Думаю, что вывод очевиден. «В 1970-х политическое крыло национального корпоративного сектора,— пишет Эдселл,— развернуло одну из мощнейших кампаний по борьбе за власть в новейшей истории». К началу 1980-х «эта группировка приобрела размах, сопоставимый с масштабом ее влияния в 1920-е годы»[67]. К 2000 году, использовав приобретенное влияние, эта группа восстановила утраченную долю в национальном богатстве и увеличила объем собственных доходов до уровня, не виданного с 1920-х.
В Великобритании формирование консенсуса происходило иначе[68]. События в Йоркшире и Канзасе разворачивались неодинаково. Культурные и политические традиции двух стран серьезно отличались. В Британии не существовало правых христиан-протестантов, которые могли бы сформировать моральное большинство. Корпорации там были склонны поддерживать публичные политические действия (и практически не участвовали в деятельности политических партий). Влияние на политику они оказывали с помощью связей, основанных на классовой принадлежности и привилегиях и давно связавших правительство, академические и юридические круги и общественный сектор (который в то время еще оставался традиционно независимым) с лидерами промышленности и финансов. Политическая ситуация в стране тоже была иной, так как лейбористская партия создавалась в качестве инструмента влияния рабочего класса и зависела от сильных профсоюзов. В Великобритании сформировалась гораздо более сложная и всеобъемлющая структура социального обеспечения, чем в США. Основные отрасли экономики (добыча угля, производство стали, автомобилестроение) были национализированы; значительная доля жилья оставалась общественной собственностью. Начиная с 1930-х, когда Окружной совет Лондона во главе с Гербертом Моррисоном оказался в авангарде политических процессов, лейбористская партия приобрела серьезное влияние на муниципальные власти. Этот факт подтверждается и тем, что единство в обществе было достигнуто именно благодаря профсоюзному движению и муниципальной власти. Даже когда партия консерваторов пришла на довольно продолжительный срок к власти после Второй мировой войны, она не предпринимала попыток изменить складывающуюся систему социального обеспечения. В 1960-х лейбористское правительство отказалось отправить войска во Вьетнам, и благодаря этому страна избежала внутренних конфликтов, неизбежно возникших бы в случае участия в непопулярной войне. После Второй мировой войны Британия согласилась начать деколонизацию (хотя и неохотно, а в некоторых случаях не без жесткой борьбы и нажима со стороны США). После безрезультатного выступления в Суэце в 1956 году постепенно (и снова неохотно) Британия была вынуждена отказаться от открытых проявлений имперской власти, и подтверждением тому стал вывод британских войск из Суэца в 1960-х. Великобритания активно участвовала в операциях НАТО под прикрытием военных сил США. Тем не менее ее влияние еще ощущалось на большей части территорий бывшей империи, и это нередко приводило к конфликтам с другими политическими силами (как, например, в ходе кровопролитной гражданской войны-в Нигерии, когда новообразованная республика Биафра попыталась обрести независимость). Суть отношений Британии с бывшими колониями во многом по-прежнему сохранялась. Неоколониальная система только усиливала, а не искореняла коммерческую эксплуатацию бывших колоний. Приток населения из бывших колоний в Великобританию начинал влиять на положение в стране.
Многолетнее господствующее положение Британии позволило сохранить роль лондонского Сити в качестве финансового центра и после деколонизации. В 1960-х Великобритания стремилась поддержать и усилить влияние Сити на фоне появления новых мировых финансовых центров. Возник ряд противоречий. Действия государства, направленные на защиту финансового капитала (с помощью манипуляций с процентной ставкой), чаще всего вступали в конфликт с потребностями собственного промышленного капитала (провоцируя тем самым структурный раскол внутри класса капиталистов) и нередко препятствовали расширению внутреннего рынка (ограничивая возможность кредитования). Политика поддержания сильного фунта стерлингов подрывала экспортный потенциал британской промышленности и в конце концов спровоцировала платежный кризис 1970-х. Возникли противоречия между «встроенным либерализмом», сложившимся внутри страны, и либерализмом свободного лондонского капитала, оперирующего на международных финансовых рынках. Сити — мировой финансовый центр — долгое время поддерживал монетаристскую, а не кейнсианскую политику и поэтому стал основой сопротивления политике «встроенного либерализма».
Система социального обеспечения, созданная в Великобритании после Второй мировой войны, не могла одинаково устраивать все без исключения слои общества. Ее серьезно критиковала пресса (особенно уважаемая FinancialTimes), которая все больше поддерживала интересы финансового капитала. Индивидуализм, свобода и независимость преподносились как ценности, противоположные удушающей бюрократической некомпетентности государственного аппарата и подавляющему влиянию профсоюзов. В 1960-е годы такое критическое мнение стало очень популярным и получило еще большую поддержку в суровые 1970-е — годы экономической стагнации. Люди боялись, что Великобритания превратится в «корпоративное государство, обреченное оставаться посредственностью»[69]. Хайек занял другую позицию, которую поддерживали университеты и, что важнее, Институт экономических отношения (основанный в 1955 году), где в 1970-е годы заметной фигурой стал Кит Джозеф, который позже стал основным советником Маргарет Тэтчер. Серьезное влияние на общественное мнение оказал возникший в эти годы Центр политических исследований (Center for Policy Studies) (1974), и Институт Адама Смита (1976). Влиятельная пресса все больше поддерживала неолиберальные идеи. Еще раньше стали заметны молодежные движения (отличившиеся политической сатирой) и новая поп-культура «свингующего Лондона» 1960-х — все это бросало вызов традиционной модели классовых отношений. Все большее значение приобретали идеи индивидуализма и свободы самовыражения. Склоняющееся влево студенческое движение, на которое в значительной степени повлияли слож-. ные взаимоотношения с сильной классовой системой и колониальным наследством, также становилось активным элементом британской политики — как и в других странах в 1968 году. Неуважительное отношение к классовым привилегиям (будь то аристократы, политики, государственные чиновники) переросло в эпоху постмодернизма в откровенный радикализм. Скептицизм в отношении политики объясняет подозрительное отношение к глобальным идеям мироустройства.
Существовало много элементов, которые могли стать основой для формирования согласия в отношении поворота к неолиберализму. Как политическая фигура Тэтчер не возникла бы и уж точно не преуспела бы, если бы не серьезный кризис накопления капитала в 1970-е годы. Стагфляция ударила по всем слоям общества. В 1975 году инфляция взлетела до 26%, число безработных превысило 1 миллион человек (см. рис. 1.1). Национализированные отрасли выкачивали ресурсы из казны. Началась конфронтация между государством и профсоюзами. В 1972 и 1974 годах шахтеры (работники национализированной отрасли) впервые с 1926 года провели забастовки. Шахтеры всегда были в авангарде британского трудового движения. Их зарплаты не соответствовал» росту инфляции; население сочувствовало их выступлениям. Правительство консерваторов в разгар забастовки объявило чрезвычайное положение» ввело трехдневную рабочую неделю и обратилось к населению за поддержкой. В 1974-м были объявлены выборы. Консерваторы проиграли. Лейбористы снова пришли к власти и прекратили забастовку на выгодных для шахтеров условиях.
Это была пиррова победа. Лейбористы не могли выполнить условий договора с шахтерами. Финансовые трудности усугублялись, кризис платежей возник одновременно с огромным бюджетным дефицитом. Обратившись за кредитом к МВФ в 1975—1976 годах, Великобритания оказывалась перед выбором: либо подчиниться бюджетным ограничениям, как требовал МВФ, либо объявить банкротство и пожертвовать национальной валютой, угрожая интересам финансового Сити. Был выбран первый путь. Начались драконовские сокращения бюджета в области социального обеспечения[70]. Лейбористы выступили против материальных интересов тех, кто их поддерживал. Но и это не помогло разрешить кризис накопления капитала и погасить стагфляцию. Правительство безуспешно пыталось маскировать сложности за корпоративистской идеей, предполагавшей, что каждый должен пожертвовать чем-то ради государства. Бывшие сторонники лейбористов были уже в открытой оппозиции, зимой 1978 года работники общественного сектора провели ряд забастовок. «Работники госпиталей прекратили работу, и объем предоставляемых медицинских услуг пришлось серьезно ограничить. Забастовали могильщики. Объявили забастовку водители грузовиков. Разрешалось выпускать в рейс только машины со знаком «товары экстренной необходимости». В железнодорожных кассах появились таблички «сегодня поездов не будет»… бастующие профсоюзы, казалось, поднимут всю страну»[71]. Проправительственная пресса вовсю трубила о жадности и неконструктивной позиции профсоюзов. И население перестало их поддерживать. Правительство лейбористов ушло в отставку. На следующих выборах Маргарет Тэтчер выиграла с серьезным преимуществом. Избиратели среднего класса поддержали идею ограничения влияния профсоюзов.
