И хотя работы Кристо и Жан-Клода не носят коммерческого характера, они вызывают экономический бум, связанный с притоком туристов в места их реализации. Так, пока длился проект «Окруженные острова», организующая полеты над Бискайским заливом вертолетная компания продала 5000 билетов по 35 долларов каждый.
Восприятие подобного рода произведений «искусства» предполагает освобождение от груза тяготеющих над ними исторических, культурных и политических ассоциаций, что якобы и является «сущностью» современного искусства вообще. Не случайно произведения Кристо относятся к нью-йоркскому поп-арту, который представляет собой коррупцию подлинного искусства. Искусствовед и писатель Ф. Ферней пишет: «Нью-йоркский поп-арт преподаст вам великий урок: нет никакой разницы между хот-догом и Элвисом Пресли, между банкой супа Campbell и Девой Марией. Все фальшиво, безупречно, безлико, священно, одноразово. Искусство — прямо на улице: помойки, граффити, отбросы, световая реклама, афиши, объявления. Это призраки, пустышки» (Ферней Ф. Город, где сходятся крайности). Поистине американское искусство такого рода — это темная ночь, в которой все кошки серого цвета.
* * *
Наряду с массовой культурой в Америке имеется и элитарная, «высокая» культура для узкого круга — в ней сконцентрированы действительно лучшие образцы мировой культуры (достаточно в качестве примера привести музыку Чайковского, Рахманинова, литературные произведения Достоевского, Толстого и др.). Именно эта «высокая» культура сформировалась в результате взаимных контактов Америки с Европой и Азией как на основе культурного обмена, так и благодаря внесенными эмигрантами элементам их культуры. Однако она оказалась загнана в интеллектуальное гетто, оттеснена на периферию, стала недоступной для масс. «Последнее утверждение может показаться парадоксальным, поскольку формально все выглядит наоборот: современные методы тиражирования (то есть удешевление предметов искусства) и mass media (то есть удешевление и облегчение их доставки „потребителю“) вроде бы сделали „высокое искусство“ более доступным широким кругам населения. Но это иллюзия. Во-первых, каналы тиражирования и доставки настолько забиты произведениями псевдокультуры, что „потребитель“ обычно даже и не подозревает о существовании подлинного искусства, во-вторых, формирование потребностей и эстетических установок происходит в „допотребительский“ период: в семье (обычно полностью интегрированной „масскультом“) и в школе, которая сегодня уже отчуждена от культуры и образовательно, и воспитательно: американская средняя школа, например, это — спорт, секс, низкое качество образования и полное отсутствие воспитания, американская высшая школа — это то же самое плюс сверхузкая специализация. В-третьих, настоящее искусство, если оно даже доходит до масс, подается как развлечение, то есть как товар: „потребитель“ не способен воспринять искусство как искусство, то есть как способ познания и освоения действительности, не способен пережить катарсис, он воспринимает предмет искусства как „продукт“ — то есть ведет себя именно как потребитель. Говоря иначе, он не способен воспринять внутренние эстетические законы „высокой культуры“, а потребляет ее по правилам общества потребления и в соответствии с эстетикой общества потребления (яркие примеры этого даны в романе Ф. Лейбера „Серебряные яйцеглавы“, где герой, жертва „масскульта“, не способен воспринимать романы Ф. Достоевского иначе как занудно написанные детективы)» (Тарасов А. «Средний класс» и «мещанский рай» // Свободная мысль. 1998. № 1. С. 47).
Грезой американской культуры является американская мечта «жить все лучше и лучше», что означает постоянное повышение уровня материального благополучия и что находит свое выражение в игре, с которой связан менталитет «трюкача-обманщика». Именно воплощение «великой американской мечты» и лежит в основе американского образа жизни, который преподносится правящей элитой США как самый лучший в мире.
Американский образ жизни невозможно понять вне контекста американской мечты и связанных с ней американских ценностей, которые обычно трактуются достаточно широко: от идей свободы и равенства — до мечты о собственном доме с садиком и нескольких десятков тысяч на банковском счету. «К концу 60-х гг., когда СССР перестал сам быть символом нового образа жизни, притягательным для интеллигенции и широких масс государств мира, и перестал поставлять на мировой рынок свои культурные и промышленные символы, — пишет С. Н. Бабурин, — страна Голливуда и кока-колы, полета человека на Луну и космического корабля многоразового использования оказалась для мирового общественного сознания более привлекательной, нежели догматично лишенные развития социалистические идеалы» (Бабурин С. Н. Территория государства. С. 390–391).
Действительно, американский образ жизни кажется сейчас многим привлекательным, он выступает для них желаемым стандартам. Однако складывающиеся реалии для Америки таковы, что «с этим образом жизни, с американской мечтой всем придется расставаться, тяжелее всего это будет сделать самим американцам» (Моисеев Н. Н. Расставание с простотой. С. 348). Можно сказать, что в конце нашего столетия американский образ жизни претерпевает изменения, что ему присущи противоречивые черты, что этот новый и многогранный образ жизни весьма отличен сложившегося стереотипа в сознании и американцев, и иностранцев. Прежде всего это относится к такой фундаментальной характеристике американского образа жизни (и не только его, но и других обществ), как отношение к времени. Скандально известный американский писатель Г. Миллер писал в «Тропике Козерога»: «Посреди золотистой зефирной мечты о счастье… великая душа американского континента скачет, как осьминог, все паруса распущены, все люки задраены, мотор рычит, как динамомашина. Великая динамичная душа, пойманная глазом фотоаппарата в момент гона… Нет и не будет ответа, пока они все еще продолжают сломя шею бежать вперед, чтобы скорей завернуть за угол».
Именно отношение американца ко времени служит ключом к пониманию американского образа жизни и современной американской культуры. Известно, что атрибутом всякого социального опыта, способом его организации является время, которое определяет характерные особенности личности, погруженной в данную социокультурную среду. Для американца скорость представляет собой актуально действенную ценность, которая проявляется в его приверженности идеалам динамичности и изменения и которая как способ интенсивного использования времени составляет интегральную часть его личности. Интенсивное отношение ко времени проявляется во всех сферах американской жизни: в скорости передвижения индивида на автомобиле по улицам, в развитии транспорта (автомобильного и авиационного) и высокоэффективной организации дорожного движения (скоростные магистрали, минимум перекрестков и т. п.), позволяющей достигать высокой скорости передвижения даже в пределах городов, в скорости передвижения товаров от производителя до покупателя, в скорости обслуживания, в динамическом развитии науки и технологий, в скорости повседневного питания (развитая сеть кафе, закусочных; яркий пример — «Макдональдс»), в популярности активных форм проведения досуга (бег, спорт, движение), в быстрой музыке, энергичных танцах, динамичной литературе и динамичном кино (вестерны, боевики, детективы, комедии).
Американский образ жизни во многом сформирован развитием цивилизации автомобиля, автомобилизация принесла комфорт и стандартизацию образа жизни на всей территории Америки, повлияла на менталитет американцев. Система личного автомобильного транспорта представляет собой «технобиоценоз», псевдоприродное образование, которое функционирующим по каким-то собственным законам и которое породило общие для страны и местные функции и традиции, верования и обычаи, поведенческие стереотипы и «правила игры». Национальный афоризм «мы верим в бога и в автомобиль», который европеец сочтет богохульством (богобоязненные итальянцы, тем не менее, бравируют формулой «любовь к машине сильнее страсти к женщине», французы называют свои автомобили «магнитом для красоток»), отражает мораль и этику американцев.
Вождение автомобиля в чем-то утратило свой изначальный «транспортный» смысл. В автомобиле американец проводит столько времени, сколько спит, так что пребывание в автомобиле теперь стало крупным фрагментом его образа жизни. В 80-е годы обнаружилось массовое стремление американцев делать в машине, наряду с вождением, еще «что-то»: принимать пищу, ухаживать за ребенком, просматривать деловую документацию, пользоваться сотовой связью, накладывать макияж, бриться, читать газеты… Автомобиль является для американца домом, где имеется телефон и компьютер, что как бы предопределяет кочевнический характер его образа жизни.
