Е. Альбац: А почему назвали «Английская деревня»?
Г. Гудков: Потому что он тогда дружил с каким-то англичанином, который ему помог продать один дом и сказал, что англичане хлынут потоком в этот «Инглиш Виллидж» и будут скупать там пачками квартиры.
Е. Альбац: Многосторонний человек Зартов.
Г. Гудков: Но после того, как на эту «Инглиш Виллидж» пошли реальные деньги, — тут в чем-то вина моя и жены, — жена не знала болгарского законодательства, а я, честно говоря, не контролировал этот процесс — мне не до этого было, — и оказалось, что болгарские директора могут снимать неограниченное число безналичных денег, превращать их в наличные. И при этом они отчитываются по инвестиционным деньгам только перед учредителем. Ни перед законом, ни перед правосудием, и только учредитель может сказать, украл. Или не украл. И когда выяснилось, что Зартов украл все, что мог украсть, — естественно, он был отстранен от этой должности, было обращение в правоохранительную систему Болгарии, проведено следствие. Первый срок — 13 лет, потом ему до 12 снизили, половину строгого режима, сейчас там решается вопрос об окончательном сроке в Высшем суде Болгарии. Он находится под арестом. Выяснилось в процессе следствия, что у него это уже вторая будет судимость, первую он получил в Чехии, когда вырвал сумочку у гражданки — то ли в трамвае, то ли в автобусе, — ну, тогда немного ему дали, то ли 2 года и 9 месяцев, то ли 3 года и 6 месяцев. Он там добросовестно их то ли отбыл, — не помню уже сейчас, условно или не условно, — в общем, как-то закрыл эту судимость и в Болгарию он уже приехал с чистой совестью.
Вот такая история. Поэтому человек написал «маляву» из-под ареста. Малява состоит из шести строчек: «Знаю Гудкова. Подлец, мерзавец, негодяй. Заставил меня украсть у него 1,7 миллиона, а я знаю, что он отмывает деньги вообще с ним надо разобраться Прошу проверить» — вот такое заявление.
Е. Альбац: Когда оно было написано?
Г. Гудков: Я не помню. Это надо спросить у СКР.
Е. Альбац: Но недавно?
Г. Гудков: Да. И тут же возбудились все службы, которые только есть в России. Люди пишут годами в СКР, прокуроры ничего не могут добиться, а тут — моментальная реакция. Туда же поехала группа НТВ — «Чрезвычайное поганое происшествие», или какая там? — «невероятная подлая дежурная часть»?
Е. Альбац: Это ваше оценочное суждение.
Г. Гудков: Да, это мое оценочное суждение, — имею право. Они туда поехали, он там с вытаращенными глазами, этот Ивайло Зартов рассказал, что он боится выходить из дома, — еще бы он не боялся, — если он выйдет из дома, его вновь вернут в тюрьму. Он там 8 месяцев сидел. И по состоянию здоровья его освободили до окончательного срока приговора.
Ну и, короче говоря, пошла-поехала писать губерния. Подключились активно ФСБ — они, наконец-то, впервые вышли из тени, сотрудники ФСБ стали развозить всем членам моей семьи, до 7-го колена, пока приглашения к следователю, жену пытались отправить. Я пришел к следователю сам, добровольно, говорю: Евгений Анатольевич, хочешь, давай я тебе все расскажу.
Е. Альбац: Это следователь СКР?
Г. Гудков: Да, мы с ним чудненько побеседовали 20-го числа, в пятницу, составили график — хотите, чтобы пришла жена, сын, — кто еще? — невестки? — ну, зачем невестки? — ну ладно, будем думать. А что еще? — жена брата? — так он с 1983 года с ней в разводе, невозможно его найти, — примерно такой разговор. И в то время как мы с ним так нормально общались, оказывается, на летном поле мою жену пытались усадить в машину четыре сотрудника. Причем. Мы не афишировали ее прилет. Мы знали, что она прилетит на один день, а на ней внук, внучка, она с ними дежурит у нас в августе, — ну, прилетит и улетит, приедет на свадьбу к сыну.
Мне не поленились показать: прослушка, наружка, контрольные флажки, — любое взятие билета, — они все знают. Это была демонстрация этой полицейской вседозволенности.
Е. Альбац: А на каком основании была прослушка, слежка, если вы депутат Госдумы?
Г. Гудков: А ни на каком. Был бы человек, статья найдется. Да нет, это нарушение — когда Маркин упрекает, — помните, анекдот про Вовочку? Когда Вовочка выходит обалдевший, застав папу и маму в чем-то таком, говорит: и эти люди мне запрещают ковыряться в носу.
И вот эти люди мне запрещают ковыряться в носу? — на всю страну министр следствия везет журналиста, мило с ним беседует за 60 километров в лесу, после чего тот бежит за рубеж, вывозит семью и все общество обсуждает, что там произошло, — а мы знаем, что там произошло.
Е. Альбац: Это вы про Сергея Соколова, — это было на 56-м километре МКАД.
Г. Гудков: Какая разница — 60 или 56? Не принципиально. Главное — такая милая, трогательная беседа министра с журналистом. И это считается нормально? — это нормально. Когда министр следствия на всю страну дрючит — извините за непарламентское выражение…
Е. Альбац: Это ваше оценочное суждение.
Г. Гудков: Это опять мое оценочное суждение — «дрючит» следователей и говорит: ребята, какое право вы имеете закрывать — забывает сказать слово «политические» — дела, когда я вам такую санкцию не давал? Елки-зеленые, — я смотрю, я вроде как юрист, по крайней мере, должен таковым быть, и у меня волосы оставшиеся начинают шевелиться и вставать дыбом. Потому что я понимаю, что в Конституции РФ, в УПК написано, что следователь принимает решение абсолютно независимо, как процессуальная фигура — принимает решение, только исходя из закона. Есть состав — заводим. Нет состава — закрываем. А не из того, какое указание ему даст начальство. И это говорит главный следователь страны? Говорит на всю Россию великую, говорит абсолютно открыто: у вас нет закона, я вам закон.
Е. Альбац: Уходим на новости и рекламу, затем продолжим разговор в студии.
(Новости.)
Е. Альбац: Продолжаем программу, продолжаем разговор с Геннадием Гудковым, депутатом Госдумы, фракция «Справедливая Россия».
Г. Гудков: Пока еще депутатом.
Е. Альбац: Сегодня направлены материалы СКР в Госдуму для проверки. Теперь, если можно, — вопросов пришло очень много.
Г. Гудков: Обязуюсь быть лаконичным.
Е. Альбац: Сейчас дума на каникулах. Направлены материалы, что будет происходить дальше, кто будет заниматься проверкой?
Г. Гудков: Да никто не будет заниматься проверкой — зачем? Я же уже был на Комиссии по этике.
Е. Альбац: Когда вас туда не пригласили?
Г. Гудков: Не только не пригласили — пытались выгнать. Никто не получил материалы, никто ничего не проверял, никаких запросов, ничего, — никому не нужны были объяснения.
Е. Альбац: То есть, теперь этот вопрос будет голосоваться?
Г. Гудков: Примерно так же. Вот по Бессонову в большую лужу сесть было нельзя. Потому что когда проверили результаты так называемого следствия по Бессонову, выяснилось, что там они проведены с грубейшими нарушениями, — как любит говорить Маркин, — Конституции РФ, и уж, по крайней мере, УПК. И в принципе все кто расследовал такие дела и все, кто допустил такие вещи, нужно было бы наказать.
Е. Альбац: Вы имеете в виду депутата от фракции КПРФ, Бессонова. Вы полагаете, что вопрос лишения вас депутатской неприкосновенности практически сегодня решен, — правильно я вас понимаю?
Г. Гудков: Не решен. Но команда «Единой России» дана.
Е. Альбац: Вы здесь не раз упоминали ФСБ, это ваша бывшая контора.
Г. Гудков: И очень сильно изменилась с тех пор, как она перестала быть КГБ СССР, к сожалению. И не в лучшую сторону.
Е. Альбац: Ну, у нас нет сейчас время для этой дискуссии.
Г. Гудков: Я работал в контрразведке.
Е. Альбац: Вы работали в Первом главке?
Г. Гудков: Нет, я работал во Второй службе Московского управления, это контрразведка. Был там в последние годы секретарем партбюро, кстати, выдавал партийные билеты в августе 1991 года.
Е. Альбац: Много в СМИ пишут о том, что в сегодняшней классификации людей, которые находятся у власти, а там огромное количество выходцев из КГБ, с Лубянки, и, кстати, очень много именно из контрразведки.
Г. Гудков: Видите, какое всепроникающее КГБ — и во власти их полно, и в оппозицию добрались кагэбэшники — ужас какой-то.
Е. Альбац: И не говорите. Так вот они классифицируют людей в оппозиции, или людей, которые нелояльны, не готовы кричать «ура» при виде Путина, — либо как врагов, либо как предателей. И те, кто находился в их рядах в пошлом, они классифицируют как предателей.
