В данной ситуации мужчина находится между двух женских стихий, причем его духовная реализация, инициация в королевский статус, становление Чакраварти, есть путь сквозь внутреннюю женщину, часто представляемый как hieros gamos, священный брак. Но этот центростремительный брак, одновременно, означает отречение от внешней женщины, т. е. аскеза или отсутствие центробежного брака. Священный брак имеет своим символом радиус, т. е. соединение окружности с полюсом. Этот радиус в данной перспективе иногда представляется в виде фаллоса, меча, копья. Характерно, что само слово «шакти» обозначает на санскрите не только «силу», но и "копье".[61] И часто символом внутренней женщины, шакти индуистского «бога», также служит именно копье, хотя, казалось бы, это подчеркнуто фаллический атрибут. Тема инициатической эротики в индуизме особенно связана с «богом» Шивой, который представляется и как «бог» совокупления и как «бог» аскезы, т. е. как высшее начало центростремительного брака. Он осуществляет соитие с внутренней женщиной, своей шакти, Парвати, и отказывается от центробежных тенденций, пребывая в постоянной аскетической медитации. И кроме этого, Шива есть «бог» кладбищ, «бог» смерти, т. к. в нем открывается инициатическая смерть, происходящая на полюсе, где, согласно индуистским доктринам, существо радикальным образом изымается из мира перевоплощений, освобождаясь от фатальных скитаний по нескончаемой спирали космической периферии.
На чисто человеческом уровне обычная женщина несет в себе лишь архетипические начатки этих двух сил, их суммарную парадигму. Можно сказать, что она является проекцией двух пространств — внешнего и внутреннего — на саму окружность, замещая в этой окружности объектные уровни реальности. Поэтому на чисто человеческом уровне и в случае мужчины и в случае женщины речь идет о потенциальных субъекте и объекте, т. к. истинным субъектом в этом плане является только полюс, а истинным объектом весь этот план, включая саму окружность, т. е. мир. Окружность как сфера человеческого, хотя и является центральной, не прекращает, тем не менее, быть, с субстанциальной точки зрения, бесконечно малой частью всего плана, а значит, она несоизмеримо меньше поля силы, взятого целиком, и представляет собой только его проекцию, его типологическую и одномерную аналогию. Истинной субъектностью и истинной объектностью люди — мужчины и женщины — начинают обладать только по мере движения к полюсу, т. е. по мере восхождения по радиусу. Иными словами, реализация половых архетипов начинается на сверхчеловеческом уровне, где мужчина приобретает некую фаллическую субстанциальность, измеряемую в соответствии с длиной радиального пути к центру. Женщина, со своей стороны, обретает характер площади сектора круга, которой ей не достает на периферии, представляющей из себя линию, не имеющую площади. Такое же развитие эротических потенций происходит и в недочеловеческой сфере, на внешней от окружности стороне, но уже в обратном смысле — в смысле реализации животного, подчеловеческого объема половых архетипов. Это соответствует, однако, реализации максимальной объектности человека, которая, тем не менее, все равно повышает бытийный статус его эротики, коль скоро план, как площадь, есть поле шакти, силы, и проходя его не по окружности, а перпендикулярно ей (хотя и центробежно) человек достигает субстанциального наполнения или "пассивного совершенства", как говорит китайская традиция. С точки зрения субъекта, полюса такая реализация является целиком негативной, т. к. удаляет существо от центра, но, с точки зрения объекта, она соответствует расширению субстанциального развития эротики вплоть до ее хаотического и бесформенного дна, воплощающегося в оргии и промискуитете.
В инициатическом ключе следует понимать и мистерию брака на социальном уровне. Момент брака соответствовал переходу мужчины от матери (внешней женщины) к жене (внутренней женщине). Мать символизирует то, что объемлет человеческую окружность. Поэтому внешний мир Традиция называет "миром матери-земли"[62] или «матери-природы». Жена, напротив, является объемлемой мужчиной как в ритуальных объятиях, так и в традиционном образе жизни, в котором только благодаря мужчине поддерживается семейное благосостояние и порядок. Это отражено и в библейском сюжете о происхождении Евы из ребра Адама, подчеркивающем внутреннюю природу женщины по отношению к мужчине. Еврейское слово «Ева» (heva) означает «живая» или «жизнь», что точно соответствует санскритскому слову «jiva», «живая» — «душа». Эта женщина-жизнь, женщина-душа, естественно, находится внутри человека, как супруга тела, неразлучная и верная ему вплоть до смерти — обратно тому, как мать, напротив, расстается с телом ребенка сразу же после рождения. Поэтому библейское высказывание "да оставит муж родителей своих, и да прилепится к жене" на символическом уровне означает необходимость оставить бесформенно-материальные стадии существования (внешнюю женщину) и обратиться к миру души (внутренней женщине).
Отнесение матери к внешней плоскости, а жены ко внутренней не всегда однозначно и неизменно, т. к. в определенной перспективе (хотя и довольно редко) соответствие может меняться. Например, можно говорить о двух женах ("черной" и «белой», «плотской» и "духовной") или о двух матерях — «верхней» и «нижней», «небесной» и «земной» и т. д. В христианской традиции роли женских священных персонажей вообще переворачиваются, и женщина в его естественном, природном состоянии становится символом «блуда», "греха"("Вавилонская блудница") и т. д., а мать, как образ Девы Марии, напротив, воплощает в себе внутреннюю женщину,[63] наделенную всеми ее признаками: в частности, в "Акафисте Пресвятой Богородице" к ней прилагаются все библейские символы среднего — промежуточного между периферией и центром — пространства: она — "пещь огненная", "лествица небесная" и т. д.
Все, что мы сказали выше, относится исключительно к плотному миру — бхур, и даже более узко, к одному из его бесконечно-малых секторов — к "человеческому миру". Но подобное же соотношение символизма полов существует и в других состояниях плотного космоса — аналогичных «человеческому» и в тонких мирах, где сохраняется то же пропорциональное чередование женских и мужских модальностей. В частности, мы можем представить весь мир плотных форм как мужскую кристаллизацию, вне которой плещется женский хаос "тьмы кромешной", а внутри — женский мир тонких вибраций — просветленных психических сил. Путешествие через это "внутреннее море" вибраций к фиксированной центральной точке — к сверхформальному раю небесного первоинтеллекта — является задачей того, кто полностью реализовал полярную субъектность плотного мира и теперь вступает в новый брак с женщиной тонкого мира. Эта женщина тонкого мира в иранской традиции называлась «фраварти», а в скандинавских сагах — валькирией, т. е. крылатой огненной женщиной, ведущей погибших героев в небесный рай — Гаротман или Вальгаллу. Эта же фигура встречается и в рыцарском посвящении в роли "Прекрасной Дамы", "Белой Дамы".[64]
В данной перспективе сам совершенный субъект, андрогинный мужчина плотного мира, делается "мужским мужчиной" и относительным субъектом для тонкого мира. Инициатический эрос снова становится актуальным, т. к. посредством его сам Чакраварти реализует себя как первоинтеллект буддхи. И в этом случае символизм человеческих полов по аналогии переносится на высшие уровни — на уровни тонкого мира.
Первоинтеллект также часто представляется в виде мужчины. Но если по отношению ко всем мирам трибхуваны он является мужчиной-андрогином, всесовершенным субъектом проявления, то по отношению к чистому бытию он не совершенен и несовершенно субъектен, т. к. отделен от него уже самим фактом своей проявленности (хотя и сверхформальной), а значит и корнем проявления — женщиной-пракрити. Здесь тоже может идти речь об иерогамии (священном браке), т. е. об инициатическом соитии с пракрити, хотя и на чисто принципиальном уровне. Результатом такого метафизического брака с внутренней женщиной — принципиальной природой (пракрити) — является отождествление первоинтеллекта с самим чистым бытием. Заметим, что внешняя женщина соответствует здесь внешней по отношению к первоинтеллекту (буддхи) проявленной природе (пракрити), т. е. совокупности двух нижних миров (бхур и бхувас), а также объектной стороне самого неба (свар) — небесным возможностям, представляемым в индуизме как небесные девы, апсары, а в исламе как райские девы, гури.
Но и само чистое бытие (сат) может сочетаться браком со своей внутренней женщиной, роль которой выполняет в высших регионах метафизики, уже выходящих за грань онтологии, небытие (асат). В этой перспективе характерно на первый взгляд парадоксальное утверждение зароастрийской традиции относительно того, что сам «бог» света — Ахура-Мазда — обладает своей фраварти, т. е. внутренней женщиной, которая ведет его по пути самопреодоления, по пути возвышения. И именно через это инициатическое соитие снимается фундаментальная двойственность метафизики, и реализуется иное, мужской андрогин абсолюта.
