При этом отрезы земли у крестьянских хозяйств продолжаются. Орловские крестьяне приводят такой случай:
«Например: землевладелец г. Халаев, проживающий на противоположной стороне дер. Бабинки, через живой исток, по неизвестной для нас причине, переходит с межой на нашу сторону и отчуждает весь исток по самые заборы избушек дер. Бабинки; …пригласили полицию для освидетельствования и возбудили судебное дело против г. Халаева, которое первоначально было решено в нашу пользу. Во время второго дела во втором суде г. Халаев, считая тоже своей собственностью, бесчеловечно стал нас теснить: забивает колодцы навозом, лил в колодцы керосин, забирал женщин с речки во время стирки белья и загонял скот; но как дело нами для ведения во втором суде передано было орловскому адвокату, то решение было уже не в нашу пользу, и по се время осталось неизвестным, законно или нет он нас окопал… Самое же главное во втором суде, мы сами не знаем, в чью пользу решилось, но как объявил нам наш адвокат, дело решено было как бы в его пользу, и мы для взноса издержек по суду были обобраны; были распроданы все наши хозяйственные принадлежности и скот по очень дешевой цене с аукциона, и мы через это впали в сильнейшую бедноту» [109].
О жизни крестьян Суздальского уезда Владимирской губернии свидетельствует следующий наказ:
«Как мы живем, так жить более нельзя. О нас относятся наши начальники, что мы живем хорошо, а ожидаем лучше, пьем чай, едим кашу и одеваемся в генотки, А мы до того плохо себя чувствуем, что страшно сказать, еще через 5 лет едва ли окажемся хорошими подданными. Тяжесть государственных непорядков так придавила нас, как лист к земле: всюду нужда, голод и холод. А в чем мы живем и что едим? Живем в гнилых, вонючих шалашах, питаемся свинным кормом и то не досыта, а одеваемся в лохмотья. В нашем распоряжении имеем мы только один надел земли, стоющий нам 10 руб. за десятину каждогодно, да и тот расстрелян в 40 и более местах. Доходом с него мы едва оправдываем подати и на церковь; отдаем все без остатка на жалованье господам и священникам. Кто-кто не пользуется нашими трудами, а подумать о нас никому нет дела, - умирай с голоду, никто не пожалеет: «лишь были бы желуди, я от них жирею». Неблагодарное правительство так доездило нас, как клячу, и стремятся до конца добить нас.
В нашей Владимирской губернии начальство столько беспорядков произвело, что и не перечесть. Например, теперь выбивают насильно с крестьян мирской сбор по 20 к. с души, не дал, самовар унесут и с аукциона продадут. Перед Пасхою у крестьянина нет копейки Богу подать, а потому по всему селу идут слезы, - ходит староста с понятыми и обирает самовары, а на другой день приезжает старшина и ослушников сажает под арест и привлекает к суду. В Суздальском уезде в 1-м участке, и селе Н. один крестьянин из самых хороших плательщиков вызывается повестками на волостной суд -го числа сего Апреля месяца за то, что не уплатил мирской сбор 80 коп. и не дал в продажу самовара.
Судьба нас карает и мы себя чувствуем в сильном изнеможении» [110].
Крестьяне жалуются на косвенные налоги, подати, выкупные платежи, дороговизну аренды, отработки у помещика. Пишут жители села Ратислова Юрьевского уезда Владимирской губернии:
«Первая и главная наша нужда - это малоземелье. Больно уж нам кажется несправедливым, что у нас, мужиков, искони веков земледельцев, которые только и живут землей, ее-то, матушки, именно и мало; так, напр., у нас в селе на душу приходится с небольшим две десятины, между тем как у наших двоих землевладельцев у каждого по сотням десятин. Да и та землишка, какая есть у нас, нарезана вперемежку с помещичьей ремнями и притом так, что худший ремень крестьянский, а получше - помещика. Не было бы так тяжело, если бы хотя арендовать можно было; но в аренду или совсем не сдают или не угодно ли платить по 15 р. за десятину; брать на таких условиях прямой убыток, да и цена нарочно назначена, чтобы мы и не просили об аренде. И приходится нам довольствоваться только своей землишкой. Но чтобы получить с нее более или менее сносный урожай, нужно ее удобрять, а чтобы удобрять - нужно держать побольше скотины, но и тут беда: нет у нас ни хорошего выпаса, ни даже... прогона, где бы прогонять скот.
…И живем-то мы, как в тисках: кругом обрыты канавами: - на задворках - канава, в селе около барской усадьбы - канава, даже и лес весь обрыт канавами. Всякий поймет, что жить при таких условиях очень нелегко...
Вторая наша беда - это подати. Подати, выкупные платежи и разные налоги чересчур нас обременяют. Иной раз не только все, что получишь от земли, идет в оброк, но приходится еще пополнять недохватку заработком на стороне; спрашивается, жить-то на что? Править хозяйство-то чем? И после этого нас же упрекают, что живем бедно и грязно! Несправедливость черезмерных налогов с крестьян увеличивается еще тем, что собранные с нас деньги, идут не на наши нужны, а куда-то в другое место, нам же уделяется самая ничтожная часть их. По справедливости же, по правде, нужно сделать так, чтобы налоги брались прямо с прибытка; кто богаче, у кого прибыток больше, тот и платит больше, а кто беден, тот или мало, или ничего не платит. …Тогда нам будет житься много легче — скорее можно будет поправить наши убогие хозяйства» [111].
Крестьяне Тамбовской губернии говорят о том же с цифрами в руках:
«Переложить часть налогов с бедного на богатый класс. Необходимо сложить выкупные платежи, потому что платежные средства крестьян и так свыше всякой меры обременены. Поясняем цифрами, В нашем обществе состоит всей пахотной земли 1 180 десятин, а 305 десятин под селом, оврагами, прудами и дорогами. Населения обоего пола 1 700 душ. Следовательно, во всех трех полях на каждого жителя приходится распаханной земли 0,7 десятины, а в каждом поле 0,23 десятины. Повинностей за этот надел в 1904 г. выплачено: выкупных платежей 2 770 р. 45 к., налога поземельного 84 р. 6 к., земского сбора 744 р. 98 к., волостного сбора 584 р. 96 к., сельских 1 200 руб., страховых платежей 503 р. 34 к., продовольственных ссуд до 1901 г. 15% оклада поземельных сборов, т.е. 539 р. 91 к., продовольственных ссуд по неурожаю - 1901-1902 гг. 413 р. 74 к., на образование общественного продовольственного капитала 447 р. 93 к., всего 7 289 р. 37 к. Кроме сего, недоимок от прежних лет выплачено 806 руб. и громадные расходы по отправлению натуральных повинностей… Но из всех поименованных платежей для нас не понятен платеж для образования запасного продовольственного капитала. Вообще ведь запас делают, когда есть избыток. У нас же для этого запаса распродают кур, и притом капитал для нас опять чужой: мы не знаем, что на него делается, потому что отчета в нем нам никто не дает» [112].
Поэтому не удивительны слова, встречающиеся во многих крестьянских обращениях: «Мы работаем изо дня в день круглый год, но наше благосостояние не только не увеличивается, но, напротив, с каждым годом все больше и больше падает… Мы из сил выбиваемся на работе, а прокормить себя и семью не можем. Для нас крепостное право уничтожено только на словах, на деле же гнет его мы чувствуем во всей его силе» (из прошения крестьян с. Дубовского Княгининского уезда Нижегородской губернии). «Нас стеснили наши помещики. Старая барщина вновь вернулась к нам… Государь, мы находимся в крепостничестве…» (из прошения крестьян д. Острова Лужского уезда Петербурской губернии Николаю II) [113].
Какие требования выдвигали крестьяне?
Главное требование – земля. В многочисленных наказах читаем: «Ведь по божеским и человеческим законам земля должна принадлежать крестьянам, которые ее обрабатывают». «Отобрать все земли казенные, удельные монастырские, церковные и частновладельческие в пользу того, кто их обрабатывает, причем, каждому желающему обрабатывать землю должно быть предоставлено земли не более того, сколько он может (обрабатывать) своим личным трудом» [114].
В самых лояльных наказах можно прочесть об ограничении частной собственности на землю: «Ввиду возможности захвата капиталистами земель мелких собственников необходимо установить особые нормы, выше которых приобретение земель считалось бы недозволенным» [115].
В целом же крестьяне придерживаются куда более радикальных взглядов: «Необходимо уничтожить частную собственность на землю и передать все земли в распоряжение всего народа», - читаем в приговоре деревни Фофанова Клинского уезда Московской губернии [116]. «Землей должен пользоваться тот, кто в состоянии сам ее обрабатывать без наемных рабочих», - приговор крестьян с. Успенского и других Успенской волости, Бирюченского уезда Воронежской губернии [117]. «Земля, поступившая в надел, должна быть общегосударственной собственностью и владельцы не должны ее ни закладывать, ни продавать», - приговор с. Космодемьянска Пошехонского уезда Ярославской губернии [118].
Об этом же приговор крестьян с. Быкова Бронницкого уезда Московской губернии: «Выходя из того, что земля ничья, а Божья, и что переход ее совершился помимо желания первых владельцев ее крестьян-землепашцев в распоряжение уделов, кабинетов, монастырей, церквей и помещиков, признали необходимым устранить частное пользование на землю и передать ее с условием, что ею будут пользоваться без помощи батрацкого труда» [119].
