“Когда однажды будет установлено число уничтоженных сербов и станет известно, каким образом их убивали, цивилизованный мир будет вынужден изучить все это и не сможет поверить, что такое насилие вообще могло твориться в центре Европы под надзором Германии”.
“За этот критический роковой отрезок времени, с 24 по 28 июня 1941 г., в Боснии, Герцеговине, Далмации, Лике, Хорватии и Среме убито более 100 тыс. ни в чем не повинных сербов. В то время преступления совершались не только ночью, но и днем.
Как диких животных, сербов хватали всюду — на улицах, в собственных домах и в учреждениях, на нивах и на полях. Отвозили на грузовиках на городские окраины и там убивали. Многие из этих несчастных жертв подвергались страшнейшим пыткам и смерть встречали со вздохом облегчения”.
“Одним из самых кровожадных палачей был некий Судар из Лики, который годом ранее пытался организовать в Югославии переворот. Стремясь отомстить за неудавшуюся попытку переворота, он убил множество сербов — больше, чем любой другой усташ. Так он сам заявил в Невесине.
Очевидцы под присягой подтвердили, что видели, как он вырывал из рук матерей младенцев и, держа их за ступни, изо всех сил ударял о стену, разбивая им головы. И совершалось все это у матерей на глазах. Он возглавлял отряд убийц, которые отрезали женщинам груди и живым мужчинам выкалывали глаза.
Он с гордостью похвалялся, что выколотые у сербов глаза принес в усташский Главный штаб как доказательство своей кровавой деятельности, поскольку выплата вознаграждения и предоставление отпуска зависели от количества совершенных убийств.
Зовко, известный так же как “Бан”, из Широки-Бриега близ Мостара, убил девяносто самых известных сербов. Позднее он был арестован итальянскими властями и осужден за незаконное ношение огнестрельного оружия. У него нашли восемь пар золотых часов, очевидно украденных им у жертв.
Его приговорили к смерти, и тамошнее римско-католическое духовенство вместе с епископом Мишичем обратилось к итальянским властям с просьбой сохранить жизнь этому преступнику”.
“В январе 1942 г. начались массовые убийства в области, прилегающей к Двору (Двор-на-Уне), уцелевшей во время первой резни, и Нова-Градишке, которая до тех пор также была нетронута.
Во всем НГХ сербы подвергались жестоким гонениям…”
“Мальчиков жгли на кострах, выкалывали им глаза, отрезали уши, забивали в голову гвозди, отрубали ноги и руки.
Священникам выдирали бороды вместе с кожей; мужчин привязывали к грузовикам и волокли по земле с переломанными руками и ногами.
Невинных людей сжигали в церквях и домах. Детям вырывали конечности, разбивали голову о стены, бросали их в огонь, в ушаты с кипятком и известью, отрезанные у них уши складывали в коробки.
Сотни людей убиты за алтарем, тысячи — в церкви в Глине.
Женщины, девушки и малолетние девочки подвергались жестоким истязаниям, их уводили в отряды к усташам, где использовали как проституток, после чего убивали. Матерей насиловали на глазах у дочерей, дочерей — на глазах у матерей, и насиловали их даже в церквях…”
Начальник стожера в Баня-Луке д-р Виктор Гутич, известный своими издевательствами над населением, несомненно проявил себя как один из самых кровожадных усташей. Еще большей жестокостью отличался лишь Еуген Кватерник. Он открыто на собраниях отдавал приказания относительно резни сербов и раздавал награды за каждую отрубленную голову, которую ему приносили.
Деятельность Гутича в Баня-Луке и во всей Боснийской Крайне отмечена массовыми убийствами, депортацией в лагеря, грабежами, поджогами, вымогательством, насилованием и другими всевозможными преступлениями и зверствами…”
“Исключительное по своей дикости и жестокости преступление было совершено в Кладне. Около сотни сербов были заперты усташами в небольшой тюремной камере. От жары люди теряли сознание. Они провели там без пищи и воды несколько дней. То, что случилось после, в связи с уровнем человеческой низости, беспощадности и звериной жестокости, предать гласности в этом документе не представляется возможным.
В Тузле усташи заколотили гвозди в огромную бочку и посадили в нее нескольких заключенных сербов, а потом эту бочку катали по земле так, что из нее ручьями лилась кровь”.
(Monica Farrell, Ravening Wolves, first edition Australia, 1949. Книга переиздавалась пять раз; этот фрагмент— из пятого издания, Австралия 1964 г.).
“Сразу после провозглашения НГХ для всех сербов, проживающих в границах этого государства, настали тяжелые, кровавые и, можно сказать, роковые дни. Бесчисленные злодеяния, зверства, несправедливость и беззаконие обрушились на головы множества мирных невинных сербов. В огне и дыме за одну ночь исчезали целые селения; разрушены церкви и памятники, перекопаны православные кладбища; изобретены самые невероятные пытки и истязания. Способы убийств ужасающе разнообразны: одних вешают, других расстреливают, третьих закалывают ножом как скот, четвертым проламывают черепа палками или молотками. Убийство жертвы на глазах у членов семьи или на пороге дома — типичный садизм. В некоторых местах жертвы сбрасывают в пропасти; других кидают в реки по одному или связанными по двое или по несколько — все это для того, чтобы жертвы исчезли без следа. Кое-где на трупах, которые уносила вода, делали издевательские надписи: “Свободный проход на Белград и Мать Сербию”. Кое-где рассвирепевшая толпа убивала всех подряд.
С самыми страшными примерами кровожадности мы сталкиваемся там, где убийству предшествуют истязания и пытки: людям отрезают носы и уши, выкалывают глаза, выдирают бороды, колют ножами и гвоздями, кастрируют, отрезают половые органы, надевают на головы терновые венки, сыпят соль в открытые раны, привязывают по несколько несчастных жертв к грузовику, который на большой скорости тащит их за собой километрами, закапывают в землю живьем — частично или целиком, посыпают живых еще людей негашеной известью, разрезают на куски связанную жертву или по-настоящему распинают, прибивая к дверям…”
Сербов закалывают и расстреливают в собственных домах за то лишь, что они — сербы; это делают даже их приятели и соседи — хорваты и мусульмане. Начинаются массовые аресты, угон в концентрационные лагеря, пытки и истязания, а затем расстрелы без каких-либо юридических процедур — без суда и следствия. Короче говоря, каждый серб был заклеймен и заранее осужден на смерть только за то, что он серб, сербской православной веры. Собственность всех сербов немедленно передается государству или же просто присваивается усташами, без каких-либо юридических решений и постановлений.
Цель этих действий очевидна: полностью истребить сербов в этом краю в кратчайшие сроки, самое позднее — до окончания войны, чтобы затем на мирной конференции можно было, прибегнув к статистическим данным, доказать, что в НГХ сербов больше нет.
В эту направленную против одного вероисповедания травлю со стороны государственных властей и отдельных лиц вмешалась и католическая церковь. Вместо христианской любви, терпимости и милосердия к беззащитным и беспомощным католичество шлет своих священников-усташей ножом и пулей убивать безоружных сербов, их детей и стариков или призывать в церкви с алтаря: “Убивайте, а я вам отпущу грехи”. (Kill them and the church will absolve you from your sins)…”
“Министр (НГХ), д-р Милован Жанич, заявил на митинге в Нова-Градишке, в частности, следующее: “Это наше государство, эта наша родина должна быть хорватской и ничьей больше, и потому те, кто сюда пришли, должный уйти. События, происходившие на протяжении веков, а особенно за эти двадцать лет, показывают, что здесь компромисс исключается. Это должна быть земля хорватов и — никого другого. Мы этого не скрываем, такова политика нашего государства, и мы стремимся добиться лишь того, о чем гласят усташские принципы. Не надо забывать, что вне наших границ, в самой Америке живут 800 тыс. хорватов. Эти люди должны вернуться назад и поселиться в домах, которые мы очистим…”
“Шеф общественной безопасности (НГХ) Еуген Кватерник сказал однажды, что ему и ста лет не хватит, чтобы досыта напиться сербской крови.
Славко Кватерник, полководец и заместитель Павелича, на народном собрании хорватов в Осиеке в июле 1941 г., во время смотра хорватских войск, официально заявил: “Все сербы — коммунисты, от патриарха до последнего крестьянина”.
Заметим, что после подобных выступлений, как и после выступлений других усташей — министров, начальников стожеров и т. д. наступали периоды — короче или длиннее — когда убийства, истязания и интернирование сербов во всех концах НГХ достигали особого размаха…”
“Один усташ из села Кукуневац, уезда Пакрац, 23 мая 1942 г. заявил следующее: “Признаю перед всеми, что шила заржавели от крови, ибо этими шилами усташи кололи сербов и резали их бритвой… Я служил у тех, которые резали и кололи отравленными шилами, и спокойно смотрел на то, что делалось.
