Бедность в России, созданная в мирное время в кратчайшие сроки политическими средствами, — необычное, неизученное явление. Оно не описано ни в советской, ни в западной социологии. Коротко коснемся лишь самых срочных и очевидных проблем.
Как говорилось выше, институционализация бедности произошла прежде всего в семьях с детьми. Вдумаемся: в 1990-е годы более половины семей, состоящих из двух работающих, не могла обеспечить минимально приемлемый уровень жизни даже одному ребенку!
Тяжесть культурной травмы во многом объясняется молниеносным и необъяснимым характером обеднения, а затем и необратимостью этой бедности для огромной массы людей. Н.М. Римашевская пишет: «Несмотря на повышение в 2003 году минимальной оплаты труда, она все еще составляет четверть от прожиточного минимума нетрудоспособного… Супружеские пары с 1-2 детьми, где двое взрослых работают, в советское время традиционно относились к средне- и высокообеспеченным слоям населения, а теперь каждая пятая семья оказывается за границей бедности» [23].
Прошли 1990-е годы, настали тучные годы нефтедолларов, «средние» доходы выросли, начался потребительский бум. А благосостояние неполных семей в тучные годы резко упало [11]. И ведь в неполных семьях воспитывается почти половина российских детей. Произошла деформация общества гораздо более тяжелая, нежели обеднение: исключение из общества большой части населения. Как пишут, «наряду с крайней бедностью возникает межпоколенческая преемственность нужды». Это задает совершенно новое измерение в воспитании. Как обращаться с наставлениями к подростку, который чувствует, что обречен вечно пребывать в «низшем классе»?
В 2004 году Н.М. Римашевская так описывает возникновение порочного круга бедности: «Устойчивая бедность связана с тем, что низкий уровень материальной обеспеченности, как правило, ведет к ухудшению здоровья, деквалификации, депрофессионализации, а в конечном счете — к деградации. Бедные родители воспроизводят потенциально бедных детей, что определяется их здоровьем, образованием, полученной квалификацией. Социальные исследования устойчивости бедности подтвердили эту гипотезу и показали, что люди, «рождающиеся как постоянно бедные», остаются таковыми в течение всей жизни» [23].
Суть этого состояния излагается так: «Нисходящая мобильность ранее благополучных социальных слоев и распространение бедности на работающих стали признанными особенностями трансформирующейся России… С началом рыночных реформ 1990-х годов и развалом прежней системы жизнеобеспечения меняется характер бедности: из феномена жизненного цикла, обусловленного демографическими факторами, она становится явлением, тесно связанным с классовой позицией, этничностью и гендером. В сравнении с советскими временами сокращаются возможности мобильности в благополучные слои и создаются условия для формирования постоянной бедности…
Формируется реальная устойчивая группа постоянно бедных, характеризуемая крайней бедностью, исключением с рынка труда и из системы социальной защиты. Именно социальное исключение является механизмом формирования постоянной и глубокой бедности… Апогеем исключения становится атомизация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (выпадение из семьи) и сетевой экономикой (родственного обмена)» [104].
Как показал ход реформы, для большинства обедневших семей их нисходящая социальная мобильность оказалась необратимой. Произошла сегрегация детей этих семей от благополучных слоев общества [104]. В 2004 году социологи делают такой вывод: «Чрезмерная поляризация общества, прогрессивное сужение социальных возможностей для наиболее депривированных его групп, неравенство жизненных шансов в зависимости от уровня материальной обеспеченности начнет в скором времени вести к активному процессу воспроизводства российской бедности, резкому ограничению возможностей для детей из бедных семей добиться в жизни того же, что и большинство их сверстников из иных социальных слоев» (курсив наш — Авт.) [20].
Возникло новое явление — социальное сиротство. Вот состояние на 2004 год: «Изменения экономических отношений в России повлекло за собой ряд существенных перемен в социальной жизни общества… Страдающими группами стали наиболее слабые — дети и престарелые. Половина детей проживают в бедных семьях с доходами ниже прожиточного минимума. В них дети не только лишены удовлетворительного питания, но становятся обузой семьи, получают характеристику «лишних».
В российской действительности появилось такое явление, как вынужденное сиротство. Это дети, имеющие родителей, но вынужденные жить вне своего дома: в детских домах, приютах, интернатах. Официальная статистика показывает, что численность «социальных сирот» составляет сегодня более 685 тыс. человек» [19].
Осознание себя бедным невыносимо для ребенка и подростка, очень немногие с ним могут справиться: для этого требуется редкостная воля и самоуважение, даже презрение к окружающим. Особенно тяжелую травму наносит стигматизация — «наложение клейма», как на раба или каторжника.18 Эта операция почти всегда порождает ненависть и жажду мщения, пусть до поры скрытую.
Обеднение семьи резко снижает ее воспитательный потенциал, и ребенок, травмированный социальным неравенством в школе, не получает духовной поддержки и в семье. Социологи пишут: «Анализ социально-экономических причин и факторов, снижающих воспитательный потенциал семьи, свидетельствует о распространении такого нежелательного явления, как социальная депривация, означающего лишение, ограничение либо недостаточность условий, материальных и духовных ресурсов, необходимых для выживания, разностороннего развития и социализации личности. Дети из обеспеченных семей оказываются в привилегированном положении в плане получения полноценного образования, лечения и отдыха…
Низкие показатели доходов от занятости по найму побуждают работников искать дополнительные источники или увеличивать рабочее время. Это приводит к переутомлению и уменьшению возможностей общения с детьми. «Усталость и переутомление» отметили в опросах 47,5%, «недостаток свободного времени» 10,4% респондентов… Это значительно осложняет реализацию воспитательной функции, может привести к разногласиям и недопониманию между старшим и младшим поколением, пробелам в воспитании и конфликтам, вплоть до безнадзорности и беспризорности детей.
Постоянное отсутствие родителей, физическое и психологическое переутомление, связанное со значительными перегрузками на работе, исключение отцов из процесса воспитания порождают семейные конфликты, влекут за собой искажение социальных и гендерных стереотипов поведения в семье, которые ребенок «перенесет» во взрослую жизнь» [100].
Н. Давыдова и Н. Седова, изучавшие эволюцию бедности в России с самого начала реформ, сделали в 2004 году такой вывод, относящийся к детям: «По данным нашего исследования, немалая доля российского населения (23,1%) серьезно озабочена отсутствием перспектив для детей, и именно для бедных на практике эта проблема встает наиболее остро. Как уже отмечалось, возможности получения хорошего образования, включая дополнительные занятия для детей и взрослых, в настоящее время входят в первую пятерку наиболее значимых факторов, отличающих жизнь бедных семей от жизни всех остальных.
Уже сейчас подавляющее большинство российских бедных (62,2%) оценивают собственные возможности получения образования и знаний, которые им необходимы, как плохие (население в целом склоняется к подобной оценке только в трети случаев, богатые — практически никогда). Следствием того, что только каждой десятой бедной семье в России удается оплачивать образовательные услуги, является то, что среди бедных все больше растет убеждение в том, что получить хорошее образование «хотелось бы, но вряд ли удастся» (41,1% бедных именно так оценивают возможность достижения для себя этой цели по сравнению с 29,7% населения в целом)» [20].
Надо добавить, что результатом массовой бедности и вызванных ею социальных страхов стал демографический сдвиг, который еще сильнее ослабляет воспитательный и защитный потенциал семьи: «В кризисных социально-экономических условиях усиливается ориентация родителей на одного ребенка — однодетная семья становится все более типичной для России. По мнению исследователей, ребенок в ней становится центром притяжения «всех и вся», исчезают особые свойства многодетной семьи, позволяющие успешно выполнять функцию социализации. Если принять за 100% все семьи с несовершеннолетними детьми (всего их 20,7 млн), то среди них более чем две трети (67,7%) — однодетные. Двухдетные составляют лишь немногим более четверти (26,9%), а семей с тремя и более детьми лишь 5,4%» [100].
