Будучи человеком сугубо местного розлива (опять не говорю «почвенным», «патриотическим», дабы избежать пафоса), Никонова одновременно напоминает мне гиперактивных тележурналисток из американских фильмов. Мое взаимодействие с нею началось с того, что она вдруг на голубом глазу заявила: «Я хочу делать с Вами шоу, а для шоу главное — это подлинность».
«Что Вы такое говорите! — изумился я. — Где есть шоу, там нет подлинности. А где есть подлинность, нет шоу. Ленин говорил: «Или вши победят социализм, или социализм победит вшей!». Вот так и с вашими шоу. Либо шоу уничтожит подлинность, либо подлинность уничтожит шоу».
Никонова не хотела в тот момент со мной спорить, потому что ей нужно было, чтобы я согласился на ее экстравагантное предложение. То самое предложение, из которого затем выросла передача «Суд времени» на «Пятом канале». Поэтому она ответила мне достаточно сдержанно: «Ну, не знаю… Вы как хотите, а я убеждена, что шоу нужна подлинность. Убеждена, и всё тут!»
Эта короткая перепалка сильно повлияла на мое решение участвовать в программе Никоновой. Притом, что я пришел на встречу, твердо зная, что должен тактично отказаться от любого предложения незнакомых мне тележурналистов. Кстати, Никонова сумела оценить мое согласие принять участие в ее программе, понимая, что я очень многим рискую. И когда первая программа «Суд времени» вышла в эфир, она позвонила мне и сказала: «Спасибо, что Вы нам поверили». А потом ее голос дрогнул. И она очень-очень быстро проговорила: «Это успешный проект, понимаете? Годами ждешь успешного проекта. Вроде все правильно — а проект неуспешный. А тут вдруг успешный проект!»
И я понял, что, во-первых, для Никоновой успешный проект — это всё.
И, во-вторых, что в слова «успешный проект» она вкладывает не рейтинг, не аплодисменты и не призы. А нечто другое. Успешный проект для нее — рычаг, с помощью которого она что-то поворачивает. И ей нравится смотреть, как оно поворачивается.
Работа с Никоновой — сущий ад. Она дико нервничает сама, доводит себя до грани нервного срыва. И, видимо, именно балансирование на этой грани является для нее нормальным рабочим режимом. За время работы мы десятки раз жутко ссорились и мирились. Теперь вся эта рабочая ситуация позади. Прошло достаточно времени для того, чтобы я что-то мог оценить объективно. И я вполне объективно могу сказать, что Наталья Никонова — это странный симбиоз удачливой американской продюсерши и девочки из провинциального российского наукограда. Между прочим, вполне мог бы снять про нее художественный фильм. Или поставить спектакль.
За ее очередными телехудожествами всегда смотрю с интересом. И далеко не всегда этот интерес является собственно содержательным: я не любитель шоу, а для Никоновой это коронный жанр. Но мне всегда любопытно, что еще Наталья, так сказать, учудит. Потому что Наталья сейчас в российском телекомьюнити — экземпляр вполне уникальный. Такие всегда наперечет, но у нас действует специфическая система негативного отбора. Крокодилов по нашему телепространству ползает много. Змей — еще больше. А антилоп — конечно, умеющих и кусаться, и лягаться — практически нет. А Никонова — это, образно говоря, такая антилопа. Кусачая, лягачая, но… в отличие от рептилий не потерявшая тонко организованной эмоциональной сферы. А значит, и сохранившая атипичную мотивацию. Чем мотивированы рептилии? Аппетитом. Аппетит и есть сейчас типичная мотивация. На фоне нее Никонова — явление очень и очень незаурядное.
XXXVIII.
Никакого идеологического резонанса с Никоновой у меня никогда не было и по определению быть не может. Потому что она стопроцентная либералка. Но, как и еще несколько моих знакомых либеральных журналистов, она настоящая, а не поддельная либералка. Убежденная, например, что если либерал проигрывает, то он должен честно признать поражение. И что либерализм вполне сочетаем с патриотизмом, а также с интересом к персонажам, обитающим за пределами Рублевки и других аналогичных мест.
Некоторые мудрецы, причем не только либеральные, но и КПРФовские, задним числом начали утверждать, что «Суд времени» на «Пятом канале» был «кремлевским проектом». На самом деле, это был проект Натальи Никоновой. Не Сванидзе, не Кургиняна, не Млечина, а именно Никоновой. Это был ее авторский проект. И это был не единственный ее авторский проект. Уйдя со скандалом с «Первого канала» (мне видавшие виды люди говорили: «Ну скажи, кто-нибудь еще, кроме Наташи, осмелился бы устроить такое с Эрнстом?»), Никонова стала превращать «Пятый канал» в нечто из ряда вон выходящее. Ей были для этого предоставлены все возможности. Параллельно с ее авторским проектом «Суд времени» на «Пятом канале» вышел ее же авторский проект «Картина маслом». В этой программе солировал Дмитрий Быков. А были еще другие программы, где солировали иные звезды. Причем звездами их делала именно Никонова.
Кстати, о том, как именно она этого добивается. У нее есть интуиция. Та, без которой ничего добиться нельзя. Но есть и другое. При огромной внутренней авторитарности (а без этого телевизионным продюсером быть попросту невозможно) Никонова в высшей степени способна слушать других. Программа «Суд времени» на «Пятом канале» да и программа «Исторический процесс» на канале «Россия» (еще одно детище той же Никоновой) делались в глубоком и даже глубочайшем диалоговом режиме. Поэтому мне особенно смешно слушать про какие-то там «проекты». Изначально в «Суде времени» не было ни Сванидзе, ни многосерийности, ни счетчика, позволяющего узнать мнение страны, ни многого другого — всё это появилось в результате творческих перепалок между мной и Никоновой. «Надо так». — «Нет, так нельзя!» — «Нет, так можно!». Такой вот «кремлевский проект».
Предложенный Никоновой судья меня явно не устраивал, потому что он был туп и груб одновременно. Из отпуска вызвали пробоваться на роль судьи очень умную милую женщину. Но перед тем как предъявить ее в виде компромиссного варианта, от которого я не смогу отказаться, мне, между прочим, было сказано: «А что, если судьей сделать Сванидзе?» Это сказала помощница Никоновой, а Никонова цепко следила за моей реакцией. «Так Вы не против?» — спросила она. «В этом что-то есть», — ответил я. «Ну, Вы даете!» — сказала Никонова с явным уважением к проявленному мною чувству жанра.
Но какой бы норов ни проявляла Никонова в этих перепалках, главным для нее всегда был результат, и, работая на результат, она проявляла невероятную творческую цепкость. Никакой амбициозности по принципу «слушать меня, я начальница!» в Никоновой нет. Вся телетусовка прекрасно осведомлена об этих качествах Натальи Петровны. И даже завзятые либералы проявляли к ней определенную снисходительность: «Ну, носится она со своим Кургиняном, как с писаной торбой… Но ведь и с Быковым так носится, и с Макаровым, и с Собчак, и с другими… Творческий человек, увлекающийся!»
XXXIX.
Читатель, наверное, недоумевает, почему я так подробно все это описываю в той длинной аналитической статье, которая должна вобрать в себя и тематику политической войны, и тематику войны метафизической, и рубрику, в которой наш творческий коллектив заявляет о своем кредо.
Еще минутку терпения, читатель, и всё станет ясно!
Вой невероятной силы, устроенный либеральной прессой после нашего съезда в Колонном зале, незаметно превратился в вой по поводу нашей «роли» в организации марша, состоявшегося 2 марта. А почему возникла необходимость в этом марше? Потому что следом за Димой Яковлевым трагически погиб еще один наш сирота, усыновленный американцами, — Максим Кузьмин. Оставим пока в стороне вопрос о том, как именно опозорились либеральные журналисты, заявлявшие, что мы являемся организаторами этого марша. И поговорим о самом Максиме Кузьмине. Политическая война, ведущаяся вокруг закона Димы Яковлева, превратила смерть несчастного мальчика в крупнейшее событие — как внутриполитическое, так и внешнеполитическое.
В этом нет ничего беспрецедентного. Нередко частная история, вплетаясь определенным образом в ткань мирового процесса, превращается в нечто общезначимое, приковывающее к себе внимание сотен миллионов людей. Ну кто такой был, по большому счету, эрцгерцог Франц Фердинанд? Да, наследник престола… Но кто кроме читателей светской хроники знал что-нибудь об этом наследнике? И, в конце концов, ничего неслыханного не было в его гибели. От рук террористов, которые тогда еще не взрывали дискотеки или торговые центры, а охотились за ВИП-фигурами, в начале ХХ века погибало очень много людей. Но эта частная история так вплелась в ткань мирового процесса, что всем, а отнюдь не только читателям светской хроники, стало ужасно важно понять, кто такой этот Франц Фердинанд, зачем он поехал в Сараево, кто его жена и так далее. И долг журналистов состоял в том, чтобы немедленно представить обществу необходимую информацию.
