В пределах эпохи, конечно же, есть и другие общества. Есть премодерн, то есть общества, не осуществившие переход в модерн. Есть контрмодерн, то есть общества, желающие вернуться в очень модифицированный модерн. И есть постмодерн, считающий, что он своим отрицанием модерна как бы преодолел его.
Модерн, а также премодерн, контрмодерн и постмодерн — это типы обществ, которым свойственны определенные нормы и принципы, регулирующие социальную жизнь.
Модерн — это тип общества, регулируемый:
а) светским национальным правом,
б) секуляризацией общественной жизни, то есть превращением всей жизни в светскую (не только права, но и всех сторон жизни). Религия отделяется от государства, она остается частным делом людей, но ее прерогативы резко сокращаются, им указана граница. Атомизация, индивидуализация (очень важно, чтобы осуществлялась индивидуализация в рамках модерна), индустриализация и так далее. Общество модерна иногда называют индустриальным или даже буржуазным, но с определенными оговорками.
Премодерн — это тип общества, предшествующий модерну и регулируемый религией, традицией (что не одно и то же: «привычка — душа держав»), сословной корпоративностью (ты родился феодалом, дворянином — и будешь им). Для него характерно преобладание сельскохозяйственного уклада. Общество премодерна иногда называют традиционным или аграрным.
Контрмодерн — это тип общества, сходный с премодерном, но искусственно насаждаемый в эпоху модерна и даже постмодерна. И избавляющий премодерн от развития, от гуманности. Ведь, когда премодерн существовал, в нем же тоже было развитие.
Постмодерн — это тип общества, формирующийся на обломках модерна и проблематизирующий основные принципы всей социальной регулятивности. Если модерн собирал все к одному знаменателю, разрешая многообразие и потом собирая его рациональностью, то постмодерн говорит: «Все, ничего не собираем, все распускаем».
Типы обществ могут формироваться стихийно или на основе четкого замысла.
Замысел, сообразно которому создается общество определенного типа, — это проект. В наибольшей степени на основе четкого замысла осуществлялись модерн, контрмодерн и постмодерн, что позволяет говорить о проекте «Модерн», о проекте «Контрмодерн» и о проекте «Постмодерн».
Осуществление проекта «Модерн» — это и есть модернизация. Та самая модернизация, которой заболели в очередной раз, страсти по которой разрушили СССР, ради которой теперь собираются проводить десоветизацию и наносить удар по русскости. Модернизация — это осуществление проекта «Модерн».
Теперь давайте перечислим регуляторы, они же фундаментальные принципы, обеспечивающие в рамках модерна структуризацию общества, его функционирование и развитие.
Принцип номер один — несовершенство человека. Неисправляемое несовершенство человека. Модерн утверждает: «Человек фундаментально зол и несовершенен. В нем всегда есть свинья, и количество этой свиньи — величина постоянная. Мы должны исходить из этого, как из данности.
И мы должны заставить это работать на прогресс, на благо, на развитие. Утопия усовершенствования человека — злая утопия (как говорил Владимир Путин, красивая, но вредная сказка). Человек зол. Исходя из этого, мы должны ставить его в рамки, при которых зло будет работать на благо. Пар, нагнетаемый в котле, может взорвать дом, но он же может привести в движение паровую машину. Мы должны использовать зло во благо — и мы обеспечим прогресс».
Модерн — великий проект. Он обеспечил прогресс, обеспечил развитие. В этом-то самое интересное. Но в итоге оказалось, что качество «хомо сапиенса» не меняется и даже ухудшается, а развитие производительных сил идет чуть ли не по экспоненте. Это так называемый неуправляемый научно-технический прогресс. Итак, сложилась ситуация, при которой развитие технической среды, в которой обитает антропос, идет вверх, а сам антропос остается на месте (или идет вниз). Нарастают «антропотехнические ножницы»: человек не меняется, а среда стремительно развивается (рис. 18).
В результате техническое развитие подходит к некоему критическому барьеру. Антропотехническому барьеру, иногда в кулуарах называемому «барьером Питерса». Смысл «барьера Питерса» в том, что любая цивилизация на любой планете, которая доходит до критического разрыва между состоянием антропоса и сложностью созданной им техносферы, самоликвидируется (рис. 19).
В любом случае, этот неуправляемый рост смертельно опасен. И мы подходим к этому барьеру.
Спрашивают: «Что ж тогда делать?»
Тут два пути (рис. 20).
Либо начать сворачивать научно-технический прогресс, и это и есть Контрмодерн. А как его свернешь? Его же и свернуть нельзя!
Либо начать наращивать возможности человека, а это и есть Сверхмодерн.
Этим-то и занимались коммунисты! Этим-то столетиями и занималась Россия! За это-то ее и костерили. Но сейчас наступает момент, когда без этого типа развития, который уже не есть Модерн, мы очень быстро окажемся у «барьера Питерса». И просто «навернемся» раз и навсегда.
«Антропотехнические ножницы» — это лишь один из признаков того, что великому проекту «Модерн» — хана. Он подходит к финальной точке. Те принципы регуляции, которые он предлагал, исчерпаны.
Но если это так, то все, что делали русские (и в рамках XIX и XVIII века, и в коммунистическую эпоху), вся эта русская мечта о том, чтобы человек развивался так же, как развиваются производительные силы, чтобы одно развитие сочеталось с другим, — только сейчас приобретает безальтернативный характер. Только сейчас человечество вдруг начинает понимать, что без этого действительно хана.
И именно в этой точке русских опять начинают отделять от их ноу-хау, от их великих достижений, от их драгоценного вклада, приобретающего сейчас фундаментально общечеловеческое значение. И не просто отделять, а втыкать на периферию проекта, который завершается в силу объективных закономерностей.
Таким образом, модерн не только не тождествен развитию, модерн — это великое начинание, которое подходит к концу и которое искусственно добивают опережающим образом. Он бы просуществовал еще лет 20–30, но его добивают. Если он даже остается как суррогатная форма в обществах восточного типа, то это отдельный вопрос, который мы будем рассматривать в следующем нашем разговоре. А сейчас мы просто скажем одно: те, кто утверждает, что модерн тождествен развитию, нагло лгут. И это надо обсуждать конкретно, детально и доказательно.
Более того, если раньше можно было утверждать, что модерн — это магистральный способ развития, что «русские занимаются какими-то периферийными исследованиями в области развития, их эксперименты никому не нужны, ибо и без этих экспериментов можно хорошо развиваться», то теперь модерну хана. Конец эпохе Модерн. Об этом говорят все.
Но тогда русское ноу-хау выходит на передний край само собой, в силу краха конкурента. Русские этого не добивались. Крах происходит в силу естественных причин и в силу того, что его добивают, этот модерн, мировые элиты, которые грезят просто неразвитием.
Все, что остается человечеству от альтернативного развития, это русское ноу-хау. И именно в этот момент нужно уничтожить и русскую цивилизацию, и русское ноу-хау. Возникает вопрос — ради чего? Субъект, который это делает, чего хочет? Ради чего он с такой адской силой взялся за СССР, а теперь снова берется за Россию?
Ради того, чтобы шанса на развитие, совместимого с жизнью, у человечества не осталось. У Шиллера Король спрашивает у Великого инквизитора: «Кому наследье предназначу?» Тот отвечает: «Тленью, но не свободе».
Поэтому все, кто болтает о свободе, говорят о ней, ноют, источают из себя какие-то странные звуки по поводу модерна, уже напоминающие скорее бред, чем внятное изложение идей, — все эти люди на самом деле являются марионетками в руках других, которые тяготеют к фундаментальному злу. Смотри тезис Белковского о том, что при Гитлере было бы намного лучше. Белковскому, конечно, в первую очередь.
Выпуск № 14. 3 мая 2011 года
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
В этой передаче я вновь вернусь к деятельности «АКСИО» — Агентства по культурно-социальным исследованиям общества, потому что тот опрос, который мы обсуждали в предыдущих передачах, завершен. Он не только сделан, но уже и обработан. И группа социологов под руководством Юлии Сергеевны Крижанской представила результаты проведенного опроса. Все люди, которые его проводили, теперь знают, что эта работа не канула в Лету, не испарилась, а дала некоторый практический результат. Этот результат я и буду сейчас обсуждать в первой части программы — «Деятельность». Потому что это важно, потому что не каждый день мы получаем такие результаты и потому что результаты достаточно крупные.
