Обычно исследователи, анализируя причины поражения, указывают на ошибки маршалов, например, в целом неудачные действия Нея, на инертность и безынициативность педантичного Э. Груши (его больше всего упрекают историки), упустившего Блюхера, а также на бездеятельность Н.Ж. Сульта, заменившего на посту бессменного начальника штаба выбывшего из строя маршала А. Бертье. Так же упоминается болезнь Наполеона в этот день (дизурия, геморроидальное воспаление и другие болезни). Слишком многие видели причину поражения в стечении неблагоприятных обстоятельств. Например, существует мнение, что французы не победили из-за отложенной атаки на 2 часа по причине утреннего дождя!? А победа так была близка, да и будущее Европы оказалось бы совсем другим! Вообще проиграли из-за какой-то пролившейся утренней тучи!
Легче всего перевалить все на непогоду и на подчиненных, выгораживая любимого полководца. В целом эти ошибки необходимо поставить в вину самому Наполеону, он сам выбрал и поставил этих лиц на ключевые посты, а затем контролировал их действия, задержка с переносом атаки на 2 часа это его решение, кроме того, именно он недооценил силы и боеспособность пруссаков после Линьи. Добавим, что и союзники допустили массу промахов, но французы не смогли ими воспользоваться. Но, не вдаваясь в подробности, необходимо сказать, что у французского императора в сложившихся политических условиях и с учетом громадного общего преимущества сил союзников на всех театрах военных действий шансов выиграть кампанию попросту не имелось. Сюда также можно приплюсовать и лимит времени, постоянно в последних кампаниях тяготевшим над «человеком великих катастроф».
Нельзя требовать от него невозможного, поэтому многие контрфактические рассуждения авторов плавно переходят в разряд фантастических, не имеющих ничего общего с происходившими событиями. Толкование историков-марксистов о том, что необходимо было поднять французский народ на революционную борьбу (чего якобы не сделали) и тем самым победить, также малопродуктивно и больше похоже на социальную демагогию. В какой-то степени все «сто дней» были актом революционным и, бесспорно, народным движением. Но страна, обескровленная двадцатилетием войн, уже исчерпала свой революционный энтузиазм, «надеть сапоги 1792 г.» было уже невозможно. Да и у нации в целом не имелось единого мнения, часть территорий выступала против, а административный аппарат, парламентские структуры и буржуазные слои в лучшем случае занимали нейтральную позицию. Добавим, что это происходило в условиях, когда против Франции ополчилась вся Европа, полная решимости добиться своих конечных целей. Например, в 1792 г. единого фронта европейских государств не существовало. Поэтому Наполеон, приказав маршалу Н.Ж. Сульту собрать отступавшие войска, сам отправился в Париж. Но уже одного решающего поражения оказалось достаточно, чтобы он упал в глазах властей предержащих. 10(22) июня Наполеон, загнанный в угол оппозицией, по требованию и под давлением палаты депутатов вынужден был вторично отречься от престола в пользу своего сына. Ему даже не позволили остаться в столице, после чего он удалился в Мальмезон, затем уехал в Рошфор, а 3(15) июля вынужден сдаться на милость англичан.
Многие соратники Наполеона советовали ему в Париже разогнать оппозиционных депутатов (повторить переворот 18 брюмера), но он не решился это сделать и после некоторого колебания повторно отрекся от престола. Это стало жирной точкой в истории империи. Д. де Вильпен в своей книге считает, что он совершил тем самым акт самопожертвования ради интересов Франции, так как за время пребывания на о. Эльба переосмыслил свое прошлое и в 1815 г. стремился уже создать либеральную конституционную монархию [614] . Мнение достаточно противоречивое и малоубедительное. Французский император был в первую очередь полководцем, а как типичный военный, никогда не являлся парламентским бойцом, всегда испытывал к этому институту отвращение и даже боязнь, поэтому ни о какой либеральной монархии в будущем речи идти не могло. При благоприятных для него обстоятельствах, учитывая его наклонности и предшествующий опыт, все свелось бы к личному диктату. Конечно, взгляды и убеждения Наполеона (но не характер) под влиянием событий могли корректироваться, но не так кардинально в этом возрасте. Такой властолюбивый человек (его главная цель – власть), не задумываясь, разогнал бы парламентариев (со временем), если бы не военная катастрофа при Ватерлоо. Основой его правления всегда являлась армия и военные успехи. Но его армия потерпела сокрушительное поражение. А как прагматик он реально понимал, что продолжить борьбу можно только при поддержке нотаблей, т. е. буржуазии, а она-то выразила как раз ему полное недоверие. Именно поэтому Наполеон-император, хорошо просчитав варианты, сошел с дистанции, даже не от усталости, а поняв, что окончательно проиграл, что шансов удержаться во власти уже не осталось.
Уже 8–9 (20–21) июня армии Блюхера и Веллингтона перешли границы Франции и начали уверенное продвижение к Парижу. Путь к французской столице оказался открытым. Чуть погодя во Францию вошли баварские, вюртембергские, австрийские, пьемонтские войска, а также контингенты германских владетельных особ. Героическое сопротивление и отпор отдельных французских отрядов и корпусов не могли исправить или кардинально изменить ситуацию при общем упадке духа войск. Основные силы русской армии под командованием М.Б. Барклая де Толли, направленные к границам Франции, просто физически не могли принять участие в военных действиях, хотя они шли достаточно быстро из Польши. Правда, авангард под командованием генерала К.О. Ламберта в начале июня участвовал в боях вместе с баварцами. Второй поход во Францию российских войск оказался почти бескровным, многие мемуаристы назвали его военной прогулкой. Между 12(24) и 18(30) июня русские полки переправились у Мангейма через Рейн, а уже 14(26) июня блокировали крепость Мец, где противник оказал упорное сопротивление, предприняв ряд вылазок. Гарнизон сдался лишь 12(24) июля. С ходу капитулировала лишь крепость Марсаль. Русские части также участвовали в обложении крепостей Вердена, Витри, Тионвиля, Туля, Саарбрюкена, Суассона, Фальцбурга и Ла-Пти-Пьера, затем Бича и Сарлуи, а специально сформированный отряд генерал-адъютанта А.И. Чернышева смог взять г. Шалон-сюр-Марн, при этом был взят в плен генерал А. Риго и до 500 рядовых, а также захвачено шесть орудий (единственные русские трофеи в этой кампании). Кроме того, русским отрядам в тылу пришлось еще бороться в лесах Вогезских гор с французскими партизанами, представлявшими более грозную силу, чем в кампании 1814 г. Этими фактами ограничиваются подвиги русских в 1815 г., если, конечно, не считать тягот похода войск с берегов Вислы к набережным Сены.
В Париже после отречения Наполеона власть перешла к Временному правительству во главе с Ж. Фуше, который, по общему мнению, тайно подготавливал возвращение Бурбонов в страну. Сопротивление отдельных малочисленных французских корпусов на всем периметре границ уже не играло решающей роли. Одна за другой союзникам на капитуляцию сдавались французские крепости. Войска объединенной Европы просто наводнили Францию. Л.Н. Даву, занимавший пост военного министра, один из самых талантливых наполеоновских маршалов, смог сосредоточить у Парижа до 80 тыс. человек и стремился не допустить взятия столицы, куда уже подошли армии Блюхера и Веллингтона. Но силы были слишком неравные. По подписанному соглашению 25 июня (7 июля) 1815 г. союзники вступили в Париж, а войска Даву должны были отступить за Луару. К англичанам и пруссакам присоединился кавалерийский отряд генерала Чернышева, также вступивший во французскую столицу. Он сообщил российскому императору о неприязненном отношении парижан к пруссакам и о просьбе герцога Веллингтона, чтобы именно русский царь прибыл в Париж, «дабы положить конец запутанности дел вообще».
Александр I тотчас из Сен-Дизье срочно выехал в Париж. В сопровождении небольшого эскорта он проделал путь длиной более 200 верст через территорию, еще не занятую союзниками, и 28 июня (10 июля) прибыл во французскую столицу. В это время там правили бал пруссаки, крайне ожесточенные против французов. Блюхер, например, жаждал расстрелять самого Наполеона, а поскольку это не удалось, то хотел взорвать Йенский мост и Вандомскую колонну, и для этого были сделаны необходимые приготовления. Это варварское решение было отменено лишь после вмешательства российского монарха. Везде, где находились прусские войска, устанавливался достаточно жесткий режим и процветало взимание контрибуций. В состав гарнизона Парижа, правда, по желанию Александра I, были введены русские 3-я гренадерская и 2-я кирасирская дивизии. Необходимо сказать, что в 1815 г. русские, шедшие во второй линии войск, оказались уже не столь влиятельной силой, как в 1814 г., они уже потеряли свое прежнее эксклюзивное положение. Как свидетельствовал прибывший во французскую столицу русский офицер Д.В. Душенкевич, город весь был заставлен бивуаками войск, «однако не русскими; и приметна была на каждом шагу какая-то смутная печать во всем Париже и на всех парижанах; тот же город, да не так в нем теперь, как было год тому назад» [615] . У Александра I не было уже прежнего безоговорочного влияния, безусловно, к его голосу прислушивались, но господствовало коллективное мнение союзников.
