Наши хозяйственники увлекались одной иностранной фирмой, которая изготавливала специальные приборы. Эта фирма хотя и находится в Америке, но целиком связана с немецкими разведывательными органами. Если наши хозяйственники консультировались у этой фирмы, то они консультировались у разведчиков гестапо. Поэтому со специальными приборами у наших хозяйственников получался большой конфуз и только потому, что они не додумались, что эта фирма немецкая, что это отделение гестапо, а это все объясняет. К этим фирмам нужно относиться с большими предосторожностями.
Примеров можно привести очень много. Но какой-либо схемы, ограниченных правил, способов разведки не существует. Одно и то же преступление можно раскрыть многими способами, но сумма взятых удачных способов решает дело. Надо изучать все обстоятельства дела, изучать людей, положительные и отрицательные стороны человека в зависимости от страны, в которой он жил и живет, от условий, в которых он находится, не исключая даже семейных. Эти все отрицательные стороны с нашей точки зрения, и положительные с точки зрения иностранных разведок, довольно широко ими используются. Часто спрашивают, как распознавать врага. Если бы я сказал, что есть прием N 1 и прием N 2, как распознавать врага, то это было бы неправильно. В каждом конкретном случае необходимы особые способы и методы разоблачения.
Например, на одном военном заводе, начиная от директора и кончая целым рядом людей на основных участках этого завода, сидели вредители. Вредительство проводилось так, что выпускали неправильные чертежи на детали. Эти неправильные чертежи встречали возражение со стороны целого ряда работников на заводе, потому что каждый мастер делает определенную деталь и каждый квалифицированный рабочий видит, что деталь не годится и по качеству металла, и по обработке, и по размерам. Таких сигналов было много. Но общественность завода успокоилась, что чертежи перерабатываются, что вносятся изменения. Это знали и активисты, и коммунисты и решили, что все будет в порядке. После ареста вредители рассказывали, что хотели сорвать массовое производство военного заказа путем усложнения технологического процесса. Они давали несуразно много деталей, чтобы потребовалось много нового инструмента, новых станков, усложняли технологический процесс, так что для его осуществления потребовалось бы много времени и даже переоборудование завода. Они говорили, что можно было сделать проще, но так как они хотели сорвать военный заказ, то намеренно усложняли процесс производства. На руководящих участках этого завода работали люди, которые не внушали никакого политического доверия; а завод фактически был в их руках. Это произошло потому, что на заводе не было настоящей большевистской бдительности.
На другом важнейшем заводе была троцкистско-зиновьевская террористическая банда, занимавшаяся вредительством, которое было видно каждому рабочему завода вплоть до сторожа. Но не было революционной бдительности на деле. На нашей партийной конференции выступали хозяйственники, выступали железнодорожники. Очень много говорили о бдительности. Но пока очень плохо поворачиваются для ликвидации последствий вредительства. Бдительность - это искусство. Это - искусство видеть недостатки, по-большевистски уметь их анализировать и докапываться: до корней, до людей, до машин и т. д., правильно проанализировать всю сумму ненормальностей на том или другом заводе и сделать определенные выводы. Бдительность надо проявлять на практике. А этого у нас еще нет. По целому ряду наших предприятий, где мы вскрыли вредительство, еще плохо ликвидируются последствия вредительства. У нас очень много возможностей, очень много людей, желающих честно работать и ликвидировать последствия вредительства.
Троцкисты и правые реставраторы капитализма давно перестали быть политическим течением, они стали наемными агентами иностранных разведок и с цинизмом палачей предавали нашу социалистическую родину. Например, в Ленинграде, по материалам Комиссии советского контроля и Комиссии партийного контроля и по нашим материалам, очень много раз указывалось профсоюзам на антигосударственную практику расходования средств, в частности, средств Соцстраха. Много миллионов разворовано. Оказалось, что и там сидели бандиты-троцкисты и правые, которые намеренно разворовывали средства, во-первых, на троцкистскую работу, а во-вторых, чтобы вызвать недовольство рабочих, дискредитировать аппарат Облпрофсовета. Что представляют собой эти троцкисты-шпионы и диверсанты? Если взять убежденного белогвардейца, то он после ареста более открыто рассказывает о своих контрреволюционных делах, как и где он занимался вредительством и т.д. А троцкисты и правые - это падаль. Все они начинают говорить о том, что они не виноваты. Они в свое время не один раз, а по 5-6 раз каялись и признавали свои ошибки, обещали исправиться и т.д. И все-таки тогда, когда троцкист пойман за руку, когда против него собраны изобличающие его материалы, он все же лжет, пытается еще маскироваться. Потом он начинает признаваться, что он как будто бы немного двурушник. Раньше он якобы не понимал, не анализировал ряда своих поступков, а теперь пришел к выводу, что да, действительно, у него по отношению к партии есть некоторые элементы двурушничества. Через некоторое время он признает, что он двурушник и не может быть в партии, но признать, что ему место в тюрьме, он не хочет.
Обман, клевета, двурушничество - все это в их арсенале. Есть у них вожаки, воротилы, зубры шпионажа, которые не хотят разговаривать, ведут себя демонстративно, но до поры до времени, так как все они были разоблачены как матерые террористы, диверсанты, лазутчики фашизма.
Правые реставраторы капитализма, орудовавшие в Облпрофсовете и в страхкассе, получили задание организовать террористическую группу. Для этого они связались с троцкистами и зиновьевцами и осуществили задание.
Как они там работали? Арестованная Дронь, работник страхкассы, показала следующее:
«Меня долго обрабатывали в троцкистском духе. В 1929 г. я активно поддерживала Смирнова Николая, который, как я уже показала ранее, решительно выступал с разоблачением антипартийной практики руководящей группы работников Облстрахкассы, сводившейся к тому, что государственные средства расходовались не по назначению, разбазаривались, разворовывались. Смирнов вскоре после нескольких резких выступлений с критикой был с работы уволен, а в отношении меня, Дронь, Кулешов и особенно Авдашев таких резких мер не приняли, руководствуясь, как я потом поняла, соображениями привлечь меня на свою сторону. Кулешов, а впоследствии Давыдов Роман и особенно Авдашев стали проявлять ко мне подчеркнутую заботливость и внимательность. Давыдов по поводу критики сотрудниками страхкассы недостатков моей, Дронь, работы успокоительно заявил: «Ничего, Богдаша, кого любим, того и ругаем». Авдашев, зная мое неважное материальное положение (я не получала помощи от мужа, с которым в тот период фактически разошлась), проявлял особую заботу обо мне. Он, Авдашев, добился того, что из рядового статистика меня выдвинули инструктором, следил за тем, как я питаюсь в столовой, и с серьезным видом неоднократно заявлял, что поставит в парткоме обо мне вопрос на предмет наложения на меня взыскания за мою невнимательность к самой себе. Такое подчеркнутое отношение ко мне меня подкупало, и естественно, что я с этими людьми быстро сблизилась, стала в их среде своим человеком, не только не опасным для разоблачения их деятельности, но и сообщником в проводимой контрреволюционной работе. Я стала чаще появляться в среде участников контрреволюционной группы правых».
Вот как подходили эти негодяи, заклятые враги народа к человеку, которого так или иначе они использовали. Вот один из методов подхода к человеку - задобрить, оказать ему внимание и так постепенно, постепенно вовлечь его в свою сеть. Так получилось и с этой Дронь.
Кстати, надо сказать, как один шпион работал в Облпрофсовете. Это некий Вишняк, который заведовал иностранным бюро Ленинградского Облпрофсовета. Он родился в Новгороде, был сионистом, после Октябрьской революции бежал в Польшу, попал в контрразведку. Там он немного поработал, затем его послали в Германию. В Германии ему сказали: «Веди себя, как большевик, пролезь в Германскую коммунистическую партию, участвуй в ее работе так, чтобы тебе дали командировку в Советский Союз». Он долго этого добивался, но ничего не выходило. Но вот он примкнул к троцкистской группировке Рут Фишер и Маслова. По заданию разведки он проделал хитрую комбинацию. Он сумел обойти полпредство за границей так, что ему дали разрешение на въезд в СССР. Он приехал сюда и поступил на работу в иностранный отдел Облпрофсовета. Его жена работала в интернациональном клубе моряков. Эта парочка вела контрреволюционную провокационную работу среди шуцбундовцев. Если тот или иной революционно настроенный иностранный моряк был недостаточно осторожен в своих разговорах в интернациональном клубе моряков, то по приезде в Германию его вызывали куда полагается и сажали в тюрьму. Характерно, что Облпрофсовет, хотя и имел сигналы о провокационной деятельности Вишняка, никаких мер не принимал. Впрочем, это и неудивительно, ибо Вишняк там пришелся ко двору.
