Считается, что подбор преподавателей Александра и Константина был удачным: крупный географ Паллас, учитель русского языка и истории известный писатель М. Н. Муравьев (между прочим, отец будущих декабристов), учителя математики и физики Массон и Крафт и т. д. Наконец, сама Екатерина II немало усилий потратила на воспитание и обучение внуков: от определения принципов нравственного воспитания, сформулированных в специальной «Азбуке», до собственноручно написанных сказок[13].
Сам Александр подчеркивал, что из учителей наибольшее влияние на него имел швейцарец Фридрих Сезар Лагарп. Современники недоумевали: зачем императрица пригласила известного своими республиканскими взглядами иностранца в качестве педагога к внукам-царевичам? Лагарпа Екатерине II порекомендовал ее давний европейский корреспондент барон Гримм. Швейцарец должен был послужить для Александра и Константина проводником политико-философских просветительских взглядов. Императрица отнюдь не чужда была идеям Просвещения. Она понимала, что в конце XVIII в. самодержавие и крепостное право в России – анахронизм. Но реальная жизнь не давала возможности уйти от этих средневековых институтов. Екатерина II осознавала, что Александру придется царствовать в XIX столетии, и желала, чтобы он был воспитан и образован как современный человек. Республиканизм Лагарпа ее, очевидно, не пугал: самодержавная Россия не могла перескочить к республике, минуя стадию конституционной монархии. Возможно, именно последней виделась Россия Екатерине Великой в XIX в. Учителем царевичей Лагарп стал уже в 1782 г., когда Александру шел пятый, а Константину – третий год. Поначалу он занимался с ними французским языком, а с 1784 г. начал внушать мальчикам благородные просветительские идеалы. Самого Лагарпа современники характеризовали как высокообразованного, благородного и романтически настроенного наставника. И он старался внедрить в умы и сердца своих маленьких слушателей представления о человеческом благе, гражданских свободах, равенстве людей, справедливости, непринятии деспотизма и рабства.
Надо сказать, Александр (в отличие от Константина) воспринимал это всерьез. Между ним и Лагарпом установились вполне доверительные отношения. Десяти – тринадцатилетний Александр в своих записках наставнику откровенно признавался в собственной ленности и эгоистичности. Он вполне осознавал свое особое положение «принца», который довольно самолюбив и не считает нужным с кем-либо соревноваться в учебе. Известно, что Французская революция была встречена великими князьями заинтересованно. В 1791–1792 гг. они сочувствовали объявленному равенству между людьми, критиковали старый монархический порядок, напевали во дворце революционные песни, показывали придворным трехцветные республиканские кокарды и спорили с ними о правах человека. Сама Екатерина II дала Александру прочитать текст конституции и конфиденциально с ним беседовала как с вероятным наследником престола.
Многие влияние Лагарпа на Александра оценивали негативно из-за восторженных либеральных мечтаний царевича, которые считались неуместными в России. Несмотря на все усилия по воспитанию и обучению Александра и его брата, их результаты оцениваются авторами невысоко. По выражению В. О. Ключевского, все было «слишком хлопотливо». Александр обладал умом и дарованиями, «быстро схватывал всякую мысль», но вскоре остывал, не умея сосредоточиться на длительной и серьезной работе. Бросались в глаза поверхностность знаний и отмеченные самим царевичем леность, эгоизм и самолюбие[14]. К своему совершеннолетию (шестнадцатилетнему возрасту) царевич Александр Павлович представлял собой натуру противоречивую. С одной стороны, он был умен, скрытен, склонен к лицемерию (стремление нравиться «и вашим, и нашим»), самолюбив, эгоистичен, ленив, поверхностен в усвоении знаний, а с другой – охвачен либеральными идеями, отличался романтическими порывами, не желал быть деспотом на троне.
Красивый молодой царевич, любимец бабки-императрицы, безусловно, не имел недостатка в женском внимании, особенно в условиях гедонистического екатерининского двора. Императрица постаралась ограничить эти юные порывы внука посредством ранней женитьбы. На пятнадцатом году жизни нашего героя, осенью 1792 г., по приглашению Екатерины II в Петербург приехали баденские принцессы, на одной из которых – четырнадцатилетней Елизавете Алексеевне – 28 сентября 1793 г. еще не справившего шестнадцатилетие Александра женили. Понятно, что подобная спешка имела веские политические причины. Со своим сыном Павлом Екатерина II не торопилась (женила его восемнадцатилетним), а с внуком даже не дотерпела до формального достижения им совершеннолетия, и его парой стала четырнадцатилетняя девочка. А все вопрос о престолонаследии!
В 1793 г. Екатерина II решила-таки всерьез обратиться к этой теме. Через три недели после бракосочетания внука, 18 октября, она пригласила к себе Лагарпа, чтобы заручиться его поддержкой в уговорах Александра Павловича пойти на занятие престола в обход отца. Видимо, Александр не соглашался. Поскольку уговоры его бабки-императрицы не приводили к цели, нужно было привлечь к этому процессу его наставника, пользующегося влиянием на молодого царевича. Но Лагарп не согласился, объяснив это принципиальной невозможностью для себя содействовать придворным интригам. При этом он реально боялся за свою жизнь в случае, если заговор не удастся и все свалят на него – беззащитного иностранца. Подмечено было даже стремление Лагарпа способствовать сближению Александра с отцом, Павлом Петровичем.
В 1794 г. состоялось заседание Совета при высочайшем дворе, на котором Екатерина II прямо заявила о желании видеть своим наследником на престоле внука Александра. Совет чуть было не поддержал государыню, но помешало высказанное сомнение то ли графа В. П. Мусина-Пушкина, то ли графа А. А. Безбородко. Полагаем, что именно последний осмелился возражать императрице как фигура наиболее влиятельная в Совете (да и по восшествии на престол Павла I именно Безбородко, единственный из екатерининских вельмож, был буквально осыпан милостями: назначен государственным канцлером, возведен в княжеское достоинство и т. д.). Безбородко, по-видимому, уже тогда «играл» за Павла Петровича. Он также мог опереться на нежелание Александра отстранить от престола отца.
Возникает вопрос: почему Екатерина II в 1794 г. отступила, почему самодержавная государыня, как говорится, «не ударила кулаком по столу» и не приказала делать все так, как она хочет? Исследователи отмечают, что шестидесятипятилетняя императрица была уже не та, что прежде. После смерти в 1791 г. ее фактического соправителя и неофициального мужа светлейшего князя Г. А. Потемкина-Таврического, Екатерина сильно сдала и морально, и физически. Ее фаворит П. А. Зубов не мог послужить ей опорой в государственных делах. Поэтому Екатерина II предпочла в 1794 г. не настаивать, хотя от своего плана престолонаследия не отказалась. Лагарпа же, не оправдавшего ожиданий, уволили с поста учителя великих князей под предлогом, что они уже выросли и в нем больше не нуждаются. При этом Александр Павлович, уже женатый человек, продолжал с трогательной заботой обращаться к Лагарпу, прося в записках извинения, что не может с ним встретиться из-за болезни супруги. Когда же царевич узнал об отставке наставника, он выразил «скорбь» по этому поводу, а также прямо написал, что должен отныне «оставаться один при этом дворе, который я ненавижу». В других записках Александр убеждал Лагарпа, что «обязан вам всем, кроме рождения», и что будет его «почитать… до последнего издыхания»[15]. 1795 год стал важной вехой в развитии Александра Павловича как личности. «Батюшка» настоял, чтобы Александр и Константин вместо одного раза стали приезжать в Гатчину четыре раза в неделю. Там они должны были часами участвовать в экзерцициях павловских гатчинских «потешных» войск, командуя батальонами. То есть наш герой втянулся в настоящую военную службу. Почему Екатерина II пошла на это? Она не могла не понимать, что, проводя таким образом время, ее внук неизбежно сблизится с отцом. Может быть, она считала, что Александр, воспитанный под ее руководством, достаточно «привит» от язвы солдафонства? Но тогда она ошибалась. Несмотря на то что наш герой оглох на левое ухо, стоя у самых пушек во время стрельбы, он с гордостью сообщал в письме Лагарпу, что действительно служит по военной части.
В том же 1795 г. Александр Павлович познакомился с польским аристократом князем Адамом Чарторыйским. Последний вместе с братом приехал в Петербург по семейным делам: после раздела Польши имения семьи попали под секвестр, и Екатерина II обещала вернуть их только в случае приезда братьев в столицу. То есть Чарторыйские в Петербурге находились на положении привилегированных заложников. Жаловаться на то, как приняло польских аристократов петербургское общество, они не могли. Вскоре Адам Чарторыйский сблизился с Александром Павловичем. В своих мемуарах поляк упоминает о частых беседах с глазу на глаз с русским царевичем в 1796 г. Александр признавался своему визави, что не поддерживает политику Екатерины II, и высказывал осуждение по поводу раздела Польши. Любимец бабки-императрицы подчеркивал, что ненавидит деспотизм и любит свободу. Не одобряя ужасов Французской революции, Александр желал успехов республиканскому правительству. Не преминул царевич выразить и свое восторженное отношение к Лагарпу. Причем его взгляды, по его свидетельству, разделяла и жена – Елизавета Алексеевна. Чарторыйский был сильно удивлен тем обстоятельством, что наследник Екатерины II «отрицал и ненавидел» ее убеждения.
