Все признают, что в России «нормальной» западной экономики нет, но причины приводят разные. Одни ссылаются на наследие советской системы, другие — на ошибки реформаторов, третьи — на фатальное решение князя Владимира о принятии Православия от Византии. Модный в свое время экономист В.Найшуль даже пишет в «Огоньке» статью под красноречивым названием «Ни в одной православной стране нет нормальной экономики». Если вдуматься, то это просто нелепое утверждение. Православные страны есть, существуют иные по полторы тысячи лет — почему же их экономику нельзя считать нормальной? Разве не странно, что российские экономисты вдруг стали считать нормальной экономику Запада — недавно возникший тип хозяйства небольшой по населению части человечества?
Но даже если не принимать во внимание уникальность культурных основания западной экономики, считать ее образцом для России нельзя и по чисто материальным причинам. Ведь все знают (хотя не все признают вслух), что западный тип хозяйства, взятый за «норму», не только не может быть распространен на все человечество, но даже не может долго продолжаться на Западе. Это — выводы Конференции «Рио де Жанейро — 92», которых никто не оспаривает. Генеральный секретарь этой Конференции Морис Стронг подчеркнул: «Западная модель развития более не подходит ни для кого. Единственная возможность решения глобальных проблем сегодняшнего дня — это устойчивое развитие».
Нобелевский лауреат Я.Тинберген говорит о западном типе хозяйства как образце для всего мира в таких терминах: «Такой мир невозможен и не нужен. Верить в то, что он возможен — иллюзия, пытаться воплотить его — безумие. Осознавать это — значит признавать необходимость изменения моделей потребления и развития в богатом мире»302.
Если США, где проживает 5% населения Земли, потребляют 40% минеральных ресурсов, то любому овладевшему арифметикой человеку должно быть очевидно, что хозяйство США никак не может служить нормой для человечества.
Тогда почему же рыночную экономику называют нормальной? Принять как нормальное то, что не может быть нормой для всех и даже для 1/7 человечества — отказ от фундаментальных критериев классификации явлений, ведущий к тяжелому нарушению логики. Мы его наблюдаем постоянно. Вот, в программной статье В.Путина «Россия», опубликованной 31 декабря 1999 г., сделаны два главных утверждения:
— «Мы вышли на магистральный путь, которым идет все человечество… Альтернативы ему нет».
— «Каждая страна, в том числе и Россия, должна искать свой путь обновления».
Обе эти мысли взаимно исключают друг друга! Это типичный случай некогерентности рассуждения (не говоря о том, что первое утверждение неверно фактически — «третий мир», то есть 80% человечества, в принципе не может повторить путь Запада).
Но что означает для России переход к «нормальной» экономике — каковы реально были наши перспективы на этом пути? Ведь, аплодируя реформаторам, обещавшим такой переход, должна же была интеллигенция представить себе это изменение в жестких, абсолютных понятиях. Надо же было вслушаться в объяснения идеологов реформы. Н.П.Шмелев в важной статье трактует наши экономические перспективы так: «Наиболее важная экономическая проблема России — необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей…
Если, по существующим оценкам, через 20 лет в наиболее развитой части мира в чисто материальном производстве будет занято не более 5% трудоспособного населения (2-3% в традиционной промышленности и 1-1,5% в сельском хозяйстве) — значит, это и наша перспектива»303.
Давайте внимательно вчитаемся в каждое из этих утверждений. Во-первых, критерием «нормальности» экономики академик считает не степень удовлетворения жизненных потребностей населения и страны в целом, а наличие конкуренции. Это — поразительная вещь, ибо даже один из основателей концепции гражданского общества Гоббс признавал, что существуют два примерно равноценных принципа устройства хозяйства — на основе конкуренции и на основе кооперации, сотрудничества. Он пишет: «Хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаpя взаимной помощи, они достигаются гоpаздо успешнее подавляя дpугих, чем объединяясь с ними». Гоббс отдавал предпочтение конкуренции, но вовсе не считал этот принцип очевидно более эффективным. В своем выборе он исходил, скорее, из внеэкономических критериев.
На что же готов пойти Н.П.Шмелев ради приобретения такого блага, как «конкурентность»? На ликвидацию до 2/3 всей промышленной системы страны! Ну можно ли считать это рациональным утверждением? Можно ли после этого оправдываться, как Черномырдин, что, мол, «хотели как лучше»? Ведь черным по белому писали реформаторы, что деиндустриализация — их цель, «наиболее важная экономическая проблема России»304. Приняла интеллигенция эту цель по зрелом размышлении, сознательно ли она ее поддержала — или поленилась вникнуть в замыслы реформаторов?
В своем предисловии к «Черной книге коммунизма» А.Н.Яковлев предложил нашим реформаторам свою занудливую, без искры мысли доктрину — Семь «Д». Это те семь магических действий, которые надо совершить, чтобы в РФ возникло благолепие на базе частной собственности. Четвертым «Д» у него стоит деиндустриализация. Он прибавил к обозначению этой цели стыдливую, но бессмысленную оговорку — «экологическая». Мол, ликвидировать промышленность РФ надо из любви к природе. Этот раздел заполнен бессвязными и не имеющими отношения к теме банальностями вроде такой: «Сегодня более чем очевидно, что материальный и духовный мир едины». Что это такое, при чем здесь это? Как из этой чепухи вытекает, что в РФ надо проводить деиндустриализацию? А главный вывод апокалиптичен и столь же нелеп. Если, мол, наши заводы будут продолжать шуметь и дымить, то: «Сначала «положим зубы на полку» из-за почвенного Чернобыля, начнем угасать от химических продуктов и других индустриалльных отрав, в смоговых нечистотах. А потом что? Потом экологическая смерть». И подобное словоблудие привлекало нашу интеллигенцию!
А ведь это совершенно дикое в своей иррациональности стремление уничтожить отечественную промышленность было распространено в нашей реформаторской элите довольно широко. В важной перестроечной книге В.А.Найшуль пишет: «Чтобы перейти к использованию современной технологии, необходимо не ускорить этот дефектный научно-технический прогресс, а произвести почти полное замещение технологии по образцам стран Запада и Юго-Восточной Азии. Это возможно достичь только переходом к открытой экономике, в которой основная масса технологий образует короткие цепочки, замкнутые на внешний рынок. Первым шагом в этом направлении может стать привлечение иностранного капитала для создания инфраструктуры для зарубежного предпринимательства, а затем — сборочных производств, работающих на иностранных комплектующих»305.
Никакого экономического смысла в уничтожении отечественных промышленных предприятий быть не может — даже если они в данный момент неконкурентоспособны. Создать их стоило стране огромных усилий, и решение в момент кризиса раскрыть страну для убийства ее промышленности иностранными конкурентами следует считать разновидностью государственной измены. Д.И.Менделеев в похожей ситуации в конце ХIХ века предупреждал о необходимости защитить промышленное развитие народов России «против экономического порабощения их теми, которые уже успели развиться в промышленном отношении». Почему же в конце ХХ века наша интеллигенция послушала не Менделеева, а Шмелева? Надо же отдать себе в этом отчет.
Да хоть бы японцев послушали, если Менделеева забыли! Как раз когда в Москве в 1991 г. обсуждался закон о приватизации, в журнале «Форчун» был опубликован большой обзор о японской промышленной политике. Там сказано: «Японцы никогда не бросили бы нечто столь драгоценное, как их промышленная база, на произвол грубых рыночных сил. Чиновники и законодатели защищают промышленность, как наседка цыплят». Чудом надо считать не быстрое развитие японской экономики, ибо японцы поступают разумно, — а именно согласие российской интеллигенции на уничтожение отечественной промышленности.
Хотя бы сегодня мы обязаны разобраться в этом моменте, ведь речь идет о глубоком болезненном срыве в мышлении значительной части многомиллионной социальной группы высокообразованных людей. Заданная при этом срыве антирациональная структура мышления сохранилась, она воспроизводится как тяжелая болезнь. Ее надо изучать и лечить. Такое отношение к отечественной промышленности, к нашему национальному достоянию, поразило специалистов во всем мире. В докладе американских экспертов, работавших в РФ, говорится: «Ни одна из революций не может похвастаться бережным и уважительным отношением к собственному прошлому, но самоотрицание, господствующее сейчас в России, не имеет исторических прецедентов. Равнодушно взирать на банкротство первоклассных предприятий и на упадок всемирно-известных лабораторий — значит смириться с ужасным несчастьем»306.
