Эта программа не может повторять прежних витков модернизации — система знаний, технологий и организации сильно изменилась. Изучение и положительного, и негативного опыта нашего прошлого и западного настоящего позволит России сберечь время и силы. Однако многие философские, социальные и экономические проблемы становления современной системы «производства» и использования знания будут решаться в России иначе чем па Западе, Имитационный проект будет обречен на неудачу или приведет к национальной катастрофе. Этот вывод подтвержден и логически, и исторически, трагическим опытом многих культур и тяжелыми травмами самой России.
В любом случае при такой операции необходимы глубокие предварительные исследования. Трансплантация даже конкретной техники (кривой сабли, картофеля или компьютера) сопряжена с культурной травмой и кризисом трансформации национальной системы, но реакция иммунитета большой культуры, подобной России, в этих случаях все же не угрожает ее целостности. Организм такой культуры обладает большим разнообразием и «переваривает» нововведение, интегрируя его путем синтеза (даже несмотря на «картофельные бунты»).
Но проблема совместимости тканей при пересадке заведомо здоровых органов донора резко усложняется, если пытаются заимствовать ткани у больного организма, каким является современный Запад, переживающий травму перехода в постиндустриализм.
Следует зафиксировать важное исходное положение: сама постановка на Западе вопроса о переходе цивилизации к ее постиндустриальной фазе, сам поиск нового названия западному обществу в этой новой фазе служат симптомами глубокого кризиса западного общества, не сводящегося к кризису индустриализма как технологического и экономического уклада. Речь идет о кризисе мировоззренческой матрицы, на которой было собрано и в течение четырех веков воспроизводилось западное индустриальное общество. Российское общество, которому на новом витке модернизации предлагается осуществить трансплантацию структур западного «общества знания», должно отдавать себе отчет в том, что это проект пересадки в его организм продукта кризиса.
Поэтому «реакция иммунитета», вызванная попыткой имитации западных социальных форм, будет именно системной, она вызовет шок в каждой клетке организма. Здесь вероятна мутация национальной культуры России с ее полным «переформатированием». В настоящий момент в России эта опасность тем более велика, что речь идет о трансплантации от больного донора к больному реципиенту. Неизбежная реакция иммунного отторжения будет осложнена системными кризисами обоих «партнеров». Сами эти кризисы плохо изучены и поняты, и уж тем более плохо изучено взаимодействие таких кризисов при их наложении.
Судя по тому, к каким последствиям привела в 90-е годы в России трансплантация структур гораздо более частной системы — неолиберальной экономики, — имитацию «общества знания» Россия как культурная целостность не переживет.
Имитационный подход к строительству «общества знания» России не годится и но причине невыполнения критериев подобия между Россией и Западом в приложении к их массивным структурам и социальным процессам в «большом времени». Но еще острее несоизмеримость условий проявляется в скоротечных процессах, которые накладывают жесткие ограничения на принятие среднесрочных решений.
В отличие от Запада последних трех десятилетий, Россия начинает свою программу строительства «общества знания» в условиях аномальных и неравновесных — в ходе продолжающегося демонтажа и беспорядочного разрушения прежних структур производства и использования знания, унаследованных от советского строя. Не будем пытаться дать здесь целостную картину и оценку этого процесса поистине цивилизационного масштаба. Напомним только, что резко ослаблен и частично демонтирован отечественный научный потенциал, который выстраивали 300 лет.
Потеряли системные качества и резко сократились в размерах главные профессиональные сообщества, служащие социальной базой «общества знания», — исследователей, конструкторов, промышленных рабочих, сельских механизаторов. Резко сократились базовые системы коммуникации знания через печатные тексты: тираж книг упал в три раза, журналов в 4 раза, газет в 6 раз. Электронные средства заменить печатного текста не могут. Глубокой трансформации подвергаются «генетические механизмы» межпоколенной передачи знания — школа и университет.
Эти процессы, инерция которых исключительно велика и которые вовсе не остановлены, делают задачу «строительства в условиях разрушения» чрезвычайно сложной и лишают имитационный проект всяких шансов на успех. Это надо хладнокровно осознать, закрепить в общественном диалоге и сосредоточить усилия на разработке своего, новаторского проекта — исходя из трезвого учета ограничений, честного сравнения альтернатив с применением адекватных и жестких критериев.
Для этого надо изучить, без всяких идеологических пристрастий, не только опыт Запада, но и огромный опыт строительства и разрушения отечественного «общества знания» в XX веке. И строительство, и разрушение дают важное знание.
Поэтому наше обсуждение проблемы в книге делится на две части[1]. В первой оно будет следовать той структуре социологии и экономики «общества знания», которая, с одной стороны, складывается в ходе практической реализации программы Запада, и с другой — в свете опыта строительства «общества-знания» в СССР. Вторая часть будет посвящена актуальному состоянию тех систем российского общества и государства, которые будут непосредственно вовлечены в создание структур нашего, отечественного «общества знания» первой половины XXI века.
Раздел I
«Общество знания» в западной цивилизации
Глава 1
Кризис индустриализма и идея «общества знания»: риски трансплантации
Общество знания — очередное самоназвание Запада. Оно предложено в ходе поисков обозначения разных сторон того жизнеустройства, которое должно сложиться на выходе из кризиса индустриальной цивилизации[2].
Западные философы и социологи, особенно американские, настойчиво подчеркивают значение для общества Нового времени его самоосознания и даже самоназвания. А. Этциони писал: «Индустриализация — это не только вопрос накопления капитала и нового соединения его с трудом. Это также вопрос умонастроения, образа мысли о себе, других и о мире… В любом случае начало, успехи и поддержание индустриализации тесно связаны с развитием соответствующего мышления, а именно — рационального мышления» [292, с. 293].
В этой книге мы не будем: углубляться в философское рассмотрение причин, которые побудили в конце XX века поставить вопрос о смене типа общества как субъекта познания и использования полученного знания. Очевидно, что в обыденном смысле слова с самого начала возникновения разума и языка у первобытного человека его общность была «обществом знания». Таким оно и было на всех этапах развития человеческого рода. Чтобы сегодня ставить вопрос о форсированной перестройке общества и присвоении ему специального обозначения, требовались чрезвычайные обстоятельства, вызванные достижением некоторой критической точки в развитии. Это пороговое явление и породило кризис индустриализма.
Строго говоря, критическая точка достигнута (точнее, осознана как критическая) в развитии не собственно знания, а той его ипостаси, которая обретает материальную форму — техники. Кризис состоит в том, что биосфера Земли, развитие которой ограничено физическими условиями планеты, с появлением человека сосуществует с техносферой, развитие которой ничем не ограничено. В индустриальную эпоху мощность техносферы быстро достигла того критического уровня, при котором биосфера не может выдержать воздействия техники.
Система знания и устройство человеческого общества оказались неадекватны этой реальности — в знании и обществе отсутствуют блоки и механизмы, гармонизирующие сосуществование одинаково необходимых для жизни сфер. Как предупредил в начале XX века В. И. Вернадский, «человек действует здесь не как Homo sapiens, а как Homo sapiens faber». Чтобы общественное сознание, преломленное во всех сторонах деятельности человека, смогло без тотальной катастрофы разрешить это глобальное противоречие, требуется принципиальное изменение системы знания и его движения в обществе. Это и побуждает ставить вопрос о строительстве «общества знания». Вернадский называл это «переходом техносферы в ноосферу».
Кризис индустриализма, который приобрел во второй половине XX века черты системного кризиса, побудил западных философов, культурологов и социологов к интенсивным футурологическим изысканиям. Главным постулатом этих поисков было завершение цикла индустриальной цивилизации и сложившегося в ней «современного общества» (общества модерна). Почти во всех терминах, обозначавших главную суть будущего общества, присутствовала приставка пост-. Общество начала XXI века называли постбуржуазным, посткапиталистическим, постэкономическим, постмодернистским, постцивилизационным, постисторическим, и даже постпротестантским. Общим для всех определений является представление о постиндустриальном обществе (понятие, введенное в широкий оборот социологом Д. Беллом).