«…Учеба за компьютером всегда занятие одиночки: человек один сидит перед экраном, неотрывно смотрит в него и щелкает клавишами. Это еще в большей степени относится ко всем прочим средствам коммуникации – от айпэда и смартфона до планшетного ПК.
В этом месте технофил может возразить, что развитие краудсорсинга в сочетании с феноменом коллективного интеллекта может дать человечеству новые средства совместной обработки информации, масштаб которых мы еще не можем в полной мере оценить.
…Люди не муравьи и не пчелы. Крупные духовные достижения возникают в одном головном мозгу, а не у сотни человек одновременно. “Мона Лиза”, “Лунная соната”, “Сон в летнюю ночь”, “Фауст”, интегральное вычисление, теория относительности или доказательство последней теоремы Ферма возникли в одном очень хорошо образованном головном мозгу.
В настоящее время я не вижу, чтобы цифровые средства массовой информации и коммуникации ускоряли, углубляли или каким-либо иным способом улучшали процесс формирования головного мозга…» – гневается Манфред Шпицер.
Вот и выходит: у белых в больших городах идет дегенерация по Колхауну, рождаемость тут – никакая. При этом детей с ходу принимаются превращать в «цифровых слабоумных» с недоразвитым мозгом. В нынешней Москве врачи бьют тревогу: до 70 % детей идут в школу с недоразвившейся корой головного мозга! Уже и в Москве первоклашкам навязывают делание домашних заданий через Интернет.
Казалось бы, давно пора прекращать деградацию. Но мы снова и снова слышим: «Будущее – за игрофикацией образования!». То есть университеты тоже надо превратить в детские сады, а учебу будущих врачей, инженеров, физиков – в игру. Не делать виртуальную реальность игр дополнением к «скучной» учебе, требующей труда и напряжения интеллекта (тренировки и усложнения мозга), а заменять игрушками все! В начале 2015 года школа управления «Сколково» и странное российское Агентство стратегических инициатив (АСИ) выпустили доклад о будущем образования «Игра захватывает школу». Ну, насчет умения сколковцев и АСИ конструировать будущее у меня нет никаких иллюзий. Все, на что они способны, – так это подражать западным модам. Повторять все западное как истину в последней инстанции, как божественное откровение, сомневаться в коем преступно. Чтобы предсказать, что будет в форсайтах таких аси-сколковых, достаточно изучать заграничную прессу. Россиянские «интеллектуалы» глубоко вторичны и провинциальны, сами конструировать (а не «форсайтировать») Будущее они не в силах. Раз на Западе сказали, что будем учиться с помощью игр, так тому и быть!
Наши специалисты по образованию схватились за голову. Превратить еще и вузы в игральные центры, сделать игру в школе не внеклассным занятием, а основным? Это же конец образования. Дмитрий Сапрыкин, один из руководителей инновационной фирмы «Лазеры и аппаратуры» в Зеленограде, объясняет: человек должен учиться не в игре, а в серьезном деле. Нужно вернуться к практике западного и русского (советского) инженерного образования первой половины ХХ века. Тогда студент, получается, учился круглый год. Три семестра были занятиями в вузе, в университете или институте. А летом начиналась практика – четвертый семестр. Например, будущий инженер-кораблестроитель должен был поочередно пройти настоящую практику и в плавании на настоящем судне, и на кораблестроительной верфи, и в порту. Не играя, а реально работая и познавая корабли со всех сторон! Да еще и получить отзыв от сторонних людей, принявших его на практику. Так, говорил нам Сапрыкин, учили будущих корабелов в Российской империи. Так надо учить и современных студентов, качество коих падает драматически. Дмитрий знает, что говорит: его компания строит сложные оптомехатронические станки с лазерными инструментами обработки.
За голову схватился и питерский педагог Александр Пронин, опубликовавший свою статью в журнале «Кот Шредингера» в июне 2015-го.
«…Очень хорошо вижу, что детская индустрия самым отрицательным образом сказывается на развитии детей. Как и любая индустрия, она ориентируется на удовлетворение спроса, а детский спрос, если его хорошенько не корректируют родители, направлен на то, что быстро летает, громко взрывается, мало думает и почти не разговаривает. Или обходится громоподобными возгласами типа: “I’m Hulk, I will kill you!”.
Серьезное беспокойство вызывает также идея создания игровой среды, где дети учатся как бы исподволь. Исходя из моего опыта, дети (как и их родители!) не хотят становиться объектом каких-либо манипуляций, даже тех, которые прикрываются благо целью. Учеба должна быть сознательной, и только в таком случае она приносит пользу в полном объеме.
Фраза “Хороших учителей на всех не хватает, а компьютерную игру можно тиражировать сколько угодно!” звучит фантастически безответственно. Как ни крути, достойного преподавателя никакая машина не заменит. Надо ли придумывать игрушку для мотивации к труду, если достойный уважения взрослый, преподаватель, будет самим жизненным примером неформального отношения к своей профессии и своим собственным трудом прививать ученикам любовь к труду ради самого труда? Звучит, конечно, утопичнее роботов-наставников.
И наконец, самое тревожное в этом взгляде на геймификацию – стремление дать немедленное вознаграждение детям за их труд в виде простого и непосредственного удовольствия. Весь опыт человечества говорит, что успеха достигает тот, кто готов ждать награды, а кто хочет получить свое сейчас же, ходит в рабах.
В качестве научного подтверждения – эксперимент с зефиринками, впервые проведенный в Стэнфордском университете в еще в 1960-е годы, и с тех пор многократно повторенный. (Так называемый “Маршмеллоу-тест”, о коем мы расскажем в нашей книге дальше – М. К.) Его целью было посмотреть, кто из учеников больше ориентирован на отложенное вознаграждение, а кто – на немедленное. Потом детей из этих групп наблюдали в течение многих лет по мере их взросления и выяснили, что в долгосрочной перспективе, статистически, успешнее те, кто был готов ждать…».
Пронин доказывает: игра нужна скорее на этапе введения в материал. Она может создать психологически безопасное для ребенка пространство, где никто не станет над ним смеяться и ставить плохие оценки, которые вызывают страх перед гневом родителей. Или страх оказаться хуже своих успешных пап и мам. Вот тут игра – как дополнение к нормальной учебе – действительно может помочь. Скажем, ролевая игра, где ребенок действует за вымышленного персонажа. И это именно дополнение к веками проверенной учебе, а не замена ее.
«…Не надо стараться сделать из детей охочих до быстрого вознаграждения лоботрясов, ждущих, что роботы исподволь, без особого напряжения их чему-то обучат. Надо помочь им снять напряжение и дать возможность почувствовать радость серьезных личных открытий в науке. Для этого и нужна игра на уроке, но вряд ли это будет часть того блестящего пластикового мира, который так роскошно описан прогнозистами из “Сколково” и АСИ…» – считает педагог.
Соглашусь с ним. И добавлю: и студентов вузов нельзя превращать в играющих инфантилов! Необходимо вернуться к опыту передовых советских вузов, которые с третьего курса предлагали студентам реально работать над реальными проектами в конструкторских бюро и научно-исследовательских институтах СССР. То есть там, где они могли учиться у практиков-профессионалов, как ученики и подмастерья – у мастеров старых времен. Где зубры-мастера могли подбирать себе способных юношей и девушек – продолжателей их дела.
Нынешний философ-практик Сергей Чернышев в семидесятые учился в знаменитом физтехе МФТИ, где студенты с третьего курса погружались в реальную работу в настоящих научно-исследовательских центрах. (Физтех вообще тесно связывал образование с практической деятельностью.) И вот еще студентом Сергей Чернышев принимал участие в разработке темы перехвата вражеского аппарата на орбите:
«Первая моя дипломная работа на Физтехе ‹…› была посвящена перехвату спутника на орбите. Задача была, мягко говоря, достаточно прагматической: вот орбита, по которой летим мы на корабле “Красный октябрь” (ныне, соответственно, “Двуглавый орел”). И нам надо перехватить противника или (в мирном варианте) попросту состыковаться.
Советская система сближения в 70-е гг. работала сермяжно: командир “Красного октября” наводил визир на мишень, командовал: “Н-но!” – двигатели выстреливали газовой струей назад, и корабль устремлялся вперед. Но коварные особенности космического пространства приводили к тому, что тут же возникали всякие там силы Кориолиса, неожиданные боковые ускорения – в космосе нет прямой дороги. И потому корабль кренился набок, закручивался и улетал куда-то не туда. Цель уплывала из визира, командир выкрикивал грубые слова в открытый космос… потом вновь наводил визир и вновь командовал: “Трогай!”. Так приходилось делать по многу раз, покуда перехват наконец не осуществлялся.
