Я прикидываю варианты возможных в этой ситуации действий Президента. Их три. Либо оставить нас в Форосе до завтра, чтобы в неспешной обстановке продолжить обсуждение проблемы. Либо вызвать к себе всех нужных руководителей и допрояснить для себя вопрос перед тем, как принять верное решение. Наконец, лететь с нами в Москву.
Приглашения «остаться до завтра» — утро вечера мудренее — от хозяина кабинета не поступает. Президент размышляет, подводя итог:
— Ну, что ж, давайте действовать.
Поднялся из кресла, давая понять, что разговор окончен:
— Вам ведь надо еще ехать, лететь…
Он подал каждому из нас руку, попрощался с чувством какой-то недосказанности — так много наболело на душе. Но, как говорится, служба — долг, солдат — не гость…
21 августа
К позднему вечеру 20 августа обстановка продолжает накаляться. Продолжаются звонки о «штурме»! Причем, они идут из кругов, близких к Ельцину и его приближенным. В чем их суть, кто генерирует эту провокацию? Почему не удалось сесть за стол переговоров, кто возбуждает людей вокруг и внутри Белого дома? Кому это выгодно?
Заводы в Москве, в стране, несмотря на призывы к забастовке, работают. Кому нужна эта буря в стакане воды? Итак, кому нужен штурм?
а) Горбачев в самоизоляции, вряд ли может повлиять на текущие события. Не допускаю;
б) ВС СССР будет собран, к сожалению, только 26 августа, вряд ли может повлиять на текущие события. Не допускаю;
в) Ельцин указами от 19 августа определил свою позицию (негативную), штурм ему не нужен, у него нет сил сдержать его, он гибелен для него. Не допускаю;
г) Верховный Совет РСФСР в своей массе депутатов маневрирует, штурм ему не нужен. Не допускаю;
д) Армии штурм не нужен, грязная работа, пятно на ее знамена, возможны потери. Не допускаю;
е) МВД — аналогично армии. Не допускаю;
ж) КГБ — аналогично армии. Не допускаю;
з) Пятая колонна плюс некая третья сторона — она не способна организовать штурм, она способна совершить провокацию штурма для дальнейшей дестабилизации обстановки в стране. Не допускаю; допускаю возможность провокации штурма.
Вся оперативная информация, естественно, должна быть у В. А. Крючкова. Решаю позвонить ему:
— Владимир Александрович! Откуда, по вашему мнению, идет нагнетание напряженности, откуда столько разговоров по «штурму», не кажется ли вам возможной в этой неразберихе провокация? Хотелось бы посоветоваться, как предотвратить ее. Нет ли возражений, если я к вам подъеду?
— Вопрос сложный, подъезжайте. У меня будут товарищи из Минобороны и МВД, посоветуемся…
Вспомнилась странная картина. Перед очередным заседанием Верховного Совета СССР я спешил на машине со Старой площади. Путь короток — несколько минут. Сильная гроза. Низкие, черные, клубящиеся тучи, частые молнии, мощные раскаты грома. Пересекая Красную площадь, ощущаю яркую вспышку и одновременно сильный удар грома, усиливаемый аркой Спасской башни…
Слева по ходу движения машины на зеленом газоне — напротив центрального входа в здание Верховного Совета СССР на моих глазах, как при замедленной киносъемке, распадалось вековое дерево. Водитель круто принял вправо, уворачивая автомобиль от падающих веток. К счастью, людей вокруг было мало, никто не пострадал…
Когда я выходил из здания Верховного Совета, оставались только следы бури. Несколько рабочих в униформе убирали остатки листьев от разбитого молнией дерева и сметали опилки с газона, а ствол уже увезли. Пенек от дерева был почти на уровне земли, здоров, без червоточин, влажен и смотрелся на зеленом ковре газона странным белым пятном. Назавтра его закрасили зеленой краской.
…Выезд из Боровицких ворот, поворот направо, вдоль Александровского сада и Манежа, Могила Неизвестного солдата, слева гостиница «Москва», справа гостиница «Метрополь». Мы огибаем «железного Феликса» и через ворота напротив Детского мира въезжаем во внутренний дворик нового здания КГБ. Улицы освещены и пустынны.
Я в кабинете председателя госбезопасности. В четвертом часу Владимиру Александровичу, наконец, удалось связаться с Ельциным и объясниться по телефону. Была, как я понял из разговора, достигнута договоренность, и Ельцин обещал принять меры по наведению порядка среди перевозбужденных «защитников» Белого дома своими силами… Владимир Александрович заверил Б. Н. Ельцина, что слухи о «штурме» Белого дома — провокация.
Итак, главное было сделано: удалось наладить контакт.
Около двух часов ночи появился от МВД Громов, от Минобороны — Варенников и Ачалов. Кроме хозяина кабинета, присутствовали и его заместители… У всех нас была одна главная мысль. Она варьировалась в разных формах, с разной интонацией и эмоциональностью: избежать кровопролития, не допустить провокации.
…Итак, решено: вывести войска, вылететь к Горбачеву, собрать у него руководителей республик, подготовить вопросы о стабилизации положения в стране, о Союзном договоре для рассмотрения на сессии и потом съезде Верховного Совета СССР. К Горбачеву летят: В. А. Крючков, Д. Т. Язов, А. И. Тизяков, О. Д. Бакланов, В. А. Ивашко.
22 августа
На президентском самолете № 1 А. И. Тизяков, Д. Т. Язов, А. И. Лукьянов, В. А. Ивашко, Ю. С. Плеханов и я в сопровождении автоматчиков вылетели вслед Ту-134, на котором летит Горбачев с семьей, Руцкой, Силаев и другие «спасители» Президента СССР. В качестве заложника с Горбачевым в Ту-134 был взят председатель КГБ В. А. Крючков.
Видимо, воспаленный мозг Президента «обезопасил» себя и своих домочадцев: в последний момент перед отлетом из Фороса в Москву он сделал мгновенную рокировку и пересел с семьей в другой самолет. А всех нас, в том числе экипаж, в котором были женщины, предоставил трагической участи, как ему, очевидно, представлялось, — погибнуть в авиационной катастрофе…
Я возвращался и возвращался к вопросу, почему мы, прилетев в Форос, не смогли встретиться и переговорить с Горбачевым, с прилетевшими после нас Руцким, Силаевым и другими. На моих глазах возводилась стена отчуждения между «нами» и «ими» — с «нами» «они» не стали говорить… Что может это значить? Ведь перед сессией Верховного Совета СССР необходимо было посоветоваться, снять возникшие недоразумения, паутину все более накапливавшегося недопонимания, обмана и лжи… Президент РСФСР уклонялся от переговоров, маневрировал в течение понедельника, вторника, среды… Президента СССР предусмотрительно устраивала тактика самоизоляции в течение этого же времени…
До сессии Верховного Совета или съезда остается несколько суток. Судя по обстановке, можно предположить, что эти дни будут использованы во зло, противоборство сторон не угаснет, а приобретет новые формы. Точку, скорее всего, может поставить только Верховный Совет. Вывод: надо идти в Верховный Совет и работать в нем, говорить всю правду, ведь были же даже ко мне, человеку, мало известному среди депутатов, порядка тридцати звонков с возмущением по поводу возни в Ново-Огареве, по поводу игнорирования Горбачевым референдума от 17 марта 1991 года….
Итак, решено: завтра, то есть сегодня (ведь уже около двух часов) с утра быть в Верховном Совете… Надо бы посоветоваться с Анатолием Ивановичем, но он задремал… или пытается…
Время неумолимо— идем на посадку. Вот мы у зала ожидания Внуково-2. Выходим из самолета, много света, направляемся в павильон для встречающих. Вокруг в лучах прожекторов люди, они рассредоточены по одному, двое, трое. Появляется Николай Константинович, мой «прикрепленный», мы рыхлой группой подходим к стеклянным двойным дверям зала. Впереди меня маршал Д. Т. Язов со своим порученцем. Мимо нашей группы пробегают несколько офицеров с автоматами, видимо, из тех, кто летел с нами в самолете…
Иду на выход к машине, но натыкаюсь на двухметрового знакомого из охраны. Он предупредительно:
— Олег Дмитриевич! Вам надо зайти налево.
— В чем дело? Зачем?
— С вами хотят переговорить.
— Ясно…
Захожу в боковой зал, большой стол на месте. Меня ждет вежливый молодой человек, вижу его впервые.
— С вами хочет переговорить прокурор РСФСР товарищ Степанков.
— Как его зовут? Где будем говорить?
— Сейчас найдем свободный кабинет, его зовут Валентин Георгиевич.
Первый из кабинетов, куда мы заглянули, был свободен… Через несколько минут в кабинет энергично входит довольно прилично одетый молодой человек, подвижный, с выразительно-чувственными губами, темно-маслянистыми, несколько глубже обычного посаженными глазами.
Кабинет небольшой, подсаживаемся визави за приставной столик у солидного письменного стола.
— Олег Дмитриевич! — начинает сходу… — Мы бы хотели переговорить с вами по поводу вот этих… (подыскивает подходящее слово) событий последних нескольких дней.
