Буксир подобрал троих, которые в момент затопления кормовых отсеков находились на мостике - одного живого и двух погибших. Семеро выбраться наверх не успели. Оставим пока вопрос, почему они не успели. Не стоит отвлекаться и на легко объяснимую ошибку пилота спасательного вертолета, поднятого в ту ночь по тревоге. Во-первых, он принял за К-159 другую подлодку, перегоном которой тогда же руководил командир дивизиона отстоя Эдуард Сигбатуллин. Во-вторых, на сигнал СОС в районе бедствия всплыла боевая АПЛ. Пилот увидел две нормально идущие субмарины и, чертыхаясь, вернулся на базу.
Суть обстоятельств, из которых сложилась трагедия, не в этом. Был ли внезапно налетевший шторм, выдвигаемый как основная причина трагедии? Был, отвечали те, кому поручено отвечать убедительно и без лишних подробностей. Но волнение три балла и ветер 15-20 метров в секунду - это еще не шторм, а самая обычная погода для прибрежной части Баренцева моря и тем более для Гремихи на закате лета. Ведь вторая лодка дошла до Полярного благополучно.
Не было шторма, и понтоны сорвало совсем по другой причине. Кормовые отсеки дырявой, как решето, лодки стало заливать еще до отрыва первых понтонов. Именно потому они и оторвались, что не могли удержать на плаву К-159, стремительно терявшую продольную устойчивость. Впрочем, не столь уж и стремительно.
С того момента, когда штаб флота отдал приказ покинуть тонущую субмарину, и до ее исчезновения под водой прошла 41 минута. Из отсеков никто не поднялся на мостик - не успели. Расскажите это кому-нибудь, даже и не подводнику, реакция будет предсказуемой: они что, пьяные были? Или домашние телевизоры в матрасы заворачивали, чтобы не побились? Ерунда, конечно. Ну а выбрались бы наверх - что тогда? Почему из троих, что там находились, двое тоже не смогли спастись, а третий, как уже сказано, выжил чудом?
Потеря продольной устойчивости подводной лодки не бывает мгновенной. Для АПЛ каждого класса существует определенный «угол заката». У К-159 «Кит» такой угол составлял 12 градусов. Водоизмещение - пять тысяч тонн. Пока зальет те или иные отсеки, пройдет времени достаточно, чтобы при трехбалльном волнении снять людей. Для того, собственно, и следует в кильватере спасательное судно. И только когда дифферент достигнет критического значения, то есть «угла заката», уход лодки под воду происходит мгновенно. Что и произошло с АПЛ К-159.
Министр обороны Сергей Иванов поставил весомую точку в конце всех комментариев: легкомыслие, извечная надежда на русское авось - на то, что пронесет. Кто после министра дерзнет сказать другое? Командующий Северным флотом адмирал Кравченко заикнуться не успел, как его сняли. «Авось» подхватили и понесли в массы недоумевающего народа. Такое объяснение доступно всем. Кроме, разумеется, профессионалов-подводников.
А чтобы и они не сомневались, министр Иванов с высоты своего положения раскрыл некоторые подробности, составившие в сумме упомянутое «авось». Оказывается, скорость при буксировке АПЛ К-159 составляла «два узла в час». Не в том вопрос, сколько надо, а в том, что у моряков, его слушавших, могли отвалиться уши. Не существует на флоте такого понятия - «два узла в час». Дальше можно было не слушать министра. Еще оказывается, что, по инструкции лодку обязаны вести два буксира. Это верно, по инструкции так. Тут министр четко обнажил несоответствие. И вот вам пожалуйста: потащили одним, «по-автомобильному», полагая, что пронесет. Авось да небось - не пронесло. Все. Может, он и неплохой мужик, но прежде чем комментировать происходившее в Баренцевом море в ночь на 30 августа, следовало бы самому уяснить, что там происходило и почему нарушили инструкцию, утвердив проводку К-159 одним буксиром. Правда, будь их хоть бы и три, исход, вероятно, был бы таким же. Двенадцать предыдущих АПЛ тоже тащили одним буксиром, потому что в Гремихе их всего два, и в ту ночь оба были задействованы. Из Москвы торопили штаб Северного флота: пришли деньги на утилизацию АПЛ, надо успеть отбуксировать их на разделку и выгрузку реакторной зоны, иначе затеряются на неведомых путях. 800 тысяч долларов иностранной помощи.
Так и получилось: то за десять лет, ни одной лодки не запрягали, то за один год сразу двенадцать. Е-159 ушла последней, тринадцатой. И тащили их все «по-автомобильному», не сетуя на судьбу, а только радуясь тому, что черед и случай совпали, обещая неслыханную удачу. Лимита этих удач на тринадцатого «Кита» не хватило. Зато морякам хватало времени, чтобы спастись. Про это министр Иванов не упомянул. Почему?
Да просто не знал, что на буксируемой лодке отсутствовала связь, и приказ эвакуироваться до моряков не дошел. Они руководствовались предыдущим, полученным перед выходом в море: постоянно проводить осмотр отсеков на предмет течи в прочном корпусе, вести круглосуточный контроль за буксирными устройствами и бороться за плавучесть корабля всеми имеющимися на борту средствами. Вот они и боролись, не зная, не ведая, что и как там, наверху, и с тревогой ощущая усиливающийся дифферент на корму. Когда ясно стало, что лодка тонет, выбраться из отсеков они уже не могли. К тому же опыта плавания - ноль. Отстойный дивизион, все этим сказано, а про другую жизнь только, в песнях поется: «Мы молча всплывали, всплывали...»
Если бы даже и всплыли. Продержаться в воде при температуре 10 градусов можно не более тридцати минут, и то вряд ли. Потом останавливается сердце, имеющее свой «угол заката». Случай со спасением старшего лейтенанта Цибульского врачи считали невероятным, хотя он был очевиден. Кстати, Цибульский о многом мог бы поведать интересующимся, но не поведал. Память его перешла в категорию государственной тайны. Молчал чудом выживший старлей, надежно отгороженный от внешнего мира в отдельной палате североморского госпиталя. Не пускали к нему даже родных. Отца, правда, пустили. Но это только потому, что министр обороны Иванов лично обещал Максиму Цибульскому вызвать в Североморск отца и невесту, оплатить проезд и оказать всяческое содействие. Проявил, так сказать, участие. И тут же забыл про обещанное. Отец добирался к сыну сам. Деньгами на проезд помогли в питерском Клубе подводников-ветеранов. Отец толком так и не понял, что там произошло в море, какая беда нагрянула неожиданно и жестоко, как три года назад на «Курске». А сын не рассказывал. Не положено. Ладно, а про погоду-то можно? Как сказать.
- Шторм был? - спросил отец.
- Страшно было, - ответил сын.
Комментарий к | несущественномуИз всей правды, что только и прорезалась угрюмыми словами Максима Цибульского, это услышали многие: «Страшно было». Повторили в первом и единственном сюжете НТВ о трагической гибели моряков с АПЛ К-159. Дальше было глухое молчание. Словно и не случилось в предпоследнюю ночь августа 2003-го очередного «баренцева» кошмара. Но он был, растянувшись скорбным эхом вдоль всего северного побережья Кольского полуострова от Гремихи до Западной Лицы, где находятся 20 военно-морских баз Северного флота России.
Действующие АПЛ и надводные корабли приписаны только к девяти из них. Самая восточная база Гремиха уже не входит в их число. Большую часть года она отрезана от остального мира. Однако именно здесь в советские времена пробили в скалах вместительные туннели, в которых в случае ядерной атаки противника могли бы укрываться лучшие субмарины мира. Вот только ни «Воронеж», ни «Смоленск», ни «Орел» там не поместятся. Другие масштабы, иные доктрины. И жизнь в Гремихе давно не та, что прежде. Была суровой, стала невыносимой. Тем более после 2003-го, когда девять гремихинских офицеров и мичманов тяжко прожили свои служивые годы и умерли так, что не приведи Господь. Никому не дано описать тот ужас, который они испытали в последние минуты жизни. Кто познал его, уже ничего никому не расскажет. Такая правда несовместима с жизнью.
Можно ли было хотя бы кому-то из них ухватиться за воздушный шланг, перекинутый со спасателя? Перед смертью не надышишься, это понятно. И все же - можно было? Ответ жесток и циничен: шланги, подававшие воздух внутрь начавшей тонуть лодки, на спасателе обрубили. Жестоко, факт, но иначе они бы утянули на дно и спасательное судно. А элементы вынужденного цинизма на флоте воспринимаются по-иному, нежели на сухопутье.
Бывший подводник, капитан второго ранга Александр Покровский знает допустимую меру жестокости и цинизма: «Вам никогда не приходилось с помощью прочной платяной нитки осторожненько вести за ноздрю быка на бойню? Так вот, с лодкой очень похоже... Жаль министра. Русское авось - это один из главных управленцев в России, и с ним решил бороться министр обороны, второстепенный управленец. Интересно, на чьей стороне будет победа? Русское авось всегда предпочтительнее инструкции, и потому быка по-прежнему ведут на бойню при помощи нитки...»
В случае с тринадцатым, несчастливым «Китом» горькое эхо Гремихи озвучило совсем уж неожиданное: на К-159 шли к новой жизни в Полярном прощенные штрафники, когда-то нарушившие ту или иную инструкцию. Такой нюанс: если бы каким-то невероятным чудом спасся командир АПРК «Курск», то стал бы он не Героем России посмертно, а в лучшем случае - командиром отстойного дивизиона в краю летающих собак.
