Долгие годы мексиканцы не проявляли особого интереса к северному соседу. Поток эмигрантов в США довольно неожиданно для североамериканцев начал зримо расширяться во второй половине XX века. Еще в 1960 году Мексика не входила в число пяти главных стран, где рождались будущие переселенцы в США (Италия — 1 257 000 человек; Германия — 990 000; Канада — 953 000; Британия — 833 000; Польша — 748 000 человек). Ситуация кардинально изменилась к 2000 г.: из Мексики в США въехало 7 841 000; из Китая — 1 391 000; из Филиппин — 1 222 000; Индии‑1 007 000; Кубы — 952 000 человек.
Число иммигрантов не только возросло; оно стало своего рода неудержимым потоком. Латиноамериканцы решительно заняли первое место в новом иммиграционном потоке (27,6 % всех иммигрантов только из Мексики; следующие далее по массовости прибывания в США китайцы составляют всего 4,9 %). При этом численность мексиканцев постоянно увеличивается — их число увеличилось за период 2000 — 2002 гг. на 10 % и превзошло афроамериканцев. Отметим также то, что рождаемость среди латиноамериканцев многократно выше, чем у других этнических групп: 3 человека на сотню среди испаноязычных против 1,8 человека у неиспаноязычных, против 2,1 у афроамериканцев.
Испаноязычные первенствуют в незаконном переходе границы США. Две трети всех мексиканских иммигрантов, прибывших в США после 1975 г., являются незаконными иммигрантами; мексиканцы составляли 58 % незаконных иммигрантов в 1990 г. и 69 %‑в 2000 г. Ныне ежегодная иммиграция мексиканцев составляет 400 тыс. человек в год. К 2030 г. она увеличится до 515 тыс.[103]. При этом характерна географическая концентрация испаноязычного населения. Так, две трети мексиканских иммигрантов живут на Западе США, а почти половина из них — в одном штате — Калифорнии.
46 % населения Лос — Анджелеса — испаноязычные (из них 64 % — выходцы из Мексики). К 2010 г. испаноязычные составят 60 % населения этого мегаполиса. В 2002 г. 71,9 % учащихся здесь были из испаноговорящих семей. Впервые рожденные в городе испаноязычные превысили численность остальных родившихся в Лос — Анджелесе.
Часть испаноговорящей элиты довольно быстро переходит в космополитическое состояние, овладевая английским языком. Но обширные группы населения держатся за свои ценности, им свойственна высокая степень национальной гордости. Здесь очевидно стремление сохранить прежние нормы в пределах приемлемых условий эволюции, традиционные каноны языка, культуры, ассоциаций, религиозной и национальной идентичности, обычаев. И общественность на опросах проявляла больший, чем у элиты, пессимизм в отношении США и пребывания в них: в 1998 г. 58 % широкой общественности (и только 23 % элиты) полагали, что в XXI в. будет больше насилия, чем в XX в.
Хотя об Америке принято думать как о нации иммигрантов, было бы ошибкой думать, что население Соединенных Штатов благосклонно относится к массовой иммиграции. И это явление не только сегодняшнего дня. В 1930‑е годы до 83 % американцев выступали против массового наплыва иммигрантов. Между 1945 и 2002 гг. до 66 % американского населения противились расширению иммиграции. В 1997 г. США были пятой державой (уступавшей только Филиппинам, Тайваню, Южной Африке и Польше), чье население противилось иммиграции. 62,3 % населения США — «нации иммигрантов» — хотели закрыть дорогу вновь прибывающим. Даже недавно прибывшие испаноговорящие требовали сокращения потока въезда новых граждан или рабочих.
Если история дает основания для суждений, то трудно отказаться от мысли, что неотвратимое быстрое демографическое изменение способно вызвать взрыв по северную сторону Рио — Гранде. Практически нет сомнений, что североамериканский социум ответит на изменения жестко. В далеком 1917 г. Т. Рузвельт буквально заклинал: «Мы должны иметь один флаг. Мы должны иметь один язык. Это должен быть язык Декларации независимости, прощального послания Вашингтона, речи Линкольна при Геттисберге».
Новая реальность — новый характер американского общества уже создает т. н. нативистское движение. Идейно оформляются новые белые националисты. Их характеризуют сегодня как «культурные, интеллигентные, часто обладающие внушительными научными степенями, данными лучшими американскими университетами; они очень отличаются от политиканов–популистов или лидеров ку–клукс–клана Старого Юга». Они не будут призывать к провозглашению расового превосходства белых. Они выступят за «расовое самоопределение и самосохранение».
Как пишет С. Хантингтон, «если бы ежегодно миллион мексиканских солдат пытался вторгнуться в Соединенные Штаты и более 150 тысяч проделывали бы это успешно, обосновываясь на американской территории (при этом мексиканское правительство требует от США признания законности этого вторжения), американцы бы пришли в ярость и мобилизовали все свои ресурсы для выдворения захватчиков из своих пределов. Но нелегальное демографическое вторжение сравнимого объема происходит каждый год, и президент Мексики призывает его легализировать»[104].
Расовый нативизм в Западной Европе породил в 1990‑е годы политические партии, получившие до 20 % голосов электората. В США протест белых материализуется скорее не в создании новой политической партии, а в формировании достаточно широкого политического движения, чье влияние приобретет исключительную значимость для противоборств основных двух политических партий. Британский «Экономист» уже отмечает, что в Калифорнии «белые, некогда бывшие столь щедрыми в отношении новопришельцев, стали вести себя как меньшинство, находящееся под давлением»[105]. Если Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения — легальна, то почему должны смотреться нелегальными национальные организации, защищающие права белого населения? В одном из исследований уже можно прочитать: «Измена белой расе являет собой лояльность человечеству»[106]. Пока звучит самоуспокоение. Как долго?
Серьезные американцы критически оценивают «меняющуюся демографию, появление мощных новых социальных сил, продолжение существования политики расовых преференций, растущие запросы этнических меньшинств, продолжение действия либеральных иммиграционных законов, растущую обеспокоенность американцев потерей трудовых мест (ассоциируемую с глобализацией), требования мульти–культурализма, способность Интернета собирать вместе одинаково думающих людей с целью их сплочения, для выработки стратегии, воздействующей на всю политическую систему: Америка рискует войти в крупномасштабный расовый конфликт»[107].
Такие американские идеологи, как С. Хантингтон, ставят вопрос жестко: не существует Americano Dream, есть только American Dream, созданная англо–протестантским обществом. Американцы латиноамериканского происхождения могут разделять эту мечту, если будут мечтать о ней по–английски. Ныне же «без национальных дебатов или сознательно принятых решений Америка трансформируется в нечто, очень отличное от того, чем она была прежде»[108]. Америка превращается в страну с двумя народами и двумя официальными языками, двумя культурами.
Может ли нация держаться только на стержне политической идеологии? 11 сентября 2001 г. окончательно показало, что нет. По меньшей мере, на этот счет появились весомые сомнения. На глазах у всех развалились страны, основным объединительным стержнем которых была идеология. И в то же время огромный Китай с увядающей идеологической основой все больше опирается на традиционный ханьский национализм.
Осознание буквально катастрофических перемен стало острым после 11 сентября, когда уязвимость Америки была продемонстрирована со всей очевидностью. Не меньшее значение имеет и то обстоятельство, что стало ощутимым воздействие иммиграции на совокупность демократических ценностей американцев: 1) под ударом оказалась англосаксонская политическая культура; 2) мультикультурализм стал угрожать единству страны самым видимым образом. Как пишет С. Хантингтон, «мультикультурная Америка со временем станет страной с множественным политическим кредо, состоящей из этнических групп, имеющих самые различные культурные основания, определенно особенные политические ценности и принципы, основанием которых будут очень различные и особенные культуры»[109].
Речь идет о мировом гегемоне и ведущей военной державе современности.
Глава 5
ОРУЖИЕ ДЛЯ ЧЕТВЕРТОЙ МИРОВОЙ
Десятилетняя мирная пауза (оставим Югославию за скобками) после окончания в 1991 г. глобального противостояния закончилась обрушившимися на Нью — Йорк и Вашингтон самолетами, за которыми последовала высадка войск в Афганистане и Ираке. «Холодная война», которая фактически была Третьей мировой войной, перешла в стадию нового противостояния, которое смело можно назвать Четвертой мировой войной. Арсенал оружия для нее уже сейчас имеет колоссальные пропорции, и этот арсенал постоянно увеличивается. Начало XXI века носит характер ускоренной военной подготовки.
