Наконец, следует помнить о том, что подобный проект вовсю реализуется другой силой. Бухарест, поставивший перед собой задачу румынизации украинских молдаван, уже приступил к ее решению во имя построения Великой Романии. Объединение с Южной Буковиной поднимет нас до ранга главной интегрирующей силы молдо-карпатского мира. И, кто знает, возможно, через некоторое время мы сможем поставить вопрос о существовании румынского этноса.
Олесь Стан
Молдова и новый правый дискурс в центральной Европе
В прошлом номере Moldovatoday.net Александр Зданкевич опубликовал статью, посвященную проблемам функционирования националистических партий в Центральной и Восточной Европе и возможности подключения Молдовы к зарождающемуся в регионе «новому правому дискурсу». В целом соглашаясь с выводами автора о необходимости интеграции национально-ориентированных сил нашей страны в сообщество европейских «правых», нам хотелось бы уточнить ряд моментов, касающихся как самого генезиса национальных идей в центральноевропейских странах, так и связанных с ним проблем.
Начать следует с того, что «правый» ренессанс в Европе явился прямым следствием развала советской империи. Развитие национализма в бывшем соцлагере можно считать закономерным процессом: национальная идеология в современном мире способна развиваться исключительно в условиях сильного внешнего прессинга. СССР отчасти поощрял развитие национальных культур в своих республиках, но подобная политика никогда не применялась Москвой в странах Варшавского договора. После Второй Мировой войны государствам Восточной Европы была навязана абсолютно чуждая для них догматика, содержащая в себе агрессивный интернационализм и атеизм, и таким образом, полностью отрицающая те устои, на которых десятилетиями зиждилось восточноевропейское общество. Стоит вспомнить, сколько лет традиционно дружественные России Сербия (тогда — Королевство Сербия, Хорватия и Словения) и Черногория отказывали Советскому Союзу в дипломатическом признании. Также можно привести в пример и Польшу, которая в межвоенный период оказалась полностью захвачена носителями национально-клерикальных идей. Диктатору Юзефу Пилсудскому удалось практически целиком очистить Польшу от коммунистов, и он сделал это при полной поддержке общества.
Можно представить, каким ударом для традиционно консервативной Восточной Европы стало насильственное внедрение советских порядков. Народы, пережившие мировую войну, получили еще одну напасть — коммунизм. Москва целенаправленно разрушала структуру регионального социума, попытки сопротивления подавлялись силой оружия. Именно в этих условиях здесь формировался национализм. В те годы националистические партии действовали совместно с другими силами антисоветского толка. Само собой, национально-ориентированные и традиционалистские движения не могли не избежать их влияния, и когда страны Варшавского договора получили свободу, во многих из них национальная доктрина представляла собой причудливый сплав либеральных, социал-демократических и праворадикальных идей. В конце восьмидесятых — начале девяностых годов XX века к национализму приравнивался практически любой антисоветизм.
Естественно, национальные силы бывших советских государств в то время изо всех сил стремились туда, откуда, как считалось, они были насильно вырваны — в Европу. Но тут сказалась действовавшая многие годы информационная изоляция. Западная Европа представлялась жителям соцлагеря чем-то полностью противоположным ненавидимому ими «совку» — средоточием культуры, благополучия, традиций. В те годы жители региона не разделяли Западную Европу и США, считая их однородными частями единой западной цивилизации. С другой стороны, западные обыватели не были склонны ощущать кардинальные различия между СССР и его сателлитами, считая их полным подобием московских хозяев. Средний американец, к примеру, до сих пор по привычке называет всех без исключения жителей Восточной Европы «русскими». Эта неадекватность восприятия не была тогда слишком явной — в проблему она превратилась уже потом.
Практически все бывшие соцстраны приняли либерально-рыночную модель дальнейшего развития. Поначалу многие из них добились серьезных успехов, демонстрируя значительный экономический рост. Следует отметить, что между государствами Центральной и Восточной Европы (не считая бывшей Югославии) в те годы практически не существовало разногласий — они были едины в своем порыве как можно скорее покончить с советским прошлым и полностью интегрироваться в западное сообщество. Бывший соцлагерь в то время был очень дружен.
За всей этой эйфорией национализм как-то затерялся. Беспрепятственное победное шествие либерализма сделало национальную идею невостребованной. Так продолжалось ровно до тех пор, пока в ряде стран не стали вскрываться негативные последствия ускоренного перехода от плановой экономической модели к свободному рынку.
Множество людей, худо-бедно устроенных при Советах, оказались за бортом новой жизни. Цены росли как на дрожжах, идеал в виде Запада начал настойчиво диктовать свои условия, отнюдь не всегда совпадавшие с чаяниями восточноевропейцев. Европа встретила вновь обретенных чад совсем не так, как они ожидали. Получив, наконец, прописку в ЕС, бывшие соцстраны фактически столкнулись здесь с теми же проблемами, которые им раньше создавала Москва. Европейский Союз начала активно навязывать им то, с чем они изо всех сил боролись, находясь под властью СССР — интернационализм и атеизм, по степени своей агрессивности не многим уступающие своим советским аналогам. Теперь зло пряталось под другими вывесками — «мультикультуральность» и «политкорректность». Плюс ко всему, стали вскрываться все более явные противоречия между вчерашними друзьями, связанные с растущими претензиями на лидерство одних стран и возрастающей агрессивностью других. К примеру, Польша, живущая идеей восстановления Речи Поспо-литой в исторических пределах, несколько раз получала резкую отповедь в ответ на свои попытки утвердить себя в качестве основного модератора политических процессов в Восточной Европе. Большие нарекания соседей вызывает Венгрия, активно поддерживающая общины этнических венгров, проживающих на территории сопредельных стран. И самое главное — ряд новоиспеченных членов ЕС настолько сильно испортил отношения с его старыми участниками (прежде всего, с Германией), что отношения между Западной и Восточной Европой с течением времени все отчетливее приобретают характер неприкрытого конфликта.
В такой обстановке либералы и социалисты оказываются не у дел. Голову поднимает национализм — идеология, противопоставляющая себя современной европейской «мультикультуральности», на поверку грозящей полным исчезновением всех фундаментальных европейских традиций. Сегодня Западная Европа предельно яростно отрицает ценности, на которых веками зиждилась ее цивилизация. Новая Европа, наоборот, стремится их утвердить.
Восточноевропейский национализм действительно набирает все большую силу. Противопоставляя себя космополитизму ЕС, он находит множество сторонников среди граждан региональных стран, попавших под пресс глобализации. Во многих странах Центральной и Восточной Европы национальные традиционалистские силы имеют множество сторонников в элитарных слоях, в некоторых государствах они уже пришли к власти. Проблема состоит в том, что один национализм рано или поздно сталкивается с другим национализмом. Среди новых стран-членов ЕС нет единства, среди правых сил внутри них — тоже. К примеру, националистическая Польша ориентируется на США, а словацкие правые настроены антиамерикански и пророссийски. Та же Словакия видит своим противником Венгрию из-за той поддержки, которую Бухарест оказывает местной венгерской диаспоре. К Венгрии также имеют претензии Польша и Румыния (первая — из-за конформизма в отношениях с Россией, вторая — из-за проблемы венгров Трансильвании). И, наконец, румынский национализм отказывается признать не только суверенитет Молдовы как государства, но и факт существования молдаван как нации.
Проблемой европейских правых является и отсутствие некой объединяющей структуры по образцу левого Социнтерна. Националисты разных стран регулярно проводят совместные брифинги и конгрессы, но до создания влиятельных межгосударственных структур дело пока не дошло. Возможно, это произойдет тогда, когда правые Центральной и Восточной Европы осознают бессмысленность внутренних противоречий перед лицом угрозы тотальной денационализации всего региона. В итоге можно утверждать, что новый правый дискурс в Восточной Европе находится в той стадии, когда в нем уже имеется реальная потребность. Но пока что он еще не оформился как самостоятельное явление. Нет единой идейной базы, отсутствуют необходимые институциональные структуры. Но подключаться к нему можно и нужно, и чем раньше молдавский национализм заявит о себе в Европе, тем больше у нас шансов обратить внимание правых сил региона на проблемы, связанные с сохранением нашей государственности и национальной идентичности. С большой долей вероятности можно предполагать, что в недалеком будущем идея «Европы наций» получит шанс полностью вытеснить из политического поля современный «мультикультуральный» концепт. С этим и должна быть связана основная цель национально-ориентированных сил Молдовы на данном направлении: утвердить в будущей Европе наций еще одну нацию — молдавскую.
