «центры силы» возникнуть не могут.
Но и это не самое важное. Более принципиальным мне кажется иной момент. Сегодня впервые в истории формируются контуры противостояния между европейскими и неевропейскими державами. Начиная с 1701 года, когда была развязана Война за испанское наследство, которую многие историки не без основания называют первой мировой войной (см.: Davies, Norman. Europe: A History, NewYork: HarperCollins, 1998, р. 625), и вплоть до конца советско-американского противостояния, сторонами радикальных конфликтов становились либо только западноевропейские страны, либо западноевропейские страны и Россия (как в наполеоновских войнах и в войну 1914–1918 годов), либо они и Соединенные Штаты (как в 1914–1918 и 1940–1945 годах), либо Советский Союз и США — но противостояние этих двух выходящих за пределы европейского континента держав войной так и не обернулось. B XXI столетии главным оппонентом Америки становится Китай — и это способно изменить характер и ход нового глобального конфликта.
Я оставлю более серьезным специалистам по конфликтологии и истории вопрос о том, насколько сам по себе этот факт может сказаться на событиях ближайшего времени — мне хотелось бы сосредоточиться на более прозаической проблеме. Ha протяжении последних 500 лет Россия не состояла в союзах, в которых она не играла бы доминирующей роли. Начиная с Семилетней войны, она была главным движителем любых коалиций в Европе. Именно она положила конец притязанием Фридриха II, сыграла решающую роль в победе над Наполеоном, до октября 1917 года несла основное бремя в войне против кайзеровской Германии. B годы Второй мировой войны Советский Союз может быть и был экономически слабее Соединенных Штатов, но он несомненно внес самый весомый вклад в победу антигитлеровской коалиции, да и подвергся атаке со стороны Германии до того, как Америка вступила в войну. B случае развертывания противостояния между США и Китаем Россия, если займет одну из сторон, в любом случае окажется не на ведущей роли — и это будет для страны совершенно новым состоянием: ведь мы всегда привыкли спрашивать себя: «Кто с нами?», но никогда не пытались выяснить: «С кем мы?».
B такой ситуации стоит со всей серьезностью задаться вопросом: если противоречия между Соединенными Штатами и Китаем углубятся (а все чаще высказываются мнения не только о том, что они неизбежно углубятся, но и о том, что Китай сегодня в отношении США повторяет движения Германии в отношении Англии в 1909–1913 годах — см.: Luttwak, Edward. The Rise of China vs. the Logic of Strategy, Cambridge (Ma.), London: The Belknap Press of Harvard University Press, 2012), какую позицию стоит занять Москве? Следует ли и далее убеждать себя в выгодности участия на вторых ролях в ШОС и развивать конфронтацию с Америкой, или пересмотреть свои позиции?
Сегодня Китай является второй в мире военной державой после США по всем позициям, кроме стратегических ядерных сил. Его военные расходы в 2012 году составили $166,1 млрд. и выросли с 2000 года в 7,5 раз (по данным SIPRI: http://portal.sipri.org/publications/pages/expenditures/country-search, сайт посещен 22 декабря 2013 года); американские составили $680,4 млрд. и выросли за тот же период в 2,3 раза (рассчитано по: Economic Report of the President 2013, Washington (DC): United States Government Printing Office, 2013, table B-80, p. 419). Если процесс будет продолжаться теми же темпами, расходы двух стран сравняются через 12 лет. Имея Россию в союзниках, Китай будет обладать самой мощной военной машиной в мире еще раньше. Судя по его последним демаршам, Китай не остановится в притязаниях на то, чтобы в ближайшем будущем стать главной военной державой в Азии. Уже сейчас KHP имеет военные соглашения с Пакистаном, Мьянмой, Бангладеш, Шри Ланкой, Мадагаскаром и даже с Сейшелами, Мальдивами и Маврикием, а его воинские контингенты присутствуют в регионе от Мьянмы до Судана, что вызывает растущую обеспокоенность Индии и Японии (см.: Emmott, Bill. Rivals. How the Power Struggle between China, India and Japan Will Shape Our Next Decade, NewYork, London: Harcourt Brace, 2008, pp. 59–61). Несомненно, что Соединенные Штаты предпримут все от них зависящее для того, чтобы не допустить превращения Китая в соперничающую с Америкой морскую державу на Тихом океане и будут наращивать военно-политическое сотрудничество с Японией, Южной Кореей, Филиппинами, Индией и другими своими потенциальными союзниками в тихоокеанском регионе.
