Однако и здесь Россия и Запад взамен конфронтации должны найти формы сотрудничества и совместно решать проблемы урегулирования конфликтов, поддержания мира, ликвидации последствий конфликтов и оказания гуманитарной помощи. Они должны вместе бороться с нестабильностью, незаконным перемещением оружия и наркотиков, организованной преступностью, нелегальной иммиграцией, агрессивным религиозным фундаментализмом и этническим сепаратизмом в обширной зоне — от Балкан и Центральной Европы до самой Центральной и Южной Азии. Ни России, ни Западу эту задачу поодиночке, и тем более действуя как соперники, не решить, — она разрешима только при совместных усилиях и достижении согласия относительно законных интересов новых постсоветских государств, России и держав "дальнего зарубежья" в этих регионах мира.
Трудно найти более достойную миссию в мире после "холодной войны". И это был бы один из наиболее важных факторов в будущем развитии отношений России с Западом, а также в обеспечении самых насущных нужд российской безопасности.
В последнее десятилетие ХХ века ход истории набрал такой высокий темп, что даже год-два представляются для прогноза весьма туманной перспективой. На 10, 15 или 20 лет можно с приемлемой степенью приближенности говорить лишь о тенденциях экономического, демографического и военного развития стран и регионов ввиду многолетней длительности объективных циклов их динамики. Если исходить из того, что в основе международных отношений начала ХХI века будут не идеологические или чисто геостратегические движущие мотивы, а в большей мере экономические интересы (включая доступ к энергоресурсам), которые будут определять новое группирование государств, соотношение их экономической и военной силы и их относительную роль в мировой политике, — то вырисовывается следующая картина.
В настоящее время по доле своего ВВП от суммарного мирового уровня США занимают около 21 %, Европейский Союз тоже примерно 21 %, Япония — 8 %, Китай — 7 %, а Россия — 1,7 %. По одному из авторитетных прогнозов, через два десятилетия, а точнее в 2015 году, США будут иметь 18 %, страны ЕС — 16 %, Япония — 7 %, Китай обгонит ее и составит 10 %, а Россия повысит свою долю до 2 %. [16] Но это — в самом лучшем случае, если в ближайшие годы прекратится ее экономический спад и начнется относительно быстрый подъем в 5–6 % в год.
Скорее всего, под влиянием экономических потребностей и политических соображений будет углубляться региональная экономическая интеграция. В ее рамках экономическая доля США вместе с Мексикой и Канадой (НАФТА) достигнет 19 %, как отмечалось, ЕС — 16 %, группировка восточноазиатских "тигров" (Гонконг, Тайвань, Южная Корея) — 5 %, а страны АСЕАН — 7 %. В зависимости от политических тенденций, путем экономической интеграции "тигры" и АСЕАН могли бы в совокупности составить более 12 %, опередив таким образом и Японию, и Китай и гарантировав свои права на нефтяной шельф западной части Тихого океана. В ином случае Китай вместе с Гонконгом и Тайванем мог бы достичь 12 % от мирового ВВП, а Япония в экономическом союзе с Южной Кореей и АСЕАН — 16 %, сравнявшись с Западной Европой и вплотную приблизившись к НАФТА. Как гипотетически экстремальный, но крайне маловероятный вариант, "общий рынок" всех быстро развивающихся государств Восточной Азии вместе с Китаем и Японией дал бы им почти 30 % мирового экономического потенциала, намного опередив Северную Америку и Западную Европу.
Эти прогнозы позволяют сделать как минимум три вывода. Первый состоит в том, что следующий век не станет эрой американской монополярности в мире, хотя США, вероятно, останутся самой сильной державой в военном отношении, если в ближайшее десятилетие не решат резко сократить свою в общем-то излишнюю военную мощь, чтобы повысить экономическую роль в мире. Второй — новая глобальная биполярность вряд ли наступит, поскольку объединение всех крупных государств западной части Тихого океана крайне маловероятно, равно как и экономическая интеграция НАФТА и ЕС.
И третье, самое важное для России. Даже в условиях многополярности, которая будет самой выгодной международной системой для России, ей через 20 лет отнюдь не гарантирована сколько-нибудь значительная роль в мире с ее в лучшем случае 2 % от мирового экономического потенциала. Правда, сейчас Россия все еще остается второй после США державой в военном отношении, во всяком случае по размерам своих Вооруженных Сил. Но при сохранении в России в целом ориентации на рыночную экономику этот потенциал будет постепенно, с некоторыми исключениями, приходить в соответствие с ее экономическими возможностями. Возврат полностью к централизованно-плановой экономике вызвал бы такие социально-политические потрясения внутри и вокруг России, что от ее военной силы вообще вряд ли что осталось бы. (Что не отменяет необходимости возрождения определенных плановых основ в управлении хозяйством — но прежде всего для поддержания социальных функций государства, проведения эффективной конверсии и военной реформы.)
Через 15–20 лет Вооруженные Силы общего назначения России будут в лучшем случае по численным параметрам на уровне крупного европейского государства (порядка 400–500 тыс. чел.), а ядерный арсенал — какова бы ни была его военно-политическая роль и используемость — где-то на промежуточном уровне между силами США в предполагаемых пределах следующего после СНВ-2 договора — СНВ-3 и нынешними силами третьих ядерных держав (около 800-1000 боеголовок). И это только в случае успешной военной реформы, которая должна обеспечить всестороннее улучшение качества за счет сокращения количества войск и вооружений.
При таком раскладе огромная и богатая природными ресурсами, но малозаселенная и запущенная в хозяйственном отношении российская территория (прежде всего за Уралом) может превратиться в ее главное уязвимое место. Особенно если соперничество в будущем мире будет преобладать над сотрудничеством и системами многосторонней безопасности.
В этой связи вопрос: с кем быть России в грядущей расстановке мировых сил — является кардинальным для российской безопасности и, более того, — для ее национального выживания. Предлагаемое некоторыми возрождение, с теми или иными изъятиями, Советского Союза или Российской Империи вряд ли возможно и не принесло бы искомых плодов. В экономическом плане это увеличило бы вес России, скажем, на 0,5 % и дало бы ей не 2, а 2,5 % от мирового уровня. Но, скорее всего, даже в чисто экономическом отношении это, наоборот, понизило бы российский потенциал, поскольку заставило бы Россию вновь превратиться в донора для многих республик. Зависимость стран СНГ от российской нефти и газа велика, но лишь постольку, поскольку они продаются ниже мировых цен, то есть в убыток России. Не говоря уже о настоящей интеграции, простая торговля России с другими странами СНГ весьма невелика (19 % от российского торгового оборота) и по всем прогнозам будет снижаться (до 15 % к 2005 г.). [17]Поскольку о силовом пути говорить не приходится, в экономическом плане воссоединение потребовало бы еще больших затрат и уступок от России, чтобы нейтрализовать конкуренцию предложений со стороны "дальнего зарубежья".
Безусловно, всесторонние отношения с постсоветскими республиками на добровольной основе и исходя из своей выгоды России необходимо развивать, и это может стать фактором ее дополнительного экономического роста и укрепления безопасности. Однако в силу различий уровня развития стран СНГ, специфики их внутреннего устройства, разнонаправленной внешнеэкономической ориентации и по-разному воспринимаемых потребностей безопасности — Россия при любом раскладе едва ли может стать в ряд мировых центров силы на базе СНГ. Более того, во имя воссоединения она рискует еще больше подорвать свою экономику и финансы и фактически утратить суверенитет над некоторыми собственными регионами, начиная с Северного Кавказа и Поволжья и кончая Сибирью и Дальним Востоком.
Диверсификация экономических и политических отношений Москвы за счет Ирана, Индии, Китая и других забытых поначалу (в 1992–1993 гг.) держав, несомненно, очень важна как в экономическом, так и в политическом отношении. Однако ни о какой реальной интеграции с ними, сравнимой с ЕС, НАФТА или АСЕАН, речи быть не может из-за глубоких различий во всем, начиная от культурных традиций, экономических систем и кончая геополитическими и стратегическими интересами. Предлагаемый отдельными российскими политиками союз с Китаем, конечно, в чисто экономическом плане соединил бы Россию с одним из растущих центров силы XXI века. Но даже если в конце концов того же захотел бы Пекин, то это было бы присоединение 2 % мирового ВВП к 10 % и 2,6 % населения к 21 %. Характер взаимоотношений таких союзников ни у кого не должен вызывать сомнений, особенно — учитывая политический характер строя Китая, быстро растущую военную мощь и острый дефицит природных ресурсов и территории по отношению к населению и хозяйственному потенциалу.
