Шестнадцатого марта 1968 г. рота американских солдат вошла в Милай 4 [община Сонгми] в провинции Квангнгай. Они окружили ее жителей, включая стариков и женщин с детьми на руках. Людей загнали в траншею, где американские военнослужащие методично их расстреляли. В «Нью-Йорк таймс» были опубликованы показания стрелка Джеймса Дорси на процессе лейтенанта Уильяма Колли:
«Лейтенант Колли и рыдающий стрелок по имени Пол Мидло – тот самый, что кормил детей конфетами, прежде чем застрелить их, – сбрасывали пленников в траншею.
Лейтенант Колли отдал приказ стрелять, я не помню точно слов – что-то подобное «Открыть огонь».
Мидло повернулся ко мне и сказал: «Стреляй! Почему ты не стреляешь?»
Он плакал.
Я сказал: «Я не могу. Я не буду».
Тогда лейтенант Колли и Мидло направили свои винтовки в сторону траншеи и начали стрелять.
Люди лежали один на другом; матери старались прикрыть своих детей».
Журналист Сеймур Херш в книге «Милай 4» пишет: «Когда в ноябре 1969 г. армейские следователи добрались до этой безжизненной территории, что было связано с расследованием в Соединенных Штатах инцидента в Милай, они обнаружили массовые захоронения в трех местах, а также траншею, полную трупов. По оценкам, истреблению подверглись от 450 до 500 человек, которых похоронили там же».
Армия старалась избежать огласки случившегося. Но достоянием общественности стало письмо рядового Рона Риденауэра, слышавшего об этой бойне. Существовали фотографии, снятые во время убийств армейским фотографом Роналдом Хэйберлом. Об этом написал С. Херш, в ту пору работавший на антивоенное агентство новостей в Юго-Восточной Азии под названием «Диспэтч ньюс сервис». Рассказ о резне появился в мае 1968 г. в двух французских публикациях, одна из которых называлась «Южный Вьетнам в борьбе», а другая была издана делегацией Северного Вьетнама на мирных переговорах в Париже, – но американская пресса не обратила на них внимания.
Несколько офицеров, принимавших участие в бойне в Милай, были отданы под суд, но только лейтенанта Уильяма Колли признали виновным. Его приговорили к пожизненному заключению, но этот срок дважды сокращался; Колли отсидел всего три года – Никсон отдал распоряжение о помещении его под домашний арест вместо обычной тюрьмы, – а затем он был помилован. Тысячи американцев встали на защиту бывшего лейтенанта. Часть из них сделала это по патриотическим мотивам, оправдывая его действия как необходимые в борьбе против «коммунистов». Другая часть, по-видимому, осознавала несправедливость осуждения одного человека в условиях войны, сопровождавшейся множеством подобных жестокостей. Полковник Оран Хендерсон, которого обвинили в сокрытии резни в Милай, сказал репортерам в начале 1971 г.: «У каждой части размером с бригаду есть своя Милай, запрятанная где-нибудь».
Действительно, бойня в Милай была уникальна лишь по своим деталям. Херш сообщал о письме рядового солдата своей семье, опубликованном в одной из местных газет: «Дорогие мама и папа. Сегодня мы ходили на задание, и я не очень горжусь собой, моими друзьями или моей страной. Мы сожгли все встретившиеся нам хижины! Это была небольшая цепь деревень, и их жители были невероятно бедны. Мое подразделение сожгло и разграбило их скудные пожитки. Позвольте мне объяснить вам ситуацию. Хижины здесь крыты пальмовыми листьями. Внутри каждой из них – укрытие, вырытое в высохшей грязи. Эти укрытия призваны защитить семьи. Что-то похожее на бомбоубежище. Командиры моего подразделения, тем не менее, выдумали, что эти убежища нужны для нападения. Так что нам приказали сжечь дотла каждую хижину, в которой было такое укрытие.
Сегодняшним утром в гуще этих домов приземлились десять вертолетов, и из каждой «вертушки» выпрыгнуло по шесть человек, и мы открыли огонь, как только коснулись ногами земли. Мы стреляли по всем хижинам, по которым могли… После этого мы сожгли эти постройки… Все [жители] плакали, просили и молили, чтобы мы не отрывали их друг от друга и не забирали их мужей и отцов, сыновей и дедов. Женщины причитали и стонали. Потом они в ужасе смотрели, как мы сжигаем их дома, личные вещи и еду. Да, мы сожгли весь рис и застрелили всех домашних животных».
Чем непопулярнее становилось правительство в Сайгоне, тем более отчаянные военные усилия предпринимались, чтобы компенсировать это. В секретном докладе Конгресса в конце 1967 г. говорилось, что Вьетконг раздал крестьянам в 5 раз больше земли, чем южновьетнамские власти, программа которых по распределению наделов «по существу, застопорилась». В докладе говорилось: «Вьетконг уничтожил господство землевладельцев и перераспределил земли, принадлежавшие отсутствующим хозяевам и правительству Южного Вьетнама, в пользу безземельных и тех, кто сотрудничал с представителями Вьетконга».
Непопулярность сайгонского режима объясняет успехи НФОЮВ в его проникновении в столицу и другие города, находившиеся под правительственным контролем в начале 1968 г. Их жители ничего не сообщали администрации. Это позволило НФОЮВ начать неожиданное наступление (совпавшее с праздником Тет, вьетнамским Новым годом), в результате которого его бойцы заняли центр Сайгона, блокировали аэродром Тонсоннут и даже захватили на короткое время американское посольство. Наступление было отбито, но оно продемонстрировало, что вся огромная огневая мощь, обрушенная Соединенными Штатами на Вьетнам, не уничтожила НФОЮВ, не подорвала его боевой дух, не лишила поддержки со стороны населения и не сломила его волю к борьбе. Это заставило правительство США по-новому оценить ситуацию и посеяло сомнения в американском народе.
Бойня в Милай, совершенная ротой обычных солдат, выглядела незначительным событием по сравнению с планами некоторых высокопоставленных военных и гражданских руководителей, намеревавшихся подвергнуть гражданское население Вьетнама массовому уничтожению. В начале 1966 г. помощник министра обороны Джон Макноутон, убедившись, что крупномасштабные бомбардировки населенных пунктов в Северном Вьетнаме не приносят желаемого результата, предложил иную стратегию. Воздушные налеты на деревни, говорил он, «вызывают волну сопротивления и неприятия за границей и внутри страны». Вместо этого он предлагал следующее: «Разрушение шлюзов и плотин, если осуществлять это правильным образом, может… дать очень многое. Это следует изучить. Такое разрушение не приводит к тому, что люди погибают или тонут. Затопление рисовых посевов через некоторое время приведет к повсеместному голоду (более миллиона человек?), в том случае если не обеспечить поставок продовольствия – которые мы и должны предложить «за столом переговоров»«.
Массированные бомбардировки были направлены на подавление воли вьетнамцев к сопротивлению, подобно бомбежкам населенных центров Германии и Японии во время Второй мировой войны – несмотря на публичные заверения президента Джонсона, что атакам подвергаются лишь «военные цели». Характеризуя налеты, правительство использовало выражение «еще один поворот винта». В 1966 г. ЦРУ, согласно «Документам Пентагона», рекомендовало «программу бомбардировок большей интенсивности», направленных против «устойчивости режима как целенаправленной системы».
Между тем по другую сторону вьетнамской границы, в соседнем Лаосе, где правительству правых, пришедшему к власти благодаря ЦРУ, угрожало восстание, был испепелен в результате бомбардировок один из прекраснейших уголков Земли – Долина кувшинов. Об этом не сообщалось ни правительством, ни прессой, но Фред Брэнфмен, американец, живший в Лаосе, писал в книге «Голоса из Долины кувшинов»: «На Долину кувшинов с мая 1964 по сентябрь 1969 г. было совершено более 25 тыс. авианалетов; на нее было сброшено более 75 тыс. тонн бомб; тысячи людей были убиты и ранены, десятки тысяч загнаны в подземелье, и все, что было на поверхности, сровняли с землей».
Брэнфмен, говоривший по-лаосски и долго живший в деревне в лаосской семье, взял интервью у сотен беженцев, которые наводнили столицу страны Вьентьян. Он записал их устные свидетельства и сохранил их рисунки. Двадцатишестилетняя медсестра из Сиангкхуанга так рассказывала о своей жизни в деревне: «В моей деревне я была одним целым с землей, воздухом, горными пастбищами, почвой, подготовленной к посевам риса и зерновых. Каждый день и каждую ночь при свете луны я и мои сельские друзья гуляли, перекликались и пели в лесах и полях среди трелей птиц. Во время сбора урожая и посева мы в поте лица все вместе трудились под солнцем и дождем, сражаясь с нищетой и лишениями, продолжая вести ту жизнь крестьян, что была уделом наших предков.
Но в 1964 и 1965 г. я ощутила содрогание земли и испытала ужас от звуков бомб, взрывавшихся вокруг моей деревни. Я стала прислушиваться к шуму самолетов, кружившихся в небе. Вот один из них опускает нос к земле, издает громкий рев, и сердце сжимается, когда вспышки и дым заволакивают все крутом, так что нельзя ничего увидеть. Каждый день мы обменивались с соседними деревнями новостями о бомбежках: поврежденных домах, раненых и убитых…
