В 1990 году публицист Герман Назаров в статье «О каких ошибках идет речь?» (журнал «Москва», № 7), давая биографическую справку о Я. М. Свердлове, высказался прямо и откровенно: «Умер 16 марта 1919 года в Москве в результате побоев, полученных им от рабочих железнодорожных мастерских города Орла, где он вздумал читать им лекции о III Интернационале». И назвал источник — книгу А. И. Дикого «Евреи в России и в СССР», изданную в Нью-Йорке в 1967 году.
С большим трудом удалось разыскать экземпляр этого издания. На странице 239 в разделе «Приложения» читаю: «…дядя Яша к тому времени уже помер не совсем натуральной смертью. На митинге в железнодорожных мастерских в Орле его довольно сильно побили товарищи рабочие».
Публикация называется: «Ленька и железный Генрих» (Леонид Авербах и Генрих Ягода) и имеет подзаголовок «Из воспоминаний детства». Ее автор — Георгий Александров. Друг и сверстник Иды, племянницы Якова Михайловича Свердлова, вышедшей замуж за «железного Генриха».
Приложение№ 3: ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
(Несгораемый шкаф Председателя ВЦИК после его смерти не вскрывался 16 лет. Шкаф вскрыли, обнаружилось вот что.)
Сов. секретно
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ
На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны.
26 июля с/г этот шкаф был нами вскрыт и в нем оказалось:
1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей.
2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, — семьсот пять (705) предметов.
3. Семь чистых бланков паспортов царского образца.
Семь паспортов, заполненных на следующие имена:
а) Свердлова Якова Михайловича,
б) Гуревич Цецилии-Ольги,
в) Григорьевой Екатерины Сергеевны,
г) княгини Барятинской Елены Михайловны,
д) Ползикова Сергея Константиновича,
е) Романюк Анны Павловны,
ж) Кленочкина Ивана Григорьевича.
5. Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.
Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.
Кроме того обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей.
Подробная опись золотым изделиям производится со специалистами.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР
(Ягода) 27 июля 1935 г. № 56568
Яблоко от яблони… Письмо А. Я. Свердлова Г. М. Маленкову от 25 августа 1953 года(Андрей Яковлевич Свердлов, 1911 года рождения, сын Я. М. Свердлова, в органах госбезопасности с 1938 г., заместитель начальника отдела «К» МГБ СССР, полковник. В 1935 и 1938 гг. находился под арестом за троцкистскую деятельность, в октябре 1951 г. снова арестован, в мае 1953 г. реабилитирован.)
Дорогой Георгий Максимилианович!
Я вынужден обратиться к Вам, к руководству партии с просьбой разрешить вопрос обо мне, определить мое место в жизни, потому что совершенно незаслуженно и необоснованно я выведен из строя, оказался в невозможном положении, которое усугубляется сознанием, что все происходящее со мной невольно ложится тенью на имя отца, сокращает жизнь и пятнает безупречную партийную честь моей 77-летней матери, члена партии с 1904 г. Я обращался в КПК, был у тт. Шаталина и Круглова, но, очевидно, обстоятельства мои столь сложны, что только руководство партии сможет решить вопрос обо мне полностью и до конца.
Вся моя жизнь неразрывно связана с партией. Будучи сыном Якова Михайловича Свердлова, я родился и вырос среди большевиков. Этим определялись все мои поступки и устремления, самый смысл существования. Вся сознательная жизнь прошла в комсомоле и партии, в активной работе и борьбе с врагами партии и Советского государства. Я не боялся трудностей и ответственности, старался в работе, поведении, личной жизни быть принципиальным, с честью носить высокое звание члена партии. Никогда я не спекулировал и не прикрывался именем отца, старался стоять на собственных ногах, работой, делом оправдать все, что было мне дано.
Несмотря на это, сейчас, когда так нужен каждый человек, стремящийся и способный всего себя, все силы отдать активной и страстной борьбе за дело партии, я оказался вне партии, вне работы, фактически лишенным политического и делового доверия, а длительная неопределенность моего положения, среди людей, мало знающих меня, порождает необоснованные разговоры и даже выступления по моему адресу. Я ничем этого не заслужил.
С 1938 г. я работал в ЧК, куда был направлен по указанию товарища Сталина. Из оперуполномоченного, без чьей-либо поддержки и покровительства, вырос в заместителя начальника крупного самостоятельного отдела. Наряду с оперативной вел активную партийную, теоретическую, общественную работу. Неоднократно избирался в состав партбюро коллектива, был с 1939 г. делегатом всех партийных конференций Министерства, в годы войны докладчиком МК ВКП(б). В 1948 г. с отличием окончил заочную Высшую партийную школу ЦК. С 1940 г. беспрерывно читал лекции в Высшей школе МГБ и в 1950 г. написал учебник по спецдисциплине. Вел большую общественную работу во всесоюзных спортивных организациях и в спортобществе «Динамо».
Однако в октябре 1951 г., без всякой вины с моей стороны, я был арестован, 19 месяцев находился под следствием, совершенно безосновательно обвинялся в самых чудовищных и нелепых преступлениях. Когда с моим делом объективно разобрались, все обвинения отпали и 18 мая с/г я был освобожден и реабилитирован.
Сразу же по освобождении, получив свой партийный билет, я обратился в партком МВД, где мне сообщили, что в феврале 1952 г., в числе других арестованных чекистов, Комиссией партийного контроля я был исключен из партии. Мне разъяснили, что в КПК должно быть направлено сообщение о моей реабилитации и вопрос о восстановлении в партии будет рассмотрен без моего участия, как это было якобы в отношении освобожденных ранее меня. Сообщение в КПК было послано 19 мая. Так как решение КПК затягивалось я, не добившись результата в парткоме МВД, сам обратился в КПК, звоню туда регулярно, но вопрос мой так и не рассматривается.
Так же и с работой. Месяц после освобождения я добивался возможности начать работать, 19 июня получил назначение, 18 июля от работы отстранен. 22 июля, по моей просьбе, я был принят и внимательно выслушан тт. Шаталиным и Кругловым, которые обещали ускорить разбор партийного вопроса, дать мне серьезную работу, помочь занять, как сказал т. Шаталин, надлежащее место в жизни. Я считал, что после этой беседы в отношении меня не осталось неясностей. Тов. Шаталин прямо заявил, что я стою на крепких большевистских ногах, сказал, чтобы я ничего не говорил матери и не волновал ее, так как вопрос о моей партийности и работе будет решен в ближайшее время. С тех пор прошел месяц. На днях я вновь обратился к т. Шаталину, но из его ответов понял, что он отстранился от решения моего вопроса. Ничего определенного не говорит мне и т. Круглов.
Георгий Максимилианович! Ведь речь идет о коммунисте, который может и обязан много и напряженно работать, наиболее плодотворно, с максимальной пользой для партии прожить оставшиеся годы. Вне партии, вне активной политической работы нет и не может быть у меня жизни. Я всегда был и буду бойцом партии, не могу, не имею права жить иначе. Так что же мешает решить обо мне вопрос, что лишает меня доверия?
Быть может, мое прошлое? Да, в прошлом, будучи еще почти мальчишкой, 16-ти лет, политически незрелым и не в меру самонадеянным, я осенью 1927 г. поддался троцкистской демагогии и в школе несколько раз выступил в защиту троцкистов. Никогда с троцкистским подпольем связан я не был, не участвовал в его вражеской работе, не знал о его существовании. Осознав вредность троцкистских взглядов и осудив их, в 1929 г. я вступил в комсомол с единственной целью — стать настоящим коммунистом. С тех пор никогда я не сочувствовал взглядам троцкистов, правых и иных мерзавцев. Однако от личных недостатков — политического легкомыслия и словоблудия, критиканства — избавился не сразу, позволял себе обсуждать и критиковать среди сверстников личные качества руководителей партии. В результате, в 1930 г. допустил гнусное высказывание в адрес товарища Сталина.
С 1930 г. я начал активно работать в комсомоле, в 1932 г. был принят в партию. Ни с одним троцкистом или правым не поддерживал с тех пор никаких отношений.
В 1935 г. я был сурово наказан за свои прошлые ошибки. Меня арестовали и освободили только после вмешательства товарища Сталина, которому был передан писанный мною еще в 1931 г. документ, характеризовавший мое отношение уже тогда к правотроцкистской сволочи. Всей последующей жизнью и работой в комсомоле и партии, на заводе и в ЧК я стремился загладить прошлую вину, доказать, что осознал и полностью изжил ошибки ранней молодости. Тем не менее в январе 1938 г. меня вновь арестовали и 11 месяцев держали в тюрьме, без всякой вины с моей стороны. Только 6 декабря 1938 г., когда товарищ Сталин и руководство партии узнали о моем аресте, я был освобожден. Товарищ Сталин позвонил моей матери, сказал, что я ни в чем не виноват и виновники моего ареста будут сурово наказаны, а мне помогут в дальнейшей работе и росте. Я хотел вернуться на завод, но по указанию товарища Сталина был направлен на работу в НКВД. Руководство партии разобралось со мной, направило на острый участок политической борьбы, и у меня не было сомнения, что прошлое мое выяснено полностью и не будет уже больше никогда ломать мою жизнь и препятствовать плодотворной работе. Сознавая лежащую на мне ответственность, все силы, всю жизнь, всего себя отдавал я той работе, которая мне поручалась, никогда не преследовал корыстных интересов, честно и самоотверженно служил своей партии, своему народу. Так неужели же проклятое «прошлое» ничем и никогда не может быть перекрыто и вновь, в который уже раз, уродует мою жизнь? Что еще нужно сделать, как жить, чтобы снять это пятно? Если недостаточно всего пережитого мною, если осталось еще что-либо неясное и сомнительное — пусть вызовут и спросят, я готов держать ответ за каждый свой шаг и поступок. Но меня ни в чем не обвиняют, ничего не спрашивают, а от жизни я отстранен.
