Зато именно так поступали в Балканских провинциях Византии славяне-язычники в VI веке. И именно так мстили пленным немцам за сожженные храмы и разоренные города балтийские славяне — ближайшая родня варягов-руси.
А вот после второго похода, в договоре 944 года говорится, что заметная часть русов присягает в соборной церкви Ильи-пророка на Киевском Подоле. И летописец поясняет: "Ибо многие варяги христиане." И это те самые варяги, что Игорь нанимал, другим взяться неоткуда, другие — потомки бойцов Рюрика и Олега — это как раз ярые язычники, в охотку жегшие церкви и распинавшие священников. "Русин или христианин"!
Эти варяги-христиане и отсоветовали Игорю биться с греками: "Если так говорит цесарь, то чего нам еще нужно, — не бившись, взять золото и серебро, и шелка?". Дело в том, что это совершенно не языческий подход, уж во всяком случае, не язычников с Варяжского моря, будь то славяне или скандинавы. Для язычника война, — прежде всего ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ Богам и духам. Те же скандинавы именно поэтому долго не принимали замену кровной мести на выкуп — "мы не станем носить в кошельках мертвых друзей!". Кровь убийцы насыщала не абстрактное чувство справедливости, а более чем конкретный дух погибшего! "Навий пир" называли битву норманнские скальды. И те, кому от битвы были нужны лишь "золото и серебро, и шелка" — явно не язычники.
И еще — язычники Севера Европы всегда изумляли иноземцев, — например, Гельмольда, автора "Славянских хроник", — своим бескорыстием и щедростью, часто переходящей в расточительность. В свое время римляне то же писали о германцах. Но вот же диво: стоило тем же саксам-германцам и славянам-полякам принять христианство — и тот же Гельмольд сетует на "жадность саксов", а про поляков пишет, что те из-за жадности к добыче "часто наилучшим друзьям причиняют зло, будто врагам".
Совершенно ясно, что в дружине Игоря пребывали варяги-христиане, и в немалом числе. Недаром князь, хоть и по иным причинам — не утихли за три года в ушах вопли горящих заживо воинов, — прислушивается к их советам, а летопись упоминает их перед почитателями Перуна. Византийцы варягов-"варангов" выводили из "Германии", как со времен Тацита называли все земли между Дунаем и Балтикой, кто бы там не жил: настоящие германцы, славяне, балты, кельты. К чему здесь говорить об этом? К тому, что современник Игоря, византиец Лев Диакон, которого мы уже вспоминали и еще не раз вспомним, пишет, будто Игоря убили… "германцы".
Между прочим, христианство на берегах Варяжского моря называли тогда… "Немецкой верой".
Слова "варанг" в Византии тогда еще не знали. Зато знали древлян-"дервиан", и германцами их никто не звал, напротив, ясно называли "славинами". Итак, не просто поведение дружины Игоря предельно подозрительно, но даже сохранилось свидетельство современника, позволяющее обвинить новых дружинников в убийстве вождя.
4. Христианский след.
Он — дитя языческого дома,
А они недавно крещены.
Где за веру спор,
Там, как ветром сор,
И любовь, и дружба сметены.
Й.-В. Гете "Коринфская невеста".
Как все же погиб Игорь? Лев Диакон говорит, что "германцы" его привязали к согнутым верхушкам двух деревьев и, отпустив их, разорвали надвое. Это не случайное убийство в угаре, скажем, пьяной ссоры. Месть "поганым" за распятия в Византии, за орду степных дикарей в православной Болгарии? Но тогда дружине следовало бы повернуть коней куда-нибудь подальше от Киева. Например, через волынскую землю — в Польшу, а то и — по Бугу — в родное Варяжское море.
Еще быстрее должны они были бы уходить, будь они простыми наемниками. Разве что удальца бы к заказчику выслали — голову "клиента" к ногам бросить. Был ведь позже пример. В скандинавской "Саге об Эймунде" рассказано, как наемники Рагнар и Эймунд по приказу "конунга Ярицлейфа" (Ярослава Мудрого) убили его брата "Бурицлейфа" (Борислава, Бориса), привезли заказчику голову и тут же сбежали в Полоцк, к "Вартилафу"-Брячиславу. Вовремя сбежали, кстати: вскорости дружину, где служили оба головореза, перебили "стихийно взбунтовавшиеся" новгородцы. Тех, в свой черед, порешили люди Ярослава, зазвавшего бунтовщиков на пир. Ярослав убирал свидетелей, готовился "повесить" братоубийство на старшего брата — Святополка, тогда еще не "Окаянного". Однако убрал не всех. Главные исполнители успели унести ноги. Потому и стало известно о подлинном братоубийце.
Читатель, вам эта череда побоищ ничего не напоминает?..
Однако крещеные варяги, не в пример почти землякам Эймунду с Рагнаром, никуда не бегут. Они преспокойно едут в Киев, рассказывают нелепую историю — и она входит на страницы летописи. Это не простые наемники, и в Киеве их ждали те, кто достаточно влиятелен, чтоб заставить остальных поверить их рассказу и в то же время не настолько, чтобы видеть в варягах-христианах пешку, сделавшего свое дело мавра. Кто?
Не позже IX века в Киеве возникает христианская община. Судя по могилам, то были купцы и воины из Моравии. Могли, конечно, быть и раньше христиане — среди рабов из Византии, например, но об этом ничего толком не известно. В конце IX века новую веру принимает князь Оскольд, в крещении Николай. После казни Оскольда-Николая язычником Олегом Вещим христианская община надолго сходит со сцены. По преданию, один из ближних бояр Оскольда, Житомир, имея, очевидно, причины опасаться участи государя, бежал после его смерти в… Древлянскую землю. Между прочим, именно через нее должны были идти из Великой Моравии в Киев христианские купцы и проповедники.
При Игоре в Киеве появляется соборная церковь. Ведь четверть века мира с печенегами и контроля над Днепром — это и четверть века торговли на Черном, Русском море. Торговли с Херсонесом-Корсунью, где еще Кирилл-Константин видел Евангелие, написанное "русскими письменами", с православной Болгарией, наконец, с Византией. Плыли и купцы из этих стран в Киев, селились там. Христианская община богатела и росла, а с появлением дружины крещеных варягов обрела и серьезную вооруженную силу.
Но какую выгоду получала она, убив столь терпимого к ней государя? Чего добивалась? И как вообще смогла оказаться так близко к княжескому престолу? Через Ольгу? Конечно, великая княгиня-христианка если не идеальная глава для христианской партии, то, по крайней мере, идеальное знамя. Да ведь она в те времена была язычницей — так говорит летопись. Только вот летописный рассказ о времени и обстоятельствах ее крещения вызывает не меньше вопросов, чем рассказ о гибели ее мужа, а доверия вызывает еще меньше.
Летопись говорит так: приехала Ольга в Константинополь, и так приглянулась цесарю Константину Багрянородному, что тот начал домогаться ее руки и сердца. Хитромудрая вдова в ответ потребовала у императора лично крестить ее, а потом, едва покинув купель, срезала незадачливого жениха: мол, я тебе теперь дочь во Христе, как же ты на дочери женишься?
О поездке этой, об ее причинах и результатах, поговорим особо. А пока скажу сразу — в историю эту не верится. И не потому, что чересчур похожа на сказку — сказка и жизнь вообще чаще друг на дружку походят, чем многие думают. И не потому, что император был женат. Мало ли у ушлых греков было снадобий без цвета, вкуса и запаха, как раз на такой случай? И мало ли монастырей приняло в свои стены опостылевших мужьям императриц?
Дело в том, что Константин оставил подробные заметки об этом визите. То, что в них — ни слова об его сватовстве, понять еще можно: кому приятно вспоминать неудачу? Странно иное — Константин не только не говорит ни слова о крещении Ольги, но и упоминает в ее свите священника Григория.
Вот уж, как говорила Алиса, все страньше и страньше… Грекам выгодно приписать крещение правительницы Руси себе, но они молчат о нем и считают ее христианкой. Киевский летописец, вместо того, чтоб пуще прославить Ольгу, в языческой стране узревшую "свет истины", замалчивает это событие и "переводит стрелки" на греков. Приблатненное выражение тут в самый раз. Полное впечатление, что летописец или его источник создает Ольге… алиби. И создавать его начали по горячим следам: уже в "Хронике продолжателя Регинона" Х в. упоминается о крещении "Елены, королевы ругов" в Константинополе. Но зачем?
5. Странная месть Ольги.
Боже! Сколько правды в глазах государственных шлюх,
Сколько веры в руках записных палачей!
Боже! Ты не дай им опять закатать рукава,
Ты не дай им опять закатать рукава суетливых ночей!
Ю. Шевчук.
Из книги в книгу кочует рассказ, как Ольга мстила за мужа "по жестокому языческому обычаю". К чести летописца, он тут не при чем. Описывая зверства будущей святой, он ни разу не вспоминает любимое "были же люди погани и невегласы". Да и то — что такое пять с небольшим тысяч взбунтовавшихся данников-древлян? Поколение спустя в Константинопольском ипподроме на потеху столичной толпе по приказу православного цесаря Василия II казнят 48 тысяч пленных болгар, — между прочим, православных христиан! А лет за полтыщи до того благочестивейший император Юстиниан Великий на том же ипподроме заманил в ловушку и вырезал пятьдесят тысяч участников восстания Ника, чистокровных византийцев и, конечно, тоже православных. А уж что творили образцы добродетели из священного писания христиан!
