Тем не менее, умрет «Исламское государство» нескоро, и ситуация там может пойти в самом ужасном направлении. Если ИГ добьется преданности от «Аль-Каиды», одним махом укрепив единство своей базы, появится такой страшный враг, какого мы не видели никогда. Раскол между ИГ и «Аль-Каидой» наступил лишь в последние несколько месяцев. В декабрьском номере журнала «Дабик» появилась пространная статья перебежчика из «Аль-Каиды», который называет эту группировку коррумпированной и неэффективной, а Завахири – очень отдаленным и несоответствующим своему месту лидером. Но мы будем очень внимательно следить за любыми попытками сближения.
Если не случится подобного рода катастрофы, или, например, если ИГ не пойдет на штурм Эрбиля, то масштабное наземное вторжение наверняка только ухудшит ситуацию.
Было бы легко и просто назвать проблему «Исламского государства» «проблемой ислама». У религии всегда есть множество толкований, и сторонники ИГИЛ попадают на крючок той интерпретации, которой они отдают предпочтение. Но просто осуждать «Исламское государство», называя его неисламским, будет контрпродуктивно и приведет к обратному результату, особенно если те, кто услышит эти осуждения, читали священные тексты и видели, что там открыто одобряются и поддерживаются те порядки, которые устанавливает ИГИЛ.
Мусульмане могут говорить, что рабство сегодня противозаконно, и что распятие на кресте в данный исторический момент является злом. Многие именно так и говорят. Но если они будут открыто осуждать рабство и распятие, они войдут в противоречие с Кораном и с жизненным примером пророка. «Единственная принципиальная позиция, которую могут занять оппоненты ИГ, заключается в утверждении о том, что некоторые основные тексты и традиционные учения ислама больше не имеют силы», – говорит Бернард Хейкел. Но это уже будет актом вероотступничества.
Идеология ИГ оказывает мощное влияние на определенную часть населения. Лицемерие и жизненные противоречия перед ее лицом исчезают. Муса Серантонио и салафиты, с которыми я встречался в Лондоне, абсолютно невозмутимы. Ни один из заданных мною вопросов не поставил их в тупик. Они многословно читали мне нотации, делая это весьма убедительно (особенно если поверить в их исходные посылки). Мне кажется, если называть ИГ неисламским, эти люди в споре на данную тему одержат верх. Будь они брызжущими слюной маньяками, я бы мог предсказать, что их движение выдохнется, поскольку эти психопаты будут один за другим подрывать себя или превращаться в кровавые кляксы от ударов беспилотников. Но эти люди говорили с ученой точностью, и мне даже показалось, что я очутился на семинаре, на каком-нибудь старшем курсе. Мне даже понравилось в их компании, и это напугало меня не меньше всего прочего.
Немусульмане не могут указывать мусульманам, как правильно следовать своей религии. Но мусульмане давно уже начали эти дебаты в собственных рядах. «Нужны стандарты, – сказал мне Анджем Чаудари. – Человек может утверждать, что он мусульманин. Но если он верит в гомосексуализм и в употребление спиртных напитков, тогда он не мусульманин. Разве употребляющего в пищу мясо можно назвать вегетарианцем?»
Но есть и другая ветвь ислама, которая демонстрирует твердую альтернативу «Исламскому государству». Она такая же бескомпромиссная, но с противоположными выводами. Эта ветвь оказалась весьма привлекательной для многочисленных мусульман, испытывающих психологическое стремление добиться неукоснительного исполнения каждой строки, каждого положения священных текстов, как это было на заре ислама. Сторонники ИГ знают, что делать с мусульманами, игнорирующими отдельные положения Корана: их нужно обвинять в неверии и подвергать осмеянию. Но они также знают, что некоторые мусульмане читают Коран столь же прилежно, как и они сами, а поэтому представляют реальную идеологическую угрозу.
Багдади салафит. Слово «салафит» стало сродни словам «злодей» и «дикарь» – отчасти из-за того, что подлинные злодеи и дикари шли на битву под салафитскими знаменами. Но большинство салафитов не джихадисты, и они в основном принадлежат к сектам, отвергающим «Исламское государство». Как отмечает Хейкел, они стремятся к расширению границ ислама, его земель, и могут, пожалуй, прибегать в этих целях к чудовищным злодеяниям типа обращения людей в рабство и отрубания конечностей – но в каком-то отдаленном будущем. Их главный приоритет – это личное очищение и соблюдение религиозных норм и правил. Они считают, что все мешающее этим целям и нарушающее ритм жизни, молитву и процесс познания, как то война или беспорядки, должно быть под запретом.
Такие люди живут среди нас. Прошлой осенью я побывал в Филадельфии в мечети 28-летнего имама-салафита Бретона Поциуса (Breton Pocius), носящего имя Абдулла. Его мечеть стоит на границе между опасным криминальным кварталом и облагороженным районом. Аккуратная борода дает ему возможность ходит по последнему, почти не выделяясь.
Поциус получил католическое воспитание в польской семье в Чикаго, но 15 лет назад перешел в ислам. Как и Серантонио, он демонстрирует глубокие знания древних текстов, а также приверженность им в силу собственной любознательности и учености. Поциус убежден, что только они дают возможность избежать геенны огненной. Когда я встретился с ним в местной кофейне, он принес с собой кораническую богословскую книгу на арабском языке и самоучитель японского. Он готовился к проповеди о долге отцовства, которую ему предстояло прочесть 150 прихожанам своей мечети во время пятничной молитвы.
Поциус сказал, что его главная цель – убеждать прихожан своей мечети вести праведную жизнь. Но усиление «Исламского государства» вынудило его обратиться и к политическим вопросам, от которых салафиты обычно очень далеки. «То, что они говорят о правилах молитвы и о манере одеваться, я тоже говорю в своей мечети, и никаких различий между нами нет. Но когда они доходят до таких вопросов, как общественные волнения, они начинают говорить как Че Гевара», – заявил он.
Когда появился Багдади, Поциус начал действовать под лозунгом «Он не мой халиф». «Времена пророка были периодом страшного кровопролития, – сказал он мне. – И он знал, что хуже всего для людей это хаос, особенно внутри уммы (мусульманское сообщество). Соответственно, – отметил Поциус, – правильное поведение для салафита – это не сеять семена разногласий, не создавать фракции и раскол, и не объявлять братьев-мусульман вероотступниками».
На самом деле Поциус, как и большинство салафитов, считает, что мусульмане должны быть как можно дальше от политики. Эти тишайшие салафиты, как их порой называют, согласны с ИГ в том, что шариат – это единственный закон. Они избегают таких вещей, как выборы и создание политических партий. Но неприятие Кораном разногласий и хаоса они интерпретируют так, что им необходимо соглашаться практически с любым руководителем, пусть даже он явный грешник. «Пророк сказал: если правитель не впал в явное безверие (куфр), полностью подчиняйтесь ему», – заявил мне Поциус. Классические «книги веры» тоже говорят о недопустимости общественных потрясений. Тишайшим салафитам строго запрещено отделять одних мусульман от других, например, путем массового отлучения от веры. Живя без клятвы верности, сказал Поциус, человек действительно становится невежественным и темным. Но такая клятва вовсе необязательно должна означать верность и преданность халифу, а уж тем более Абу Бакру аль-Багдади. В общем, она может означать преданность религиозному общественному договору и сообществу мусульман. А есть халиф или нет, это неважно.
Тишайшие салафиты считают, что мусульмане должны направлять свою энергию на совершенствование личной жизни, включая молитву, ритуалы и гигиену. Ультраортодоксальные евреи тоже спорят насчет того, кошерно или нет в шабат отрывать куски туалетной бумаги (не будет ли это считаться разрыванием одежды?), тратят массу времени, проверяя, не слишком ли длинные у них брюки, и тщательно следят за тем, чтобы в одних местах бороды у них были пострижены, а в других всклокочены. Салафиты считают, что за такое неукоснительное соблюдение правил Всевышний дарует им силу и приумножение рода, а может, благодаря этому даже появится халифат. И вот в этот-то момент мусульмане отомстят и одержат славную победу при Дабике. Но Поциус приводит слова многочисленных богословов-салафитов, которые утверждают, что праведным путем халифат может возникнуть только по явному повелению Всевышнего.
Конечно, ИГ с этим согласится и скажет, что Всевышний помазал на царство Багдади. Поциус в ответ как бы взывает к смирению. Он приводит слова одного из сподвижников пророка Абдуллы ибн Аббаса, который спрашивал несогласных, как им, находясь в меньшинстве, хватает наглости указывать большинству, что правильно, а что нет. Само по себе несогласие запрещено, поскольку может вызвать кровопролитие и расколоть умму. Даже то, как был создан халифат Багдади, противоречит ожиданиям, сказал Поциус. «Халиф – это тот, кого собирается поставить Аллах, – рассказал он мне. – И для этого необходимо согласие богословов из Мекки и Медины. Но этого не было. ИГИЛ появился из ниоткуда».
