Советский Союз был «пищевой пирамидой» народов. На первом месте стояли народы, имеющие свои союзные республики. Чуть ниже — народы автономных республик, входивших в состав союзных. И так все ниже и ниже, до народов автономных округов, находившихся в составе областей.
Разумеется, подобное государственное устройство не может существовать в реальности. Ибо в условиях демократии народы немедленно передерутся и перессорятся, пытаясь поднять свой статус в «пищевой пирамиде». Что мы и видели в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия. Союзные республики пытались стать независимыми государствами, автономные республики, вроде Татарстана, стремились превратиться в союзные республики с прицелом на обретение в дальнейшем независимости, и даже автономные округа хотели превратиться в субъекты Федерации и не подчиняться больше областным властям.
Пока власть компартии была незыблемой, «пищевая пирамида» народов стояла несокрушимо. Но как только КПСС, цементирующая СССР, дала слабину, «пищевая пирамида» пришла в движение. Советский Союз рухнул, не выдержав требований многочисленных окраинных национализмов.
В национальных государствах, отделившихся от России, «пищевая пирамида» народов уничтожена. Провозглашен примат титульной нации. Началась попытки построения гражданской нации на основе доминирования титульной — в число «украинцев» или «казахстанцев» стали включать всех, проживающих на территории соответствующих национальных государств. И только в России «пищевая пирамида» народов сохранилась. Сохранилась в поврежденной форме. В рамках Советского Союза не было титульного народа. Титульные народы были у советских республик. Сам Советский Союз опирался на идеологические основания: его «титульным народом» были члены компартии. Россия, унаследовав советскую систему организации межнациональной жизни, стала Советским Союзом в миниатюре, то есть отказалась даже от формального признания прав русского народа на титульность. А это постоянно порождает нехорошие вопросы, ведь статус бывших автономий в составе России не просто сохранен, но и повышен. Отсюда постоянное стремление укрепить оставшуюся от Советского Союза систему за счет ее «достройки» до нового СССР. Естественно, новым независимым государствам второй СССР не нужен. А вот Российской Федерации — просто необходим.
* * *
Российские правители оказались достаточно умны, чтобы не согласиться на преобразование России в новый «союз нерушимый республик свободных». Возможно, потому, что тогда пришлось бы соглашаться на создание Русской республики и распад государства по советскому варианту. Но они оказались достаточно слабы для того, чтобы создать гражданскую нацию на базе русских (впрочем, слаб для реализации этой задачи оказался и сам русский народ).
В качестве идеологической основы для РФ был избран советский эрзац. Правда, советский народ пришлось заменить «россиянами». Учитывая резко возросшую роль русских, которых в СССР было примерно 50 %, а в РФ уже 80 %, пришлось играть на понижение его роли как стержневого народа, вокруг которого организована российская государственность. Пришлось делать вид, что русских вообще нет (в СССР считалось, что русские — главный, титульный народ. Смотри, например, слова советского гимна: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь»), а есть невнятные «россияне», основное свойство которых — нерусскость, вернее, инаковость, непринадлежность к русскому народу. При этом существование остальных народов России и их право на автономии признается. Получается парадоксальное государство, на 3/4 населенное «просто людьми», само национальное имя которых стыдно произнести вслух. А на оставшуюся 1/4 Россия населена «многонациональными народами». Действительно, если мы перестанем считать русских за народ (а это и есть официальная доктрина РФ), мы с удивлением обнаружим, что Россия чрезвычайно многонациональна. Россия — страна 100 народов, не считая русского. Пожалуй, это можно считать чуть ли не официальным определением.
По своей идеологии подобное государство рано или поздно должно «прислониться» к какому-нибудь «многонациональному союзу». Просто потому, что членство в подобном союзе поможет ему оправдать свое существование. «Россия — это не государство каких-то там русских. Это солидный член международного сообщества, а также Союза России и э-э-э… Белоруссии». Или: «мы бы рады создать русское национальное государство, но, эээ, белорусы не позволят». При этом для самих белорусов вопрос о национальном государстве — пройденный этап. Оно у них есть. И если сказать белорусам (я не говорю — украинцам или казахам), что им нельзя строить национальное государство, а нужно — «многонациональное», они только покрутят пальцем у виска. На аргумент «русские не позволят», последует, скорее всего, вопль «убирайтесь вон, русские оккупанты».
Поэтому если экономически страны СНГ нуждаются в России больше, чем она в них, то с точки зрения идеологии системы ценностей ситуация обратная. Хромающая на обе ноги «многонациональная Российская Федерация» ищет, к кому прислониться, чтобы легитимизировать свое призрачное существование, оправдать бытие «многонациональной российской нации».
Именно отсюда берут начало попытки создать совместное государство с Белоруссией, а теперь и слух о совместном государстве с Казахстаном.
* * *
Бытие Российской Федерации, последней советской республики, — это стремление к смерти, растворению в чем-либо «многонациональном». Сам по себе союз с тем или иным государством не страшен. Из содружества нескольких национальных европейских государств вырос Евросоюз. Но все же Франция — национальное государство французов, точно так же, как Германия — государство немцев. Между тем Россия — не есть государство русских. Перманентно пытаясь вступить в союз то с государством украинцев, то с государством казахов, «дорогие россияне» удивляются, что получают в ответ обвинения в империализме. Но ведь Россия — государство иной природы по сравнению с Украиной или Казахстаном. «Пищевая пирамида» народов — пережиток, свойственный феодальным империям прошлого. Неудивительно, что ее сохранение делает невозможным союз России с сопредельными странами, которые боятся раствориться в ее амебообразной «многонациональности». Отсюда и традиционная русофобия сопредельных стран. Как не парадоксально, они относились бы к России лучше, будь она национальным государством, ведь тогда четко были бы определены ее границы и претензии.
Пока «пирамида народов» остается в неприкосновенности, роль русских принижена, а Россия не является национальным государством, соблазн вступить в какой-нибудь альянс, будь то Единая Европа или союз с Казахстаном, останется чрезвычайно сильным вектором в российской политике.
Хуже очень даже может быть
В последнее время в прессе активно идет дискуссия о переходе России к парламентской республике. Связана она в основном с «тайными замыслами олигархов», которых обвиняют в намерении приватизировать власть. Крупные владельцы будто бы намерены взять под свой контроль сначала Еосударственную думу, а затем и правительство, оставив президенту только представительские функции.
Идея парламентского правления слишком привлекательна. Можно даже вывести закон: она оказывается востребована, когда общество находится на грани революционной ситуации. Например, переход к парламентской республике активно обсуждался в конце 90-х годов, когда кризис режима Бориса Ельцина уже был очевиден, а адекватная альтернатива ему еще не сформировалась. Если же обратиться к истории, то идеи ограничения власти президента в пользу парламента витали еще в хасбулатовском Верховном совете. С тех пор и повелось, что как в России кризис, так люди вспоминают о парламентском правлении.
Казалось бы, возникшая в последний год дискуссия вокруг формирования правительства парламентского большинства свидетельствует об обратном — ведь политическая стабильность считается одним из важнейших достижений правления Владимира I lyniiia. Ан нет, не подвела примета — стабильность пошатнулась, а некоторые эксперты даже заговорили о гражданской войне в случае пересмотра итогов приватизации.
* * *
Итак, в периоды кризисов наше общество алчет парламентской республики. ЕГочему же это происходит?
90-е годы прошлого века оставили нам в наследство незавершенную буржуазную революцию. От доминирования государственной собственности страна перешла к доминированию собственности частной. Однако с политической точки зрения мы застряли между эпохами. ЕГолитический режим Бориса Ельцина слишком похож на «переходные» режимы в странах Восточной Европы. Например, правительство Ханса Модрова в ЕДР Эти переходные правительства появлялись на божий свет в результате первого этапа «бархатных революций». Когда классические коммунистические партии уже выпустили из рук монополию на власть, а оппозиция еще не успела победить на выборах и отстранить от руководства осколки бывшей правящей партии. В Польше переходным было президентство Войцеха Ярузельского, когда глава государства и руководители силовых министерств представляли компартию, однако само правительство было сформировано движением «Солидарность». Но рано или поздно прежние вожди уходили от власти, уступая место не только новым демократическим политикам, но и новым демократическим институтам.
