Во всех вооруженных конфликтах присутствует одна вещь. Мы можем назвать ее точкой необратимости. Почти всегда данная точка отмечена масштабными карательными действиями, захватывающими все сферы жизни угнетенного народа. В Алжире эта точка была достигнута в 1955 г., когда в Филиппевилле погибло 12.000 человек, и в 1956 г., когда Р. Лакост учредил городские и сельские отряды самообороны.[13]
Потом всем, включая колонизаторов, становится ясно, что «жизнь не будет такой, как раньше». В борьбе за свободу жители колоний не ведут счет жертвам. Огромные бреши, пробитые в их рядах, они воспринимают как неизбежное зло. Раз уж они решили отвечать насилием, они готовы принять все последствия этого выбора. Единственное, на чем они настаивают в свою очередь, — это чтобы другие тоже не занимались подсчетами. На высказывание: «Все местные одинаковы» — тот, о ком идет речь, ответит: «Все колонизаторы — одного поля ягоды»[14].
Когда местного жителя пытают, а его жену убивают или насилуют, он никому не жалуется. Правительство угнетателей может создавать комиссии по расследованию и поиску информации каждый день, если захочет. Для местного жителя эти комиссии не существуют. Факт остается фактом: почти семь лет преступления в Алжире не прекращаются, однако ни одному французу не было предъявлено обвинение за убийство алжирца. Коренной житель Индокитая, Мадагаскара и любой колонии знает, как дважды два, что ему нечего ждать от другой стороны. Задача колонизатора — сделать так, чтобы местное население даже мечтать не смело о свободе. Местного жителя заботит прямо противоположное: изобрести все возможные средства для уничтожения колонизатора. С точки зрения логики, манихейство местного жителя появляется на свет в результате манихейства колонизатора. На теорию о «местном жителе как абсолютном зле» отвечает теория «о колонизаторе как абсолютном зле».
В контексте синкретизма[15] появление колонизатора означало гибель туземного общества, пробуждение культуры от летаргического сна и активизацию отдельной личности. С точки зрения местного населения, его жизнь может вновь возродиться вдалеке от разлагающегося трупа колонизатора. Так, буквально слово в слово, соотносятся две цепочки рассуждений.
Однако что касается угнетенных народов, то насилие, становясь их единственной деятельностью, обогащает их позитивными и созидательными качествами. Практика насилия сплачивает их в одно целое, потому что каждый человек представляет собой отдельное звено в огромной цепи, он часть большого организма насилия, который вырос в ответ на насилие колонизатора, проявленное еще при завоевании колоний. Группы борцов за свободу узнают друг о друге, и прочность будущей нации уже несокрушима. Вооруженное сопротивление мобилизует людей, другими словами, заставляет их идти одной дорогой и в одном направлении.
Мобилизация народных масс, когда она осуществляется в рамках освободительной борьбы, порождает в сознании каждого человека идеи общего дела, судьбы нации и коллективной истории. Присутствие этого «цемента», замешанного на крови и гневе, помогает и на второй стадии, т.е. стадии формирования нации. Таким образом, мы приходим к более полному пониманию происхождения тех слов, которые получают широкое распространение в слаборазвитых странах. В колониальный период людей призывают бороться с угнетением, а после завоевания независимости объектом борьбы становятся нищета, неграмотность и низкий уровень развития. Так что борьба продолжается. Люди осознают, что жизнь — это бесконечная борьба.
Мы отметили, что насилие, вошедшее в плоть и кровь местного жителя, объединяет людей, тогда как даже по структуре колониализма видно, что он нацелен на сепаратизм и региональную замкнутость. Колониализм не просто констатирует существование племен, он намеренно усиливает племенную разобщенность. Колониальная система поощряет власть племенных вождей и предводителей кланов, поддерживает существующие с незапамятных времен объединения марабутов[16]. Насилие же отличается всеохватностью и национальным характером, из чего вытекает, что оно вносит большой вклад в искоренение региональной раздробленности и межплеменной вражды. Поэтому национально-освободительные партии не питают никакой жалости по отношению к каидам[17] и обычным вождям. Их исчезновение рассматривается в качестве необходимого условия для объединения народа.
Для отдельной личности насилие становится средством духовного очищения. Оно освобождает местного жителя от комплекса неполноценности, от отчаяния и пассивности; насилие вооружает его бесстрашием и восстанавливает чувство собственного достоинства. Даже если вооруженная борьба носила символический характер и нация была демобилизирована в процессе быстрого освобождения, у людей все равно достаточно времени, чтобы увидеть, что завоевание свободы было делом всех и каждого, а не личной заслугой лидера освободительного движения. Здесь кроются корни той агрессивной сдержанности, которую вызывает протокольный аппарат новорожденных правительств. Когда народ принимает непосредственное участие в освободительной борьбе, он не позволит кому-то другому гордо называться «освободителем». Местное население очень ревниво относится к результатам своих трудов и внимательно заботится о том, чтобы его будущее, его судьба или судьба его страны не попали в руки земного бога» Вчера они были безответственны, но сегодня они все понимают и принимают нужные решения. Озаренное лучами насилия сознание людей протестует против любого умиротворения. Отныне и впредь перед демагогами, оппортунистами и колдунами всех мастей стоит трудная задача. Порыв к действию, который бросил массы в рукопашный бой, привил им ненасытное желание конкретных вещей. Со временем попытки мистификации станут практически невозможными.
Насилие в международном контексте
На предыдущих страницах мы неоднократно указывали на то, что в слаборазвитых странах политический лидер постоянно призывает свой народ к борьбе: к борьбе с колониализмом, с катастрофической бедностью и недостаточно развитой экономикой, с практикой стерилизации. Лексика этих призывов напоминает активный словарь начальника штаба. Так, часто звучат слова: «массовая мобилизация», «сельскохозяйственный фронт», «война с неграмотностью», «поражения, которые мы понесли», «завоеванные победы». В первые годы молодое независимое государство развивается в атмосфере, характерной для полей сражений, потому что ее политический вождь с паническим страхом смотрит на внушительное расстояние, которое нужно преодолеть его стране. Он взывает к народу и говорит ему: «Препояшем же наши чресла и возьмемся за работу». И страна, охваченная каким-то безумным созидательным порывом, начинает предпринимать лихорадочные и несоразмерные усилия. В ее планы входит не только выбраться из болота, но также догнать другие государства, используя лишь те средства, которые ей доступны. Бывшие колонии полагают, что если кому-то, т.е. европейским странам, удалось достичь высокого уровня развития, то и они смогут это сделать. Они словно говорят: «Дайте нам доказать самим себе и всему миру, что мы способны добиться тех же достижений». Мы находим, что такой способ решения проблемы развития стран третьего мира не является ни правильным, ни благоразумным.
Национальное единство в европейских государствах было достигнуто в тот момент, когда средний класс сконцентрировал в своих руках большую часть материальных ценностей. Владельцы лавок и ремесленники, мелкие служащие и банкиры завладели финансами, торговлей и наукой в общенациональном масштабе. Средний класс развивается динамичнее других и был самым состоятельным в обществе. Оказавшись у власти, средний класс получил возможность осуществить на практике очень важные идеи: промышленный переворот, налаживание путей сообщения и поиск зарубежных рынков сбыта.
Если отвлечься от некоторых незначительных отличий (например, лидирующего положения Англии), то мы увидим, что к моменту формирования наций государства Европы находились приблизительно на одном уровне экономического развития. В Европе не было такой нации, которая ввиду особенностей своей эволюции оскорбляла бы другие нации.
В наше время завоевание независимости и растущее чувство национального единства в слаборазвитых регионах сказываются совершенно по-новому. За редким и оттого очень заметным исключением находящиеся в этих регионах различные страны ощущают нехватку одного и того же — инфраструктуры. Массы людей борются с одинаковой нищетой, спотыкаются на одном и том же месте, и их прилипшие к спине животы очерчивают границы, получившие название географии голода. Это слаборазвитый в экономическом отношении мир, мир, где царит ужасающая бедность. Но ко всему прочему в этом мире нет своих врачей, инженеров и управленцев. Сталкиваясь с этим миром лицом к лицу, европейские нации встают в позу, бахвалясь своим процветанием. Богатство Европы пользуется дурной славой, и слава эта действительно «бежит» поскольку богатство это было сколочено при помощи закабаления других народов, нажито на крови рабов и своими корнями оно уходит глубоко в землю слаборазвитых стран. Своим благосостоянием и прогрессом Европа обязана изнурительному труду и трупам негров, арабов, индийцев, азиатов. Мы решили больше не закрывать глаза на этот факт. Сбитая с толку требованием независимости, которое она вдруг слышит от колонии, метрополия заявляет лидерам национально-освободительного движения: «Хотите независимости — так получите и отправляйтесь обратно в мрачное средневековье». Услышав подобное, бывшие колонии, только-только получившие долгожданную свободу, предпочитают молча соглашаться и принять вызов. А потом вы видите, как колониализм оставляет свою столицу в колонии, забирает с собой специалистов и начинает оказывать на молодое независимое государство экономическое давление[18]. Апофеоз независимости оборачивается ее проклятьем: используя свои огромные возможности для оказания давления, бывшие метрополии обрекают молодое независимое государство на возврат к более низкому уровню развития. Метрополия заявляет ясно и понятно: «Хотите независимости — возьмите и... подыхайте с голоду». У лидеров нации не остается другого выбора, кроме как обернуться к народу и попросить его напрячь все силы. И без того измученные голодом, эти люди оказываются в условиях сурового аскетизма. От их слабых мускулов требуют совершенно непомерных усилий. Включается режим автаркии, и каждое государство, располагая лишь скудными ресурсами, пытается хотя бы в какой-то степени уменьшить царящие в стране голод и нужду. Перед нами мобилизация людей, которые трудятся до изнеможения перед лицом недоверчивой и заплывшей жиром Европы.
