Наиболее мрачным своим прогнозом Национальный разведывательный совет США в декабре 2000 г. назвал «фактический геостратегический альянс» Китая, России и Индии, призванный служить противовесом американскому влиянию, на фоне краха союза между Европой и Америкой, вызванного торговыми конфликтами и политическими разногласиями[153]. Но и эта опасность, как и некая международная коалиция, направленная против Запада и имеющая доступ к химическому, биологическому и даже ядерному оружию, по мнению авторов этого доклада «Глобальные тенденции на 2015 год» будет купирована невероятной мощью Америки.
Наиболее показательна судьба российско-китайского альянса. Его стержнем являются продажи советской военной техники Китайской Народной Республике. Они повышают технический уровень китайской армии и ослабляют падение российской военной индустрии. Но технический уровень собственно российского военно-промышленного комплекса ввиду недофинансированности падает и на определенном этапе в будущем российские военные заводы уже не смогут поставлять в КНР сравнимую в американской технику, и это поставит под вопрос развитие российско-китайских связей, поскольку прочие основания их союза ненадежны. Торговля имеет ограниченный объем и обе страны конкурируют за иностранные инвестиции. Все эти потенциальные геополитические противники Америки на обозримое время предпочитают сотрудничать с Соединенными Штатами, а не противостоять им. После сентября 2001 г. эта тенденция стала еще более отчетливой.
Судя по всему, значительный по силе антиамериканский альянс в начале XXI века едва ли может материализоваться (хотя, как отмечают многие, «этот мир считает несправедливым, недемократичным, раздражающим и временами вообще пугающей концентрацию такой мощи в руках одного государства, особенно в тех случаях, когда Соединенные Штаты агрессивно движутся к собственным целям»[154]). Достижению американских целей содействует то, что Соединенные Штаты стремятся более внимательно (чем их предшественники на мировом Олимпе) исходить из исторического опыта и не уподобляться прежним претендентам на гегемонию (наполеоновской Франции, кайзеровской Германии и др.).
Почему согласится мир
По мнению идеологов гипердержавы (термин, применяемый французами), мир согласится на американскую гегемонию по нескольким причинам.
Во-первых, потому что ей нет альтернативы. Как формулирует американский исследователь Ч. Краутхаммер, «альтернативой однополярности является вовсе не стабильный, статичный многополярный мир. Мы живем не в восемнадцатом веке, где зрелые державы, такие как Европа, Россия, Китай, Америка и Япония, играют в великую игру наций. Альтернативой однополярности является хаос»[155]. Идейные адепты гегемонии США уверены в том, что внешний мир будет вынужден признать благо централизованной мировой структуры поскольку, как формулируют американцы Р. Каган и У. Кристол, «американская гегемония является единственной надежной защитой против краха мира и международного порядка»[156].
Так думают и некоторые американские союзники. Австралиец К. Белл указывает, что «главным достоинством однополярности является предотвращение ведения войны сразу на нескольких уровнях. На широчайшем уровне (война за гегемонию, война как Армагеддон или то, что Сэм Хантингтон называет «войны цивилизаций») огромное преобладание мощи на стороне держав статус-кво эффективно предотвращает вызов любого рационально настроенного политика. На локальном уровне то же колоссальное преобладание будет удерживать готовую к насилию сторону — как лидеров этих стран, так и общественность. Конечно, всегда останутся вожди типа Саддама Хусейна, готовые «попробовать» свою силу на локальном уровне, останутся страны, подобные Индии и Пакистану — слишком большие, чтобы подвергать их давлению. Тем не менее, реальность начала войны в однополярном мире меньше, чем в биполярном и многополярном»[157]. Однополярность, с точки зрения ее апологетов, способствует выработке общепонятных норм и правил.
Во-вторых, мир согласится на американское всемогущество и гегемонию не только в свете их неимитируемой мощи, но и ввиду относительной сдержанности Соединенных Штатов, стремящихся в общем и целом не злоупотреблять своим могуществом. Америка как бы следует совету К. Уолтса: «Умелая внешняя политика передовой страны требует достижения успехов без провоцирования ожесточения других государств, без запугивания их»[158]. Сила Aмерики помимо прочего в том, что она сумела не антагонизировать главных потенциальных соперников, проявить благожелательность, продемонстрировать открытый характер американских политических институтов, чувствительность к интересам других государств. В Вашингтоне как бы осознали, что неограниченная настойчивость может заставить потенциальных противников США объединить усилия: не коварный внешний мир, а ошибки самой Америки, если она ожесточится, могут подорвать основания американского главенства.
В-третьих, противостояние с Америкой попросту опасно и пока малоперспективно. «Ни одна из крупных держав не берется сегодня расходовать средства с целью противопоставления себя Соединенным Штатам. Более того, большинство среди них стремится присоединиться к лидеру. Даже если это ограничивает их возможности... Один лишь взгляд на современное распределение мощи в мире не оставляет им реалистических надежд на противостояние Соединенным Штатам»[159].
В-четвертых, на геополитическом горизонте не видно непосредственной угрозы уникальному положению США. В теории существуют три пути «низвержения» гегемонии: возникновение контрбаланса в лице коалиции конкурирующих государств; региональная интеграция; резкий рост мощи одного из противостоящих центров. Но на ближайшее будущее чрезвычайно малореалистично предположить, что хотя бы один из этих способов обретет черты актуальности. Рассмотрим эти угрозы однополярному миру.
1. Создание противостоящей доминирующему центру коалиции — довольно сложный процесс. Сплотить коалицию, способную сконцентрировать силовые возможности, равные, как минимум, 50% мощи гегемона, весьма непросто. Исторически союзы консолидируют совокупную мощь за счет отказа от части собственных суверенных прав, а это всегда болезненно и на ближайшие годы малоактуально. «История международных отношений показывает, как сложно координировать союзы, направленные против гегемонии. Государства склонны к сохранению свободы своего поведения, к распоряжения своими ресурсами... Государства боятся быть покинутыми своими партнерами, боятся быть вовлеченными в конфликт своими партнерами... Государства неэффективны в слиянии своих сил и это более всего сохраняет однополюсную систему»[160].
Все прежние коалиции — против Франции в XVII—XVIII вв., против Германии в XX в. и др.— создавались против очевидной угрозы соседям, в условиях локальной ограниченности этой угрозы, путем нахождения обеспокоенных соседей, расположенных в уязвимой близости к нарушающей баланс державе. Гораздо труднее создать союз против омываемых (и охраняемых) океанами Соединенных Штатов, отдаленных, имеющих военные анклавы повсюду в мире и мощных союзников. США готовы расколоть любую складывающуюся коалицию, они всегда постараются поддержать противостоящие складывающемуся союзу страны (как, скажем, они поддержали КНР против СССР в годы холодной войны).
2. Противостояние Соединенным Штатам могло бы осуществиться на основе сближения конкурентов в экономической и, особенно, в военной сфере в случае подлинной интеграции Европы, Центральной Евразии или сближения двух восточноазиатских гигантов — трех регионов, где интеграционный процесс наиболее многообещающ (ЕС), либо имеет шанс для своего воплощения в реальность (наследие России), либо его можно представить умозрительно (сближение Китая с Японией). Но на пути этого превращения стоят труднопреодолимые национальные эгоизмы. Представить себе отказ Франции и Британии от собственного владения ядерным арсеналом и предоставление ими доли контроля над ним Германии — весьма трудно. Еще более трудно представить себе восстановление центральноевразийского полюса. «Россия продолжает падение. Государства не поднимаются быстро после такого падения, которое случилось с Россией. Для восстановления статуса международного полюса притяжения России понадобится еще одно поколение — даже если ей повезет. Для быстрого создания азиатского полюса необходимо слияние возможностей Японии и Китая. Как и в случае с Европой и Центральной Евразией, очень многое должно случиться, чтобы Токио и Пекин оказались готовыми поделиться суверенитетом друг с другом»[161]. Итак, представить себе быстрое создание центров-противовесов ныне весьма сложно.
