Два процесса представляются критически важными для укрепления представлений о выгодности и реалистичности европейского выбора в Украине. Прежде всего, значительное количество людей сформировало собственное – положительное – представление о европейских реалиях. Для одних источником информации стали страны Центральной Европы, достигшие значительных социально-экономических результатов в процессе вступления в ЕС. Другие прошли путями трудовой миграции через страны «старой», преимущественно Южной Европы. В силу высокой личной трудовой и социальной мобильности эти люди, как правило, убеждены в способности и всей Украины соответствовать требованиям членства в ЕС.
Другим фактором стало качественное изменение торгового баланса Украины, превращение ЕС в ведущего экспортного партнера страны. Украинский бизнес приобрел опыт работы на рынках Евросоюза, приспособился к их требованиям, развил вкус к ведению дел в Европе. Европа предлагает стабильные правила сохранения и инвестирования капитала, в то время как постсоветские «понятия», удобные для его накопления, но чреватые политическими рисками в какой-то момент начинают становиться обузой даже для крупного бизнеса. Стоимость входа в европейское экономическое пространство может быть велика, но не запредельна; она платится один раз и несет осязаемые выгоды.
Повторю, что я не верю в способность внешних сил оказать решающее влияние на выбор нацией своего будущего в тот или иной конкретный момент времени. Предпосылки для качественных сдвигов всегда вызревают изнутри. Столь мощное звучание темы России и Европы как двух центров притяжения для Украины в ходе выборов-2004 – в известной степени случайность, вызванная выходом ЕС на западные границы Украины в том же году, с одной стороны, и психологическим настроем Москвы рассматривать проблему сквозь призму геополитического выбора – с другой.
В ближайшие годы прямое воздействие внешних факторов на ситуацию в Украине будет скорее всего снижаться. В 2004 году страна доказала, что должна теперь рассматриваться преимущественно как субъект внешней политики, а не ее объект. Ее отношения с обоими своими главными партнерами, впрочем, не стали от этого более безоблачными. Новое украинское руководство реально ставит перед собой задачу войти в Евросоюз наперекор воле европейской бюрократии, что не будет находить понимания в Брюсселе, Берлине, Париже, Риме. Одновременно оно перехватывает у Москвы инициативу в определении двусторонней повестки дня, что будет вступать в острое противоречие с далеко не изжитым в России комплексом старшего брата.
Выбор Украины только намечен, но ни в коей мере не закреплен. Если президент Ющенко решится на болезненные реформы, он вполне может проиграть парламентские выборы 2006 года. Тем не менее практически невозможно представить себе, что европейская идея сдаст в Украине те позиции, которые она завоевала.
В июле 2004 года в Южной Италии я проинтервьюировал 12 полулегальных и нелегальных иммигрантов с Украины. Большинство из них было в возрасте 45–60 лет, из восточных регионов, русскоязычные, а одна женщина – вообще уроженка Подмосковья, оказавшаяся в Западной Украине после двух десятилетий военной службы. Все собирались вернуться в Украину, скопив средства на достойную жизнь. Интервью не может считаться репрезентативным, поскольку большинство этих людей так или иначе обменивались взглядами на ситуацию и выработали некую «среднюю» позицию. Тем не менее результаты бесед достойны внимания. Людей объединяло резкое неприятие действующей власти, чья политика «выгнала их из страны», поэтому поддержка ими «преемника» Кучмы исключалась. Большинство прямо не поддерживало и Ющенко, однако считало его в большей степени способным обуздать олигархию (борьба с олигархами была главной причиной популярности среди них Владимира Путина) и начать движение к лучшему (то есть «как в Европе») устройству государства.
Оранжевая революция в контексте жанра
Вячеслав НИКОНОВ,
президент Фонда «Политика» (Москва)
Итак, в Киеве произошла революция! Или не произошла? Может быть, там просто подвели итоги слишком бурной избирательной кампании или был организован государственный переворот?
Рассудит, как всегда, мудрая дама – история. Но уже сейчас вполне можно попытаться сопоставить обстоятельства прихода Виктора Ющенко к власти с классикой революционного жанра, с общепринятыми критериями революций. Впрочем, следует отдавать себе отчет, что на самом деле ничего общепринятого в этом вопросе нет, дефиниций революции не меньше, чем аналитиков.
Конечно, большое видится на некотором расстоянии. Большевики довольно долго – до конца Гражданской войны – называли взятие Зимнего дворца в октябре 1917 года переворотом. Лишь когда стало ясно, что власть у них не отберут, он стал Великой Октябрьской социалистической революцией. Таким образом, революция – это удавшийся на долгосрочную перспективу переворот, тогда как переворот – неудавшаяся революция (Джозеф Пристли).
Революция, по моему определению, – это успешное решение вопроса о власти в свою пользу оппозиционной политической силой за пределами существующего правового поля с подключением организованных масс населения, прежде всего в столице. Новая власть при этом считает себя получившей легитимность именно из рук восставшего народа, тогда как формально-юридические основы легитимизации играют уже вспомогательную роль (большевики более 70 лет опирались на легитимность революции, а не на решения II съезда Советов). В Украине это очень наглядно проявилось во время инаугурации Виктора Ющенко, когда на Майдане Незалежности революционные оранжевые цвета явно доминировали над государственными желто-голубыми. Очевидно, что в условиях революции внешне правовые решения принимаются под давлением организованных масс на улицах, а также событий, носящих неправовой характер. А проигравшая сторона не считает победившую легитимной.
Если следовать названным выше критериям, то события в Украине в определение «революция» вписываются.
Почему происходят революции? Если верить одному из классиков жанра – Владимиру Ленину, то, помимо несоответствия между производительными силами и производственными отношениями (что неизмеримо и недоказуемо), ключевую роль играют вызревание революционной ситуации («верхи не могут, низы не хотят») и обострение выше обычного нужды и страданий трудящихся масс. По этому определению никакой революции в Украине не должно было быть. Верхи, на мой взгляд, при определенных обстоятельствах (об этом ниже) могли править еще очень долго. А положение низов улучшалось – Украина занимала второе место в мире по темпам экономического роста, и соответственно росло благосостояние. Что, революция произошла на ровном месте? Нет, просто Ленин, как и во многих других случаях, был неправ.
В истории не зафиксировано «низовых» революций. Еще Платону было известно, что низы не могут победить элиту, если элита не разделена. Неконсолидированность властной элиты, глубокий раскол в ней – обязательное условие любой революции. В Украине это условие было.
А в отношении революционизации низов современная политическая наука склонна следовать концепции не Ленина, а Алексиса де Токвиля. Радикальные настроения овладевают массами не тогда, когда им живется действительно плохо (в такие моменты решаются проблемы выживания), а когда в обществе существуют высокие ожидания улучшения своего положения, но они не реализуются. В этом смысле каждая революция – революция несбывшихся ожиданий. Разочарование в результатах первых лет существования Украины как независимого государства и в политике Леонида Кучмы было налицо.
Итак, революцию породили раскол элиты и завышенные ожидания людей. Но не только. Сами по себе революции не происходят, для них нужны «движущие силы».
Иногда российские политические нравы сравнивают с византийскими. Полагаю, для характеристики украинской политики это сравнение более применимо. Все альянсы временны, друзья и противники часто меняются местами, взгляды могут трансформироваться в противоположные в считанные часы, мастерство «разводки» доведено до степени искусства и т. д. На этом фоне российская политика выглядит уж слишком прямолинейной, «монголо-татарской», если хотите, а вовсе не византийской.
В Украине элита и власть похожи на амальгаму постоянно перемещающихся в пространстве политических сил, за каждой из которых стоят вполне реальные экономические и идеологические интересы. Причем каждая из этих сил, по большому счету, опасается усиления любой другой, даже временно дружественной. Система «сдержек и противовесов» не только между государственными институтами, но и между элитными группировками была безусловной реальностью в кучмовской Украине.
