Политкорректная семья
В заключение обзора форм явления политкорректности в современном мире обратимся к институту семьи. Поскольку тема эта поистине необъятная, остановимся на одном ее аспекте – месте детей в современной семье и роли государства как посредника в отношениях родителей и ребенка. Это очень актуальный ныне вопрос. Современные методы государственного регулирования отношений родителей и детей – то, что в англосаксонских странах именуется ювенальной юстицией, – вызывают, мягко говоря, очень много вопросов. Настолько много, что часто противники ювенальной юстиции решаются свести их к одному главному вопросу: кому сегодня принадлежит ребенок – папе с мамой или государству?
Вопрос можно задать иначе: кому принадлежит ребенок – маме с папой или государству? Ответ на него совсем не так очевиден, как может показаться с первого взгляда. Например, согласно учению мудрого Платона, изложенному в V книге «Государства», ребенок целиком и полностью принадлежит государству. Это естественный вывод из сформулированной им же идеи общности женщин. В идеальном государстве все жены принадлежат равным образом всем стражам государства. Соединение полов организуется правителями, причем так, что лучшие сочетаются с лучшими, а худшие – с худшими. Получающиеся от этого дети передаются государству. Лучших детей оно воспитывает так, как считает нужным, худших – главным образом больных и умственно отсталых – обрекает на гибель. Эта общность жен и детей у стражей государства знаменует собой высшую форму единения его граждан.
В современном массовом обществе все женщины также принадлежат всем. Никаких групповых, сословных, классовых ограничений на заключение браков не осталось, или же они остались только как рецедивы ушедших времен. Все могут сочетаться со всеми, но это только потенциально. В реальности функцию распределения женщин, точно так же как и распределения мужчин, взял на себя брачный рынок (или шире: рынок партнеров). Поскольку государство не устраивает браки, то и детей оно себе не забирает. Но от этого, как говорится, не легче. Получается так, что женщины отдают детей государству сами. Ибо уже годовалых детей работающие женщины сдают в ясли, с чего начинается карьера «государственного» ребенка. По достижении определенного возраста он переходит в детский сад (иногда даже с недельным циклом!), затем, поступив в школу, занимается в группах продленного дня. На лето как детские садики, так и школы вывозят детей в летние, спортивные, краеведческие и т. д. лагеря. Так что летом ребенок видит родителей еще реже, чем зимой. В результате оказывается, что примерно с одного года и до 16–17 лет, то есть практически весь период социализации, взросления, физического, морального, интеллектуального и гражданского созревания ребенок большую часть времени проводит не в семье в общении с любящими отцом и матерью, а в государственных детских учреждениях под руководством сертифицированных государством специалистов по уходу, воспитанию и образованию. Практически мы имеем дело с тем, что некоторые социологи и политологи называют огосударствлением детей.
Огосударствление детей почти полностью было осуществлено в Советском Союзе. Ясли, детский сад, пионерлагерь – все это были необязательные – принуждения не было и в помине, – но по многим причинам практически неизбежные формы детской социализации. Создавая и делая массовыми эти детские учреждения, государство решало сразу множество задач: помогало бедным семьям (поскольку эти учреждения либо были бесплатными, либо плата была чисто символической), давало работающим женщинам время для достижения успеха и самореализации, а также воспитывало в детях правильное мировоззрение и готовность включиться в жизнь страны. В современных европейских государствах, понимающих себя как социальные государства или государства всеобщего благосостояния – welfare states, – именно эта сторона социальной политики Советского Союза и других социалистических государств воспроизводится наиболее полно и последовательно. Причем парадоксальным образом оказывается, что цели, которые ставит перед собой современное демократическое государство, проводящее такую социальную политику, в принципе не отличаются от целей, которые ставило перед собой социалистическое государство – помощь бедным семьям и одиноким матерям, освобождение женщин от ухода за ребенком, чтобы они посвящали время профессиональной работе и карьере, а также интеграция детей в большое общество, то есть не что иное, как выработка в них правильного хода мыслей и готовности жить и трудиться сообща с другими. Такое положение характерно – с большими или меньшими отличиями – для всех развитых стран. Огосударствление детей, то есть перекладывание на государство – и соответственно принятие на себя государством – заботы о воспитании детей и подготовке их к жизни, начинает восприниматься как неотъемлемая обязанность государства наряду с другими его необходимыми для нормального функционирования общества обязанностями. Без этого не мыслится будущее. Социолог С. Н. Щеглова, проанализировавшая огромное количество произведений социальной фантастики советских, российских, американских, европейских как классических, так и новейших авторов, пришла к ожидаемому выводу: «Писатели предполагают, что государство будет и далее вмешиваться в семейную сферу, связанную с детьми, включая рождение, воспитание, образование детей, постепенно расширяя сегменты этого вмешательства вплоть до возможного огосударствления детей»[32].
Я употребил относительно этого вывода слово «ожидаемый», поскольку было бы трудно ожидать чего-то иного, имея в виду все, что сказано выше о направленности социальной политики государства в отношении семьи и деторождения. Естественно, так же государство строит и определяет и политику в отношении воспитания и образования детей. Все это относится скорее к Советскому Союзу и странам современного западного мира, то есть к странам, обладающим относительной стабильностью в политическом и идеологическом отношениях. Россия до сих пор такой стабильности, кажется, не обрела. Наверное, поэтому иногда в газетах, на телевидении и в ученых дискуссиях можно встретиться с мнением о том, что как дошкольные учреждения, так и школы должны быть идеологически нейтральными и не должны детям что-то «навязывать». Это, конечно, довольно наивное мнение. Что касается школы, то она всегда и всеми государствами понималась как агентство, наделенное полномочиями для выполнения определенной социальной задачи, и задача эта всегда диктовалась конкретными социальными и историческими обстоятельствами. Приведем только один пример: в Германии в течение двадцатого века сменились минимум три эпохи, полностью изменившие содержание и цели школьного образования: до 1933 г., с 1933 по 1945 г. и после 1945 г. После 1945 г. задачей школы было изживание нацистского наследия и внедрение в головы нового поколения демократических ценностей. Кто бы мог сказать, что эта школа, а также и современная школа в ФРГ идеологически нейтральны?! То же происходит в США и других странах Запада. Следует говорить не об идеологической нейтральности, а о меньшей или большей степени идеологической и политической ангажированности. Какую задачу возлагает сейчас государство на российскую школу? Очевидно, задачу преодоления советского прошлого, которое особенно в последние годы все более воспроизводится в сознании и душах не только пожилых людей, но и молодого поколения. Школа уполномочена на создание, так сказать, нового человека с новым мировоззрением, соответствующим новому историческому этапу жизни страны.
Именно поэтому столь горячими и острыми оказываются схватки по поводу содержания и направления школьных учебников, особенно учебников истории. Кажутся, мягко говоря, наивными высказываемые иногда отдельными «педагогами-новаторами» соображения о том, что школьники сами должны выбирать себе мировоззрение, образ истории, исторические оценки и соответственно учебники. Поэтому пусть расцветают сто цветов, то есть пусть будет много разных учебников, по-разному освещающих отечественную и мировую историю, а школьники, мол, сами выберут те, что им кажутся правильными. Это просто чепуха. Для того чтобы выбрать один учебник, надо прочитать все. Кроме того, школьники сами ничего не выбирают, выбирают местные чиновники, а в лучшем случае родители. И, наконец, надо понимать, что горестна будет судьба страны, в разных частях которой история будет преподаваться по-разному. Особенно это относится к России с ее сложной историей и национальным строением. Можно даже сформулировать рецепт в модном ныне жанре политической технологии: хочешь развалить страну – сделай свободным преподавание истории (а также обществознания) в школе. Именно школа должна выработать в ребенке правильный взгляд на мир, сформировать основы национальной и гражданской идентичности и внушить ему как абсолютные истины принципы политического и правового устройства страны и мира. Это важнейшая социальная задача, которую не в состоянии выполнить никакая другая институция, кроме школы. Поэтому наивно считать, что школа должна или может переориентироваться с социальных целей на исключительно учебные цели.
