война, как казалось сначала, не затронула жизненных сил воюющих сторон. Представлялось, что Греция понесла только материальный ущерб: стены и афинский флот были разрушены, заморские территории утрачены, выплачивались большие компенсации за войну, а военный потенциал побежденных городов был сильно ограничен. На начальном этапе Греция, казалось, восстановила свою экономическую и художественную жизнеспособность.
В ближайший послевоенный период с облегчением, которое принес наступивший мир, казалось, возобновилась и экономическая, и интеллектуальная активность. Велись яростные споры между Сократом и софистами. Философия стала политическим аспектом до такой степени, что в 399 году афиняне приговорили Сократа к смерти за развращение юношества. Благодаря Платону, который родился во время войны и умер в 348 году, метафизика и великое греческое мышление достигли своего апогея. Однако одно поколение спустя при всей своей значимости философская мысль начала приобретать более практическую направленность благодаря Аристотелю. Его смерть в 322 году ознаменовала закат последнего гения Греции. Афины и Греция останутся очагом культуры на долгие века, привлекая в философские школы и школы риторов многочисленных учеников, особенно из аристократии и римских правящих классов. Но пламя творческого гения угасло.
В Греции во время и после Пелопоннесской войны благодаря Эсхилу, Софоклу и Еврипиду процветала трагедия, Аристофану и Менандру – комедия, Сократу, Платону и позднее Аристотелю и Диогену – философия, благодаря Демосфену – риторика, Гиппократу – медицина, Геродоту, Фукидиду, Ксенофонту и позднее Полибию – история. Точно так же в Европе перемирие между войнами сделало возможным новый расцвет искусств, науки, философии и гуманитарных наук. В это время наряду с такими традиционными видами искусства, как кино, музыка и литература, процветает ар-деко с Парижской выставкой 1925 года, кубизм с Пикассо, сюрреализм с Андре Бретоном, психоанализ с Фрейдом, абстрактное искусство и русский авангард с Кандинским и Малевичем, квантовая механика с Планком, Бором, Эйнштейном и Гейзенбергом, архитектура с Ле Корбюзье и архитектурной школой Баухаус.
Европа так же, казалось, процветала в послевоенный период с 1945 по 1960 год: появляются экзистенциализм, феноменология, «новая волна» и «новый роман», Франкфуртская школа и великие русские писатели от Пастернака до Солженицына. Наука отправила первых людей в космос и на Луну, а «майская революция» 1968 года многих заставила поверить в то, что времена меняются и будущее Европы будет вечно молодым и лучезарным.
Вплоть до 1970-х годов Европе удавалось развенчивать предчувствие, что это впечатление не совсем верно. Она держалась в авангарде передовой мысли благодаря своим великим интеллектуалам, историкам, художникам, кинематографистам и дизайнерам одежды.
В истории цивилизаций такой послевоенный бум действительно – лишь временное явление. Он часто скрывает перелом, глубокий и необратимый разрыв с прежним миром. Кажется, что все идет как раньше, но ничто уже не остается прежним. И самые проницательные умы невозможно обмануть. С 1918 года философы и писатели чувствовали, что нанесенная рана неизлечима. Во Франции Поль Валери понял, «цивилизации смертны». В Германии Освальд Шпенглер описал «закат Запада» в шедевре, который был подвергнут нещадной критике, однако время подтвердило его правоту.
В стремлении сформулировать законы истории Шпенглер пытается наметить «морфологию всеобщей истории», согласно которой великие исторические культуры, подобно биологическим организмам, рождаются, вырастают, угасают и умирают, и утверждает, что западная цивилизация – не исключение. Согласно Шпенглеру, она приближается к последней стадии, поскольку вступила в фаустовскую фазу, и открыта для любых компромиссов, чтобы удовлетворить свои прометеевские желания величия и господства – предвестников ее окончательного падения [24].
Стефан Цвейг, убежденный националист в 1914 году, после прихода национал-социализма к власти также осознал бессмысленность войны и закат европейской цивилизации и покончил с собой в Бразилии в 1942 году. Тем временем русские, перейдя в большевизм, старались по-своему разорвать связи со старым миром, прибегая к насилию, чтобы создать «нового человека», который окончательно обозначил бы разрыв с порочным обществом капитализма и наживы ради наживы. И вновь это был философ, великий Эдмунд Гуссерль, кто в книге «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» [25] забил тревогу по поводу радикального кризиса жизни и «скептического кораблекрушения» европейского разума.
Культурный центр тяжести смещается в сторону Соединенных Штатов
На самом деле за видимостью жизнестойкости скрывались серьезные заболевания. Во-первых, после окончания Второй мировой войны моральный и интеллектуальный центр тяжести в мире стал менять оси и отклоняться в сторону Соединенных Штатов Америки. Фильм 1950 года под названием «Американец в Риме» итальянского режиссера Стено хорошо иллюстрирует это изменение восприятия. Выпущенный в 1954 году фильм рассказывает знаковую историю итальянца, охваченного непреодолимой тягой ко всему, что исходит из Соединенных Штатов, от Джона Уэйна до попкорна. Он грозит броситься с вершины Колизея, если ему не дадут американскую визу. Действительно, за время с 1914 по 1945 год основной победитель Великой европейской войны не только непомерно разбогател благодаря покупке оружия Союзниками и французским и британским капиталам, которые нашли у него убежище, но и приумножил свой человеческий и культурный капитал за счет массовой эмиграции европейских интеллектуалов, мыслителей, художников и писателей (главным образом, евреев и немцев), бежавших от войны и преследований нацистов. В пятидесятые годы большинство великих голливудских режиссеров и актеров, от Капры и Любича до Марлен Дитрих и Греты Гарбо, а также великих американских ученых, от Альберта Эйнштейна и Энрико Ферми, Джона фон Неймана и Оскара Моргенштерна (отцы теории игр) до отца американской космической программы Вернера фон Брауна или известного психоаналитика Бруно Беттельгейма, были эмигрантами из Европы.
В течение жизни одного поколения Соединенные Штаты, как вампиры, буквально высушили немецкую науку и цвет европейской интеллигенции. Европа так и не сможет оправиться. Движение пошло в необратимом направлении, теперь европейцы стекаются в американские университеты и художественные галереи, чтобы получить признание, быть опубликованными и посвященными в рыцари. Сегодня Европа уже не задает тон, и впредь американцам не будет никакого дела до того, что думают и делают европейские интеллектуалы и художники. Они могут ненадолго увлечься французской теорией и пригласить пару звезд к себе в университеты, а их киностудии могут адаптировать пару хороших романов для экранизации, но только для того, чтобы лишний раз продемонстрировать свою универсальность и культурную гегемонию. Более того, на часах интеллектуальной жизни Европы, от Франции и Великобритании до Италии и Германии, было установлено американское время, о чем свидетельствует тот минимум, что отводится в кинотеатрах Европы для европейских кинолент.
Процитируем великого немецкого драматурга Бото Штрауса, автора этих пронзительных строк:
«У меня иногда возникает ощущение, когда я среди немцев, что я общаюсь только с предками. Я похож на затворника-монаха
