Перед стратегами встанет дилемма: экологическая система, основанная исключительно на экономических стимулах, вероятно, не принесет необходимых технологических преимуществ, поскольку фирмы окажутся в нерешительности – стоит ли вкладываться в исследование, когда получение прибыли стоит под большим вопросом. С другой стороны, система, основанная на государственном регулировании, как правило, оказывается затратной и недостаточно гибкой. К многочисленным трудностям, мешающим выработке совместных мер, относятся: сопротивление стран ОПЕК, зависящих от доходов от ископаемого топлива; точка зрения развивающихся стран, согласно которой изменение климата – проблема, порожденная миром индустриальным, которую они не могут решить из-за ограниченных возможностей своих экономик; и, наконец, необходимость существенных технологических нововведений с целью максимального повышения энергетического КПД.
Судя по комментариям участников, оптимизм внушает тот факт, что мир с готовностью и энтузиазмом относится к лидерству США и что для решения этого вопроса не понадобится учреждать новые многосторонние институты. В самом деле, разработку стратегии ограничения выбросов С02 может упростить тот факт, что три политические единицы – США, Евросоюз и Китай – несут ответственность более чем за половину всего С02, выбрасываемого в атмосферу. Договоренность между этими тремя сторонами, а также Российской Федерацией, Японией и Индией покрыла бы две трети всех выбросов.
Отчасти давление на власть будет исходить от новых форм политики идентичности, основанных на религиозных убеждениях и этнической принадлежности. В течение ближайших пятнадцати лет религиозная идентичность скорее всего будет становиться все более значимым фактором самоопределения человека. Тенденция к росту политики идентичности связана с повышенной мобильностью, увеличением разнообразных враждебных групп внутри одной страны, а также с распространением современных коммуникационных технологий.
Приоритетный статус этнической и религиозной идентичности предоставит своим последователям готовые сообщества, которые служат своеобразной «сеткой безопасности», так необходимой в трудные времена, что особенно важно для переселенцев. Подобные сообщества также обрастают организационной структурой, что создает дополнительные возможности для трудоустройства.
«В течение ближайших пятнадцати лет религиозная идентичность скорее всего будет становиться все более значимым фактором самоопределения человека».
Хотя мы не располагаем достоверными данными о количестве людей, принявших ту или иную веру или перешедших от одной веры к другой за последние годы, тенденции демонстрируют рост числа новообращенных и более глубокие религиозные убеждения у многих последователей.
Например, в таких странах, как Китай, влияние марксизма ослабевает, тогда как христианство, буддизм и другие религии получают широкое распространение, а в традиционно сугубо католической Латинской Америке растет процент новообращенных евангелистов.
К 2020 году в Китае и Нигерии будут одни из самых крупных христианских общин в мире – такой сдвиг изменит лицо христианских институтов, традиционно укорененных на Западе, и придаст ему африканский или азиатский колорит, или, говоря шире, черты развивающегося мира.
Западная Европа находится в стороне от этой растущей глобальной «религиозности», за исключением общин мигрантов из Африки и с Ближнего Востока. Многие функции, традиционно осуществляемые церковью: образование, социальные услуги и т. д., теперь выполняются государством. Однако всепроникающий настойчивый антиклерикализм вряд ли поможет культурной ассимиляции новых иммигрантов-мусульман, которые считают дискриминационным запрет на публичное проявление своей религиозной принадлежности, установленный в некоторых западноевропейских странах.
Многие адепты религиозных течений – будь то индуисты-националисты, последователи христианских евангелических церквей в Латинской Америке, иудейские фундаменталисты в Израиле или мусульманские радикалы – становятся «активистами». Согласно их мировоззрению, существует необходимость изменения общества, проведения резких границ между добром и злом в духе манихейства, а их система религиозных верований связывает конфликты местного значения с неким сражением большего масштаба.
Такие движения с религиозной подоплекой были распространенным явлением во времена общественных и политических смут в прошлом и нередко становились толчком для позитивных перемен. К примеру, ученые считают, что рост популярности евангелизма в Латинской Америке создает для беженцев, расово угнетенных и зачастую беднейших слоев населения, в том числе и женщин, «социальную структуру, которой иначе могло бы и не быть… (Эта структура) предоставляет своим членам необходимые навыки для выживания в стремительно развивающемся обществе… (и помогающую) развивать гражданское общество в регионе».[9]
Вместе с тем стремление групп активистов изменить общество зачастую приводит к еще большим общественным и политическим беспорядкам, порой насильственным. В частности, существует вероятность возникновения трений в смешанных общинах, поскольку активисты пытаются переманивать людей из других религиозных групп или более старых религиозных институтов. В соответствии с фанатичными религиозными убеждениями многих таких движений их активисты идентифицируют себя через противопоставление «чужакам», не входящим в группу, что может приводить к раздору.
Радикальный ислам. В большинстве регионов, которые испытают на себе увеличение числа религиозных активистов, также наблюдается рост доли молодежи в обществе, с чем эксперты и связывают большое количество радикальных адептов вероучений, включая мусульманских экстремистов.[10]
Ожидается, что проблема переизбытка молодежи особенно остро встанет в большинстве ближневосточных и западноафриканских стран по меньшей мере до 2005–2010 годов, однако последствия будут ощутимы и долгое время спустя.
На Ближнем Востоке растущее влияние радикального ислама отражает политическую и экономическую отчужденность многих молодых мусульман от косных и не представляющих интересов народа правительств, а также связанную с этим неспособность многих, преимущественно мусульманских, государств извлечь значительные экономические преимущества из глобализации.
Распространение радикального ислама будет оказывать значимое влияние на весь мир вплоть до 2020 года, объединяя при этом очень разные этнические и национальные группы, при этом возможно даже появление органа власти, переступающего пределы государственных границ. Отчасти притягательность радикального ислама объясняется тем, что он призывает мусульман вернуться к его истокам, когда исламская цивилизация была в авангарде глобальных перемен. Коллективное чувство отчуждения и разобщенности, к которому апеллирует радикальный ислам, едва ли исчезнет, пока мусульманский мир не станет снова более глубоко интегрированным в мировую экономику.
«Радикальный ислам будет оказывать значимое влияние на весь мир… объединяя при этом очень разные этнические и национальные группы, при этом возможно даже появление органа власти, переступающего пределы государственных границ».
Радикальный ислам сохранит привлекательность для многих мигрантов-мусульман, которые тянутся на Запад из-за больших возможностей трудоустройства, но чувствуют себя неуютно в чужой, по их мнению, культуре.
Исследования показывают, что, по мере того как западноевропейские страны становятся более открытыми, иммигранты-мусульмане интегрируются, однако многие иммигранты во втором и третьем поколениях оказываются втянутыми в радикальный ислам, потому что сталкиваются с препятствиями на пути к полной интеграции и барьерами в осуществлении того, что они понимают под нормальной религиозной практикой.
Религиозные и этнические разногласия также внесут свою лепту в будущие конфликты, а если не уделить им должного внимания, они могут стать причиной регионального раздора. Регионы, в которых трения рискуют перерасти в более обширный гражданский конфликт, включают в себя Юго-Восточную Азию, где историческое противостояние христиан и мусульман охватывает несколько государств, включая страны Западной Африки, Филиппины и Индонезию.
Внутрирелигиозные расколы, даже если они давно длятся и имеют долгую историю, также могут привести к конфликтам в эту эру обостренного религиозного самосознания. Ирак, где господствует религиозное течение шиитов, наверняка будет поощрять активистские шаги шиитских меньшинств в других ближневосточных странах, например в Саудовской Аравии и Пакистане.
