ДАВИ НА ГАЗ: ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ФАКТОР ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ
Энергетический фронт гибридной войны во многом определяет ее характер. Посудите сами: осенью 2014 года на Донбассе уже несколько месяцев продолжался вооруженный конфликт с очевидным участием российских военных, а Россия и Украина при посредничестве ЕС утрясали вопросы поставок газа. Наша страна для обеспечения поставок «голубого золота» на зиму даже выплатила 3,1 миллиарда долларов из своего долга перед «Газпромом», оспаривать который было бессмысленно[111]. С другой стороны — именно агрессивные действия России в конце концов заставили руководство нашей страны пойти на реальную диверсификацию поставок энергоресурсов. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Энергетическое измерение гибридной войны аналитики обычно обходят стороной [112]. Оно несколько теряется на фоне недружественных экономических шагов, проявлений пропаганды и собственно вооруженного противостояния. К тому же спор в газовой сфере с Россией для Украины не является новым вызовом, ведь еще свежи в памяти газовые войны времен президентства Виктора Ющенко. В любом случае, украинская стратегия поиска ответа на «газовый вызов» сегодня должна быть качественно иной по сравнению с 2009 или даже 2006 годом.
Использование энергетического оружия для достижения политических стратегических целей отнюдь не является ноу-хау России. Достаточно вспомнить нефтяной кризис 1973 года, вызванный введением эмбарго ОПЕК на поставки нефти странам Запада, поддержавшим Израиль в войне Йом-Кипур[113]. Углеводороды никогда не были обычным товаром, их рынок традиционно был чувствительными к политическим колебаниям. Во времена существования биполярного мира политическая составляющая энергетических взаимоотношений была скорее исключением, чем правилом, в условиях многополярного мира энергетический базис практически не обходится без политической надстройки. Соблазн использовать энергетические рычаги в политических целях выглядит прямо пропорциональным реальному влиянию государства на события в мире.
Впрочем, не все западные эксперты обходят фактор использования энергетического оружия Россией. Известный американский специалист Пол Грегори вполне серьезно пишет о газе как оружии в руках Путина[114]. Газовое оружие используют на нескольких фронтах. Во-первых, Россия отмечает: нынешние газовые договоренности с Украиной являются краткосрочными, Украина не стоит доверия как транзитер, поскольку будет отбирать газ для собственных нужд. Иными словами, Европу «Газпром» ставит перед выбором — либо Украина, либо сами европейские потребители и избиратели, голосующие за политиков Старого Света.
Во-вторых, российские специалисты готовы при первой же возможности обвинить Украину в несанкционированном отборе газа, оправдывая сокращение поставок в Европу. Клиенты «Газпрома» уже сталкивались с подобным прецедентом в 2009 году и хорошо помнят газовую войну между Россией и Украиной, дохнувшую холодом на миллионы жителей ЕС. При этом в РФ замалчивают тот факт, что в истории украинско-российских газовых отношений не существует ни единого случая юридического подтверждения международными судебными инстанциями факта воровства газа Украиной. Тезисы «Украина ворует газ» и «Украинская ГТС ненадежна» — пропагандистские клише, плотно засевшие в умах и риторике, а не экспертные выводы. Но это не мешает сотрудничающим с российской энергетической монополией западным СМИ интенсивно использовать их при малейшем обострении отношений с Украиной.
Есть лишь один прецедент, когда «Газпром» официально обращался в суд с тем, чтобы доказать факт «воровства» в судебном порядке. Это дело № 185/2000 в Международном коммерческом арбитражном суде при Торгово-промышленной палате РФ (г. Москва) по иску «Газпрома» к НАК «Нафтогаз Украины» по факту якобы несанкционированного отбора газа на территории Украины. Фокус не удался: 30 мая 2001 года суд отказал в удовлетворении этого иска. Во время газового кризиса 2009 года «Газпром», эксплуатируя тезис о «воровстве» газа на территории Украины, попытался представить ситуацию с отбором газа для топливных нужд ГТС (fuel gas) как факт подтверждения воровства. Это не нашло своего подтверждения со стороны мониторинговой группы. И российская сторона после подписания контрактов сообщила, что не имеет претензий к украинской[115].
В-третьих, «Газпром» намерен препятствовать реверсным поставкам газа в Украину. И хотя Совет Европы утвердил программу реверсных поставок для удовлетворения растущих зимой потребностей Украины в газе, Россия сократила объемы продаж газа европейским странам. В результате, Польша и Венгрия зимой 2014–2015 годов практически отказались от реверса энергоресурсов в Украину. Это свидетельствует, что «газовый фактор» для европейских государств еще долгое время будет весьма чувствительным. Правда, Украина в 2014 году, по словам Арсения Яценюка, получила путем реверсных поставок 2/3 необходимого объема газа [116].
В-четвертых, в условиях введения западных санкций и ухудшения собственного финансового положения Россия рассматривает украинские газовые долги как источник необходимых сегодня российской экономике финансовых поступлений. Поэтому на переговорщиков от ЕС оказывалось давление, чтобы они, в свою очередь, добивались принятия Украиной не слишком выгодных для нее условий поставки газа зимой 2014–2015 годов и выплаты России 3 миллиардов долга. Впрочем, подписание 30 октября 2014 года «зимнего перемирия» между «Газпромом» и «Нафтогазом Украины» при посредничестве еврокомиссара по вопросам энергетики Гюнтера Эттингера существенно сузило пространство для маневра для Российской Федерации[117].
Целью использования газового оружия (в данном случае логично обойтись без кавычек) является оказание прямого влияния на экономику государства, в нашем случае — нанесение экономического ущерба Украине с долговременными последствиями.
Напомню, что 16 июня 2014 года Россия пустила в ход энергетическое оружие, полностью прекратив поставки газа в Украину. Временное перемирие по газовому вопросу было достигнуто 30 октября на трехсторонних переговорах с участием представителей России, Украины и Европейского союза, в ходе которых показательной выглядела позиция еврокомиссара Гюнтера Эттингера, о которой будет сказано ниже. Уже весной 2015 года действие соглашения закончится, и «Нефтегазу Украины» придется вновь искать компромисс с «Газпромом». Рассчитывать на Стокгольмский арбитраж сегодня не представляется возможным, поскольку украинский иск против российской энергетической монополии будет рассмотрен не ранее февраля 2016 года.
С июля 2014 года пророссийские сепаратисты начали наносить целенаправленные артиллерийские удары по объектам энергетики и транспорта в Донецкой и Луганской областях. В результате часть угольных шахт выведена из строя, разрушены железнодорожные пути для доставки угля в другие регионы страны, разрушены коксохимические заводы, снабжавшие сырьем металлургические комбинаты. Производственные линии стратегических предприятий и уголь из оставшихся шахт нелегальным способом начали вывозить в Россию.
Боевики воплощают в жизнь то, о чем говорил в своем нашумевшем докладе начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов в начале 2013 года: «Снижение военно-экономического потенциала государства поражением критически важных объектов его военной и гражданской инфраструктуры в короткие сроки». В этом контексте не удивляет, что российские военные эксперты прогнозировали на зиму 2014–2015 годов, что «война может переместиться на железные дороги, автострады, трубопроводы, мосты»[118].
Необходимое отступление. Энергетическая политика РФ в отношении Украины важна не только как инструмент влияния и давления собственно на Украину. Украинская ГТС является важным звеном поставок российского газа в Европу, сменить полностью маршрут транзита «голубого золота» «Газпром» неоднократно пытался, но так и не смог. Поэтому недружественные действия России в отношении Украины неизбежно отражаются на европейских потребителях. Это своего рода рукоять сабли, часть общеевропейского энергетического пазла.
Энергетические рычаги оказались самыми простыми в управлении и самым естественным способом достижения поставленной глобальной цели. Так в России появилась идея «энергетической сверхдержавы», что, по сути, является суррогатом понятия «сверхдержава». В Кремле сделали ставку на узкоспециализированную «сверхдержаву», чтобы попытаться унять геополитический зуд по имперскому величию.
Внимание России к нефти и газу неслучайно. И дело не только в бюджетных поступлениях от экспорта энергоресурсов. В современной внешней политике Российской Федерации экспорт и транзит углеводородов стали системообразующим фактором положения и статуса России на мировой арене. В итоге в российской внешней политике формируется направление, имеющее большое значение для реализации государственных интересов в целом, — энергетическая дипломатия.
