Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 4

И вот он уже в институте, все оформляется, и опять тот же окончательный ответ: «Вы учиться не будете».

Лева беседовал с директором и говорил, что если я сейчас учиться не буду, то разрешите мне работать при институте в лаборатории. Место в институте для работы Леве нашлось, он уже договорился с одним профессором, что будет работать при кафедре. И опять: «Работать при институте вы не будете».

Откуда же и почему такая погода, ведь сейчас идет 1948 год? Конституция со статьями о равноправии для верующих и неверующих попирается, и слышно, что там и туг продолжаются аресты различных людей, честно трудящихся.

Когда же будет ясная погода, когда же наконец можно будет свободно дышать? Но впереди ничего не было видно. Он ездил в Ташкент, Алма-Ату и другие города, пытался поступать в институты уже без указания Москвы, но везде для него звучал один ответ: «Нет, вы не можете учиться».

Приходилось только восхищаться прекрасной работой органов НКВД, всевидящие, всезнающие, они, казалось, были выше партии и правительства и, вопреки всем законам, творили свою волю. Знаменитый Берия вершил судьбами всех людей.

Конечно, Лева понимал, что как сердце фараона было в руках Божиих и Бог показал на нем величие Свое, так и тут совершаются какие-то планы Божий. Он молился Господу указать, где и как остановиться и что делать, и решил остановиться в Джизаке, надеясь, что, когда все уляжется, пройдет, может быть, год, он сможет учиться в Самаркандском институте. Невольно ему вспомнились слова Некрасова:

«Эти души кроткие смутились

И как в бурю птицы притаились

В ожидании света и тепла…»

И вот теперь нужно было, чтобы его семья переехала, и они начали здесь лучшую жизнь, потому что бесконечная разлука с семьей всегда приносила лишние переживания и неустройства. Тихо молясь, Лева уснул.

Лева еще в предыдущий приезд в Джизак был в райздраве и договорился о месте своей работы. Его уже ждали, и теперь, встав рано утром, он направился на работу. Так как чисто медицинской работы не оказалось, он поступил работать помощником госсанинспекции. Ему предстояло обслуживать определенные объекты, проверять их санитарное состояние и качество продукции. На определенной территории города ему было поручено наблюдать за пекарнями, столовыми, закусочными, винным заводом.

Госсанинспектор познакомила его с обязанностями, и он приступил к ним. Все это, конечно, нужно было для того, чтобы не было антисанитарии и связанной с нею заболеваемости. Эта работа была совсем не по душе Леве… но что делать? Написано: «Смиритесь под крепкую руку Божию». И эта работа тоже была своего рода испытанием для Левы. Ведь куда ни пойдешь, куда ни заглянешь — везде спиртные напитки, как говорится: вино и водка льется рекой. Ну, а так как от Левы зависело решение санитарного состояния объектов и их продукции, то все директора и заведующие, вплоть до продавцов пивных киосков, старательно угощали Леву. Бывшие помощники ГСИ — два фельдшера — просто спились совсем на этой работе и были уволены, как горькие пьяницы.

Лева должен был производить дегустацию продаваемого пива, вина и т. п. Это входило в непосредственную функцию его контроля, и вот он поборник трезвости, ненавидящий алкоголизм всею душою, должен был прикладываться губами и чувствовать вкус различных напитков. Он это делал, но ему и в голову не приходило сделать хотя бы один глоток спиртного, а ведь как его уговаривали, особенно на винном заводе, где готовились прекрасные виноградные вина. Но он категорически отказывался, говоря, что он абсолютно непьющий и никогда не позволит себе выпить ни одной рюмки. Люди рассуждали, разводили руками и говорили, что они никогда такого человека не встречали.

Однажды он проверял санитарное состояние одной столовой. Директор полупьяный — они все пили — приказал запереть все двери и сказал, что пока Лева не выпьет, он его не выпустит. Лева ответил: «Хотя бы пришлось ночевать у вас здесь, в вашей конторке, ни единой капли».

— Тогда я Вам за пазуху вылью, — закричал директор.

— Поймите, — сказал Лева, — я поборник абсолютной трезвости и не пью не потому что не полагается пить на рабочем месте, а потому, что я и дома, и на празднике, даже и на Новый год, никогда не употребляю ничего спиртного.

— Ну, если не хотите водочки, то кружку пива вылейте из уважения ко мне, — сказал директор.

— Так вы что, и пиво не пьете?

— Никогда не пил и пить не буду.

— Странный вы человек, я не только таких не видел, но даже и не слыхал о таких. Так это что, вам здоровье не позволяет?

— Нет, не здоровье, — сказал Лева, — я как человек и медицинский работник понимаю, что алкоголь — это яд, что выпивка — это добровольное сумасшествие; я имею другую жизнь, у меня есть радости, большие радости, но без вина. Вино действительно веселит сердце человека, но это было тогда, когда люди не знали лучших источников радости, а теперь они есть, и мне нет никакой нужды употреблять вино или пиво.

Директор долго качал головой и повторял: «Странный вы человек, а ведь все пьют, все пьют…»

Много подобных искушений было у Левы. Но никогда даже ни в чувствах, ни в сознании не появлялось у него мысли попробовать, хоть немножко проглотить спиртного. Слишком хорошо он знал, сколько горя, сколько страданий причиняет человечеству этот страшный дух спиритус-винный.

Его восхищал пример одного брата, о котором он читал в журнале: брат, будучи туристом, поднимался в горы. Подниматься было очень трудно, погода стояла ветреная и жаркая, когда они достигли площадки, где продавались напитки, брат подошел, чтобы напиться. Он попросил:

— Дайте мне что-нибудь не содержащее алкоголя.

Ему ответили:

— Таких напитков у нас нет.

Жажда страшно мучила его, и он подумал: «Не согрешу, если немного выпью вина и утолю жажду». Ему налили пива, и он поднес кружку к губам. Но тут в сознании его мелькнула мысль: а что, если меня спросят: покаявшись, уверовав во Христа, вы употребляли когда-нибудь спиртные напитки? Я должен буду сказать: «Да, был случай», — и это послужит соблазном для брата или сестры. И он не колеблясь вылил пиво на землю и отдал кружку. Он лучше решил терпеть муки жажды, только бы не оскверниться.

Работа Левы проходила успешно, самое неприятное было для него налагать штрафы, штрафовать, хозяйственников за их некоторые антисанитарные допущения. Они обычно умоляли его, что зарплата маленькая, что у них дети, но что делать; даешь срок устранения, предупреждаешь, составляешь акты — все руководители относятся к этому спустя рукава, а вот оштрафуешь — подтягиваются.

Лева написал жене письмо, чтобы она приехала к нему с маленьким сыном Павликом, которому было тогда год и два месяца. Он также писал ей, что если хочешь сделать мне хороший подарок, пригласи с собой из нашей молодежи тех, которые согласятся переехать сюда и жить здесь с нами.

И вот он получил письмо, что его Маруся собирается, все упаковывает и приедет вместе с тремя сестрами, которые согласились переехать в Среднюю Азию.

Когда семья Беловых и все верующие узнали, что ожидается приезд гостей, которые смогут пополнить небольшую группу детей Божьих, живущих в этом городке, они были весьма рады. Возник вопрос, где же и как найти помещение Леве. Помолились, и Господь тут же все устроил. На той же улице, где жила семья Беловых, у одного узбека разрушилась над домом крыша, и они переехали в другой, а этот дом сдавали.

И вот на улице Возрождения за совсем небольшую цену Лева снял домик с садом. Это было очень ценно, так как жить на квартире с хозяевами всегда неудобно, а тут сразу отдельный домик. Домик был саманный, как и все там дома, побеленный, сенцы, потом кухня с печкой, в которой тоже можно было кое-что расположить, и большая комната с двумя окнами.

Мебели, конечно, никакой, пустые комнаты. Крышу общими усилиями быстро починили. Лева поделился с госсанинспектором, что к нему едет семья, что нужны кровати.

— Мы это устроим, — сказала она, — я знаю на складе в больнице есть много коек; я дам вам записку, вы временно возьмете, а потом купите свои.

Лева взял три койки.

— У вас, видимо, большая семья? — спрашивали его.

— Да, да большая, — отвечал он.

Достал он и матрацы и набил их соломой. Все кажется устраивалось. Нашлись у верующих и лишний стол, и стулья; все было оборудовано. О приобретении мебели не могло быть никакой мысли, так как Лева работал еще недавно и не имел средств. Да и при походной жизни, какую он имел, можно ли было думать о приобретении чего-либо. Ему особенно ясны были слова, сказанные апостолом Павлом для служителя Божия: «Имея пропитание и одежду, будем довольствоваться этим».