Правда, за 18 месяцев контактов с этим человеком КГБ не обнаружил никаких признаков, вселяющих надежду на то, что Томаса удастся превратить в советского агента. Человек высокообразованный, с широким кругозором, объездивший весь мир, он оказался таким же консервативным по убеждениям, как и его газета. Он высмеивал коммунизм как устаревшую политическую философию, которая дискредитировала себя повсюду, где бы ни пытались применять ее на практике.
В личной жизни Томас был образцом добропорядочности. Он был безраздельно предан жене, привлекательной и интеллигентной женщине, своим детям, дому и любимому садовому участку. Вместе с тем его заработок в газете, доходы от книг, консультаций и лекций позволяли ему жить безбедно. Раз или два в месяц Томас соглашался пообедать с капитаном Беловым, который считался представителем «Международной книги» и пытался «подобрать ключи» к японским журналистам, писателям и издателям. Из разговоров с Беловым Левченко вынес впечатление, что Томас встречается с ним лишь по таким двум причинам: во-первых, потому, что вообще интересуется иностранцами, во-вторых, — желая показать, что советских он не опасается. Напрашивался вывод: если не удастся сыграть на каких-то пока еще невыясненных слабостях и минусах Томаса, которые бы позволили его шантажировать и в конечном счете завербовать, — тогда не останется ничего другого, как завязать с ним «личную дружбу». Попытаться залезть ему в душу…
При первой же встрече, едва Белов представил Станислава, тот произвел впечатление на Томаса своими основательными знаниями в области японской истории, литературы и политики. Томас признался, что ему доставляет удовольствие беседовать с иностранцем на родном языке, — по-английски он говорит с трудом и вынужден больше слушать. Чтобы поднять в его глазах свой журналистский престиж, Левченко вручил ему копии собственных статей, опубликованных в англоязычном издании «Нового времени». Томас, разумеется, обещал их прочесть.
Возвращая при следующем свидании эти статьи, Томас заметил:
— Знаете, мне нравится ваш стиль. Но, простите, содержание статей выглядит несколько странным…
— Ну конечно же, это чистая пропаганда. Увы, приходится писать именно так. Но я-то по крайней мере сознаю, что это чушь. А ведь основная масса журналистов пишет ерунду, даже не отдавая себе в этом отчета, не правда ли?
— Верно, верно! — рассмеялся Томас.
Очень вежливо и тонко Томас, однако, заметил, что ему претят репрессии, применяемые в СССР к инакомыслящим.
— Боюсь, вы правы. В этих историях с диссидентами есть доля истины, — дипломатично заметил Левченко. — Но ведь все приходится оценивать в сравнении, в исторической перспективе. Посмотрите, как далеко мы ушли от сталинских порядков!
Оглянувшись кругом и понизив голос, он добавил:
— Конечно, нельзя отрицать, что надо бы отойти от тех порядков еще намного дальше:..
Они позлословили насчет нового советского посла в Японии — Дмитрия Полянского, которого выперли из Политбюро и отправили сюда в ссылку.[10] Полянский выглядел, одевался и вел себя как дремучий провинциал. Нужно было видеть, как он вышагивает, по-бычьи нагнув голову, сцепив руки за спиной или, наоборот, держа ладони у груди, словно собираясь молиться или умывать лицо. На дипломатических встречах он смотрел на собеседников, постоянно осклабившись. Эта усмешка могла ввести в заблуждение: то ли она принадлежала человеку всеведущему и потому смотрящему на всех с неким сарказмом, то ли — умственно отсталому. Он развлекал японцев длинными газетными тирадами о советском сельском хозяйстве или же детски наивными вопросами: например, как это им удается получать так много мяса и молока с такой маленькой площади.
С того дня, как Левченко познакомился с Томасом, прошло месяца три. Как-то к концу обеда, проведенного вдвоем, Левченко заказал бутылку французского коньяка, и Томас, придя в хорошее настроение, налил себе одну, а затем и вторую рюмку.
— Откровенно говоря, русские мне всегда казались изрядными грубиянами, — заметил он. — Но вы — культурный человек, и мне бы хотелось, чтобы мы стали друзьями…
— Я — русский, вы — японец, — отозвался Левченко. — Но в первую очередь мы оба — люди. Мы, конечно же, друзья!
Обхаживая Томаса, Станислав нащупывал в нем черты, которые позволили бы уверенно применить к нему все ту же универсальную формулу «MICE». Томас был гурманом, неравнодушным к шикарным ресторанам. Он всегда был безупречно одет, носил дорогие, сшитые на заказ костюмы, шелковые сорочки, изысканные галстуки. По некоторым его репликам можно было догадаться, что его жену тоже отличает тонкий вкус. Фотография дома Томаса, доставленная агентом резидентуры, вполне соответствовала общему впечатлению от этого человека: содержание такого дома должно было обходиться недешево. Станислав решил, что если предложить Томасу дополнительный источник доходов, тому трудно будет удержаться от соблазна.
С другой стороны, Левченко казалось, что Томаса едва ли удовлетворяет его роль политического обозревателя. Ему бы хотелось, наверное, добиться такого положения, когда бы выражаемые им идеи и мнения реально влияли на ход событий. Итак, резюмировал Станислав, надо сделать ставку сразу на «М» и «Е», то есть деньги плюс самоутверждение.
— Этой ночью мне пришло в голову: каким же я был слепцом и каким нечутким человеком, — начал он. — Дело в том, что «Новое время» регулярно издает конфиденциальный обзор событий, с которым во всей Москве знакомится не более двухсот человек. Но если расценивать эту малочисленную группу с точки зрения ее влияния на мировые события, то вряд ли кто-то способен с ней соперничать; В любом крупном государстве, даже в Соединенных Штатах, «Новое время» приглашает сотрудничать наиболее выдающихся журналистов. А здесь, в Японии, мне просто повезло: я познакомился и подружился с самым выдающимся аналитиком японской политической жизни, но мне до сих пор не приходила в голову такая очевидная мысль… почему бы вам, господин Томас, не начать писать в «Новое время»? Разумеется, журнал будет платить гонорар, исходя из ставок, принятых здесь, в Японии. То есть, — подчеркнул Левченко, — по тысяче иен за страницу.
— О чем же вы хотите, чтобы я написал? — спросил Томас.
— Да, Бог мой, берите любые темы! Вы же знаете о японской политической жизни несравненно больше моего. В основном, конечно, желательно, чтобы вы писали о том, что, по вашему мнению, необходимо знать руководителям Советского Союза.
Это вовсе не выглядело предложением раскрывать японские правительственные секреты или пойти на нарушение законов, действующих в стране. Все, что говорил Левченко, не выходило за пределы разумных журналистских интересов, — и Томас принял предложение.
Первый же представленный им материал ясно показал КГБ, что деньги интересуют Томаса даже больше, чем возможность «раскрывать глаза» Кремлю. Он вручил Станиславу скорее не статью, а пухлое пятидесятистраничное сочинение с массой водянистых рассуждений, многословных отступлений от основной темы и совершенно ненужных экскурсов в историю, — во всем этом проглядывало стремление автора получить возможно больший гонорар.
После того как Томас написал три или четыре таких «статьи», Левченко вынужден был сказать ему, что «Новое время» сократило объем своего бюллетеня, предназначенного для московской правящей верхушки.
— Отныне мы нуждаемся в сжатых, трех-четырехстраничных обзорах, насыщенных фактами. Тем не менее во имя сохранения наиболее ценных наших авторов, редакция поручила сообщить им, что гонорары останутся на прежнем уровне.
На этот раз Томас представил долгожданную «конфетку».
В его статье было прямо сказано, что японский премьер-министр сознательно поощряет критику своих действий справа, со стороны консервативных кругов. И делает он это для того, чтобы предупредить или нейтрализовать нападки со стороны либералов, которые обвиняют премьера в том, что он оттягивает заключение соглашения с Китаем. Левченко объявил, что ему приказано заплатить за эту статью 60 тысяч иен.
— Они считают, что ваша последняя статья представляет очень значительный интерес, — сообщил он.
В дальнейшем Томас все более откровенно выбалтывал государственные секреты, и гонорар, получаемый им от КГБ, начал составлять около 500 долларов в месяц — не ахти сколько, однако это означало примерно пятнадцатипроцентную добавку к его доходам. Причем за нее он не отчитывался ни перед налоговым управлением, ни перед собственной женой. К тому же КГБ хорошо знал, что Томасу, уже привыкшему к этим легко достающимся деньгам, в случае чего будет не так-то легко отказаться от них.
Сославшись на чрезмерную подозрительность и пронырливость японской контрразведки, Левченко убедил Томаса, что им надо встречаться тайно, — точно так же, как он сумел внушить это Кингу. Дважды он нарочно пропустил назначенное Томасу свидание, чтобы тот лучше осознал необходимость конспирации.
