Большую роль в построении такой стройной и жизнеспособной системы сыграл страх перед возможностью пролетарской революции и ее последствиями, которые наглядно продемонстрировал миру пример коммунистической России. С точки зрения советского человека, заявленные цели социализма были в большей степени реализованы в Канаде или Скандинавских странах, нежели у нас на родине.
Кажется, что демократия – идеальная самонастраивающаяся система со встроенными адаптационными механизмами, которая универсальна по своей природе и должна без сбоев работать в любой стране мира в применении к любому народу, а наличие некоторых страновых и исторических отличий представляется несущественным. Возникает устойчивое убеждение не просто в совершенстве, но и в универсальном характере демократического устройства, которому под силу даже приспособиться к разным стадиям развития общества благодаря заложенным в самой системе механизмам развития. Отсюда и стремление абсолютизировать и универсализировать демократическую систему, и склонность видеть в ней некий объективный закон природы. Результатом становится неприятие самой возможности какого-либо особого отдельного пути в развитии страны. Ровно по тем же причинам встретил такое резкое отрицание термин «суверенная демократия» – несмотря на всю его безупречность, ибо он подразумевает всего лишь демократическую форму правления с сохранением собственного внешнеполитического курса и, как результат, – приоритет интересов граждан страны. К слову сказать, этот подход реализован всеми состоявшимися демократиями в мире после перехода от стадии декларации принципов к их реальному воплощению. Конечно, многие страны, особенно те, что находятся на этапе становления, – как Украина, страны Прибалтики, Грузия, – в целях получения конкретных политических и экономических преференций от западного сообщества готовы выставить на торги единственное, что у них есть, – политическую и военную независимость. Именно поэтому термин «суверенная демократия» может применяться как дифференцирующий в описании стран, находящихся на переходном этапе. Позволю себе заметить, что, как правило, внутри стран, пожертвовавших своей суверенностью, ситуация с правами человека и соблюдением основных демократических принципов обстоит не лучше, чем в суверенных. Тем не менее западное сообщество предпочитает в этом вопросе политику двойных стандартов, так как ни агрессия Грузии в Южной Осетии, ни положение русскоязычного населения в Прибалтике, ни уровень коррупции в руководстве Украины никоим образом не соответствуют современным представлениям о том, что позволительно для демократической страны.
Итак, после длительных рассуждений о демократии остается совершенно непонятно, для чего все-таки существует эта форма осуществления государственного управления и почему в России она не вызывает доверия у большинства народа. Если перечитать все вышеприведенные соображения, они кажутся довольно стройными и логичными. Тем не менее отношение к обсуждаемому предмету наших людей выразилось в слове «дерьмократия», что в свободном переводе означает «власть сами-понимаете-кого».
Конечно, велик соблазн вслед за критиками последних 20 лет описать и ужасы обнищания народа, и разгул бандитизма – все это будет правдой. Но проблема гораздо глубже. В России подобная форма правления не приживалась ни разу за всю историю. Что бы нам ни рассказывали о Новгородском вече, вряд ли его собрания сильно отличались по своей сути от заседаний Палаты лордов. Данная система находилась гораздо ближе к власти боярских родов, чем к системе «один человек – один голос», так как право голосовать имелось отнюдь не у всех жителей Новгорода. Так что и эта форма управления очень далека от современного понятия демократии. И наша страна не одинока. Страны Юго-Восточной Азии и Аравийского полуострова вкупе с большинством африканских, латиноамериканских и южноамериканских могут считаться демократическими только с очень большой натяжкой. И если часть из них еще можно заслуженно упрекнуть в недостаточной развитости, то степень экономического прогресса, достигнутая в Японии, Южной Корее, Китае, Сингапуре, бесспорно, не допускает такого упрека в их адрес. При этом мы, чтобы не усложнять ситуацию еще больше, даже не рассматриваем культурный опыт цивилизаций Китая и Индии, имеющих полное право с улыбкой пятитысячелетних мудрецов внимать претензиям современных стран Западной Европы и США, которые как народы моложе вполовину, а как государства и вовсе не сравнимы с ними по историческому опыту.
Но тогда почему все эти народы не понимают своего счастья, и почему объективные, как нам их представляют, законы в этих регионах не работают? Ответ на данный вопрос не удается получить и при рассмотрении системы отношений между государствами – все-таки практически ни одна из стран сейчас не существует в абсолютной изоляции, кроме того, международные отношения важны для работы демократических настроек, поскольку у государства имеются как внутренние, так и внешние методы адаптации.
Главный заявленный принцип отчетности хорошо известен: государственный аппарат, как организация, созданная для обеспечения жизни и воспроизводства согласившихся войти в нее граждан, регулярно отчитывается о целесообразности размера налогов и эффективности расходования общественных средств. Наличие конкуренции между государствами не дает им загнивать и побуждает искать методы по повышению эффективности функционирования бюрократического аппарата, причем здесь действуют несколько разнонаправленных тенденций. Во-первых, государство не может состоять из малого числа членов и находиться на слишком малой территории в течение достаточно долгого периода времени, не теряя части своих функций. В основном такие ограничения связаны с необходимостью проведения эффективных инфраструктурных проектов и выполнения оборонительных функций. Карликовые европейские страны сознательно передали внешним партнерам многие из основных признаков государства и скорее являются туристическим достопримечательностями, чем реальными политическими игроками. С другой стороны, большие страны вынуждены системно решать совсем иные задачи, зачастую связанные исключительно с размерами. Конечно, обустроить границу Лихтенштейна проще, чем границу Канады. При этом законы управления большими системами совершенно иные, и для их обслуживания требуются иерархически гораздо более сложные, многоступенчатые структуры, в которых с особой ясностью проявляются и заложенные генетически недостатки. Бюрократия имеет тенденцию к разрастанию и самосохранению, что особенно заметно на примере больших стран и межстрановых образований. Возникает естественное ограничение эффективности существования крупных структур.
Вавилонское разделение народов привело не только к возникновению разных языков, но и к введению в генетический код человеческого сообщества невозможности создания механистического, не построенного на религии единого правительства и единой страны. На наших с вами глазах рушится здание даже такой функционально далекой от государства объединительной структуры, как ООН. Созданная как переговорная площадка, эта международная организация в свете последних вооруженных региональных конфликтов потеряла сколь-нибудь значимое влияние на происходящее на планете, превратившись в синекуру для мировых бюрократов. Стремление сильных стран обеспечить свои интересы позволило им полностью игнорировать мнение сообщества или манипулировать им без всякой ответственности (что хорошо показали военные операции в Ираке). Попытка объединения в единую политико – экономическую структуру Европы тоже не увенчалась успехом. Ожидаемые положительные результаты не были достигнуты, а вот падение уровня жизни, связанное со значительным ростом цен в результате перехода на единую валюту, очевидно. Первый опыт невооруженного объединения оказался даже менее живучим, чем варварские эксперименты прошлого, и это при том, что объединение происходило между странами, близкими по политическому строю и уровню развития экономики.
Демократические принципы построения государства даже не смогли послужить надежным методом защиты от экономических и прямых вооруженных конфликтов. Борьба с терроризмом привела лишь к тому, что жизнь граждан усложнилась, а часть их свобод была принесена в жертву общей безопасности – пока без особого успеха.
С одной стороны, можно констатировать, что в самой системе заложены ограничения, не позволющие разным народам потерять страновые особенности и превратиться в усредненных граждан мира через потерю собственной идентичности. С другой – налицо непонимание причин того, почему демократия ни в своем страновом, ни в международном аспекте не приводит к формированию долгосрочных позитивных тенденций.
