Лева прилег в другое место, ему была приятна эта забота… а какова же забота Отца?!
Глава 25. Дорогие весточки
«Что холодная вода для истомленной жаждой души, то добрая весть из далекой страны».
Притч. 25, 25.
Их часть поднималась все выше и выше по реке Сунгари. Временами делали остановки и выходили на берег. У китайцев покупали овощи — огурцы, помидоры. Питание, в общем, было отличное. Поступали сведения о том, что везде наша армия идет в наступление, настроение у всех было приподнятое. Были и раненые. Один из вездеходов был подбит снарядом и едва не затонул. Кругом была опасность.
Сердце Левы было наполнено мыслями о своих близких. Письма на фронт доставлялись без перебоя, и для него было большим праздником — получать эти письма. Ему аккуратно писала мать, иногда он получал от нее сразу по два письма. Сколько любви, сколько материнской заботы чувствовалось в каждой строчке ее письма! Он знал, что она всегда молится за него. Он знал также, что многие и многие другие близкие родные молятся за него.
Большой радостью было для Левы получать письма от его жены, которая была в армии и находилась в частях, расположенных в Польше. Боевые действия там уже давно закончились и, как писала она, «жизнь ее протекает в полном благополучии». Она писала и ободряла его, что скоро и он и она будут демобилизованы, встретятся и заживут лучшей жизнью после всех этих испытаний.
Читая ее добрые, сердечные письма, Лева особенно радовался, что и его спутница так же, как и он, живет надеждой на Всевышнего и только Он может сохранить и его и ее целыми и невредимыми душой и телом.
Часто офицеры и красноармейцы вели разговоры о своих семьях, о своих женах, и многие потеряли надежду встретить своих жен верными. И когда спрашивали Леву о его жене и он отвечал, что он в разлуке с нею с 1940 года и что она служит в армии, в авиации, — многие усмехались и говорили:
— Ну, не надейся на свою жену! Там никто не устоит. Об этом и разговора быть не может: одна женщина в полку, да еще в авиации…
Но Лева был спокоен. Он уповал только на Всемогущего и знал, что только Он, именно Он, дает и верность, и любовь, и надежду на будущее.
— А у вас дети-то есть? — спросил как-то начальник его санчасти.
— Нет, — ответил Лева.
— Это плохо, — сказал майор. — Когда дети есть, то надежды на верность больше, а так, кто знает, что может получиться. Я вот о своей жене, хотя у нас и ребенок, и то не могу не беспокоиться.
— А вот вы почитайте письмо от нее, — сказал Лева. Майор прочел и, возвращая, сказал:
— Да, видно, жена у тебя особо хорошая.
— Она всегда ободряла меня, — сказал Лева, — и бывало, когда я находился в тех условиях, о которых я рассказывал вам, она всегда с фронта и из-под Сталинграда писала чудесные письма. Бывало, прежде, чем мне вручат письмо от моей Маруси, все мое начальство, не говоря уже о цензуре, прочтет ее письмо, и все восхищались ее письмами.
— Я вижу, что она у тебя верующая, как и ты, — сказал майор. — И в этом у вас большое счастье.
Необыкновенной радостью было для Левы полученное однажды письмо из далекого Чалаевска. Там писали, что все ждут его, все живы и бодры и однажды ночью пели:
«Не расскажет ручей говорливый
никому моей тайны…
По лесам и полям молчаливым
пробежит он холодной струей.
Не расскажут, что волны слыхали…»
— О, они приняли крещение, они идут дальше, слава Господу! Душа Левы ликовала, он благодарил и молился за молодежь, которая встала под знаменем Христовой церкви. Они прислали ему свои фотографические карточки. Это было тоже необыкновенно приятно: Эти листочки он бережно хранил, как драгоценность, и вечером, в свободные минуты, снова и снова перечитывал каждое слово.
— Да, действительно, «что холодная вода для истомленной жаждой души, то добрая весть из далекой страны…».
В своих ответах на полученные письма Лева вкладывал в них всю душу, всю любовь. Он знал, эти маленькие весточки, написанные иногда карандашом, будут дороги для тех, кого он любит и которые его любят.
— Да, какое это счастье — любить и быть любимым! Это как лучи солнца, озаряющие все, согревающие и рассеивающие тьму!
В свою записную книжку Лева заносил все новые и новые тексты из Слова Божия. Он давно не был на собрании, давно не имел общения с дорогими братьями и сестрами, но духовно не ослабевал, его любовь не охлаждалась. Личное молитвенное общение с Господом, чтение дорогой, любимой книги, письменное общение с дорогими — вот те источники, которые давали ему силы, находясь в армии, на фронте, не только увядать духовно, но укрепляться в вере все более и более.
«Ты — покров мой. Ты охраняешь меня от скорби, окружаешь меня радостями избавления».
Псал. 31, 7.
Несколько дней их части стояли в городе на берегу реке Сунгари — Цзямусы. Жителей в городе почти не было. Дома без крыш, целые кварталы без населения. С большим интересом Лева с майором обходили эти улицы, заглядывали в полуразрушенные дома. Они не встречали здесь ни стульев, ни столов, ни кроватей. Зато всюду во множестве были какие-то плетеные циновки, которыми и обходились местные жители. Спали, видимо, на вделанных в стену полках. Много всякой бумаги, различных книг встречали они в домах, но все они были на одном из местных языков (корейском, китайском, японском), и никто не смог прочесть в них ни одной строки.
— Во всяком случае, чистой бумаги нужно захватить, — сказал майор. — Пригодится.
Лева согласился с ним. Он надеялся, что если он будет продолжать учиться, то на этой бумаге сможет сделать себе прекрасные тетради для записи лекций.
Все было бы хорошо, если бы не ночи. Опасность грозила от врагов, — Квантунская армия, отступив, оставляла после себя и снаряжение, и продовольствие, и запасы медикаментов. Но ночью на людей нападала страшная армия особо активных маньчжурских блох, они лезли под белье, немилосердно атаковали, и когда утром люди вставали, все тело было покрыто какой-то сыпью, как будто это было начало какого-нибудь неизвестного инфекционного заболевания. И когда был получен приказ — двигаться дальше, все были рады оставить этот переполненный блохами город.
И вот неожиданное сообщение: «Победа! Япония капитулировала!»
Все в армии радовались, все поздравляли друг друга, у каждого крепла твердая уверенность, что теперь-то он вернется домой живым. День победы был объявлен праздником, и его решили отпраздновать как можно более торжественно.
Ну, как русские люди празднуют? Кругом была трофейная китайская водка, причем в неограниченном количестве. Ее привезли в бочках и начали поздравлять друг друга. Водка лилась, меры никто не знал. И когда наступила ночь, всюду слышались стоны, рвота. Многие вовсе без сознания были. Единственные, кто были абсолютно трезвыми, был начальник санитарной службы и сопровождающий его Лева. Они всю ночь обходили части и пытались установить, нет ли тех, кто находится в смертельной опасности и уже не реагирует на нашатырный спирт. К счастью, все обошлось благополучно, никто не умер.
Утром, как в таких случаях «полагается», опохмелялись, а потом — кто мирно беседовал, кто ссорился, кто разнимал. Местами были крики, ругань. Потом кто-то дал сигнал, и на радости многие стали палить из огнестрельного оружия. Высшее командование немедленно дало приказ о том, чтобы личное оружие было сдано.
К Леве подошел ротный офицер и сказал, чтобы он сдал свое оружие.
— А я и не получал его, — ответил Лева.
Много забот и хлопот было в эти дни в санчасти. Кто-то нашел какие-то бобы, поел их, и получилось тяжелое отравление, пришлось промывать желудок и давать сердечное. Другие нашли бутыль с маслом и решили пожарить блины. В результате получилось сильнейшее расстройство кишечника. Это было касторовое масло, которое, как выяснилось, в этой местности и изготовлялось.
Находясь среди людей, с которыми Лева подружился, многие из которых были его товарищами и друзьями, Лева не мог не молиться о них. Он желал, чтобы они были здоровы и чтобы все обошлось без особых несчастных случаев. И надо отметить, что в их мотопонтонной бригаде, в его штабной автороте все было до конца благополучно.
Был получен приказ о возвращении назад, на берега Амура. Командование решило не плыть по реке, а на автомашинах и вездеходах тронуться сухопутным путем. Временами шли дожди, а дороги в Маньчжурии оказались очень плохими. Иногда тракторы помогали вытаскивать машины с войсками из грязи.
Все были рады, когда вернулись на свой берег Амура. И опять разместились в казармах. Жизнь потекла обычным порядком. Осень все больше и больше вступала в свои права, стало совсем холодно. Поговаривали о том, что скоро старшие возраста будут демобилизованы. Ходили также упорные слухи о том, что их части будут направлены на Курильские острова.
