назвать протосоциа-листическим. Они учили, что
«на земле не должно быть ни королей, ни властелинов, ни подданных; налоги и подати должны быть уничтожены; никто не может принудить к чему-либо другого, ибо все должны быть братьями и сестрами. Подобно тому как на горе Таборе нет ничего твоего или моего, но все общее, так и для всех людей все должно быть общим, и никто не может иметь собственности; кто же ее имеет, тот творит смертный грех» [136, с. 207]. То есть мы видим, что табориты учили социальному равенству и обобществлению собственности. Последнее они считали источником несправедливости. В отличие от древних христиан, которым они пытались подражать, табориты делали отказ от имущества обязанностью всех людей, а не добровольным актом воли человека, который следует своему призванию. Кроме того, табориты были убежденными и воинствующими антиклерикалами, требуя физического уничтожения храмов.
В среде таборитов были, как и положено каждому подобному движению, умеренные и радикальные течения. Каутский называет последних «строгими коммунистами-таборитами» [136, с. 208]. Их строгость заключалась в желании идти по пути обобществления дальше, чем общие средства потребления, и начать полноценно практиковать обобществление жен, детей и средств производства. Кроме того, они отвергали безбрачие священства, практикуемое нелюбимой ими Католической церковью, и ненавидели монашество. Это коммунистическое устремление привело к появлению отдельной секты адамитов, ходивших нагими и совокупляющихся между собой, как приводит Каутский слова Энея Сильвия, так: «…но когда один из них бывал охвачен вожделением к женщине, то он брал ее за руку и, приведя к главе, говорил: “Дух мой воспылал любовью к ней”. А тот ему отвечал: “Идите, плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю”». В итоге адамиты были уничтожены и сожжены на кострах «умеренными» таборитами под руководством Яна Жижки. Поражение адамитов Каутский описывает как «прекращение попыток ввести строгий коммунизм» [136, с. 210].
Томас Мюнцер и его протосоциализм
В XVI столетии самые яркие эпизоды в истории социализма наблюдались в Германии. Это неудивительно, ведь именно тогда и именно в Германии произошло событие, навсегда изменившее облик Европы, – Реформация. Некоторых радикальных последователей этого движения многое роднит с протосоциалистами прошлого – стремление к имитации раннехристианской жизни как некоего идеала в совокупности с антиклерикализмом и секуляризацией монастырей. Однако не все деятели реформационных перемен вошли в «пантеон» социализма. Лютер и Кальвин не вошли в него, а вот Томаса Мюнцера Каутский называет «центром всего германского коммунистического движения» с 1521 по 1525 г. [136, с. 252].
Мюнцер родился в немецком городе Штольберге, стал священником и проповедовал в некой церкви Святой Екатерины, которая, как указывает Каутский, была «сборным пунктом общества сукноткацких подмастерьев» [136, с. 255]. Этот «священник», уже во время своей активной проповеднической деятельности практиковал ярый антиклерикализм и ненависть к официальной Церкви; в своем стремлении к равенству, которое он горячо проповедовал, Мюнцер считал необходимым физически уничтожать храмы, как через несколько сотен лет будут делать большевики и иже с ними. По всей видимости, тесно общаясь с ткачами, особенно с неким Николаем Шторхом, Томас соприкоснулся с «еретическим коммунизмом» бегардов. Именно Мюнцер, как пишет Каутский, первым ввел богослужение на немецком языке и демократизировал тексты Священного Писания (т. е. раньше, чем это сделал Лютер). Однако ошибочно полагать, будто сей протокоммунист был христианином, а его левые идеи вышли из христианской религии. Напротив, они вышли из противодействия христианству так же, как выходят все левые идеи вообще. Читаем у Каутского: «…существенные признаки Мюнцеровой философии: его мистицизм, презрение к Писанию, поскольку оно не опирается на голос внутреннего откровения, которое достигается лишь путем аскетизма, путем страдания, его презрение к ученым, наконец его пантеизм и религиозная терпимость… язычники и турки, по его словам, были не хуже христиан» [136, с. 259]. Аналогичное равнодушие к собственно христианской идее спасения только через Христа были у таборитов и прочих «еретических коммунистов», точно так же мыслят социалисты и сегодня в рамках мультикультурализма.
В ненависти Мюнцера к правящим классам отчетливо просматривается все то, что станет реальностью социалистической практики в XX столетии. Он писал, что «теперь отлично видно, как угри и змеи совокупляются между собою на одной куче. Попы и все злое духовенство, это змеи… а светские властители и правители – это угри… Ах, господа, как хорошо Господь Бог разобьет старые горшки железной палкой» [136, с. 263]. Разумеется, под железной палкой Мюнцер имел в виду себя. Призывал он и к организованному террору против «безбожников», но под последними имел в виду вовсе не атеистов, а конкретные социальные классы. Томас выражал коммунистические идеи религиозными понятиями, которые могли бы быть поняты в его время, но в сущности говорил то же самое, что Ленин: «…да, бесчисленному множеству людей это кажется невероятным мечтанием; они не в состоянии представить себе, что было подготовлено и выполнено такое дело, благодаря которому безбожники будут лишены права судить, и право это получат униженные и простые люди» [136, с. 265]. Ну чем не борьба против угнетения?
Для Лютера и немецких князей, прежде всего самих же протестантов, Мюнцер был настоящей проблемой, так как постоянно передвигался с места на место и агитировал к восстанию, используя, вероятно, ту самую тайную сеть бегардов, которая давно функционировала в стране. В частности, он смог организовать мансфельдских рудокопов, а организованный им в городах Алыптэте, Зангерсгаузене, Цвикау и других городах тайный союз ставил своей целью следующее: «…одним из основных принципов общества, осуществить который оно стремилось, – omnia sunt communia (все общее), и каждому все должно даваться по мере его потребности. Если бы какой-либо князь, граф или господин не захотел поступать так, когда этого потребуют, то его решено было обезглавить или повесить» [136, с. 271].
Агитаторский талант Мюнцера воплощался на практике в переворотах и восстаниях. Так, произошел переворот против городского совета Мюльгаузена, и ненадолго (1524–1525 гг.) в городе воцарились «еретические коммунисты» под предводительством Генриха Пфейфера. В Нюрнберге Мюнцер издает сочинение, в котором пишет о жителях города: «…им нравится хорошая жизнь, пот ремесленников сладок, но сладость эта может сделаться горькой, как желчь. Тут не помогут никакие размышления, никакие увертки, истина должна открыться; им не поможет, что они цитируют стихи из Евангелия; люди голодны, они хотят есть» [136, с. 276]. В 1525 г. восстания проходили во многих регионах, как пишет сам Мюнцер в одном из своих писем: «На Святой неделе разрушено четыре монастырские церкви на Фульде.
Крестьяне Клетгау, Гегау и Шварцвальда восстали в числе 30 тыс., и рать их прибывает с каждым днем… Итак, за дело, за дело! Пора, злодеи струсили, как псы. Возбуждайте
