Эти выводы относятся к закрытому обществу. В экономически открытом обществе ситуация принципиально меняется: здесь результат зависит от экономического состояния партнера. Если партнер более развит, то появляется возможность продавать свой товар (сырье) именно ему и получать конечный продукт оттуда. Заинтересованность в благополучии «своих» рабочих при этом уже отсутствует.
Страна, находящаяся в низкопродуктивном состоянии, рискует остаться в нем навсегда, если степень экономической открытости будет слишком велика, а переход к открытой экономике слишком поспешным. Страна, находящаяся в высокопродуктивном состоянии, может и должна быть экономически открытой, поскольку в этом случае она займет на мировом рынке достойное положение.
Есть модель «хищник-жертва». Так вот, в экономике хищник — это потребитель, а жертва — производитель. Модель аттрактора[9] более реалистична, нежели наличие устойчивого стационарного состояния. В разных переменных — разные закономерности.
Интересны факты из математической теории перестроек, относящиеся к тому случаю, когда нелинейная система находится в устойчивом состоянии, вблизи которого имеется лучшее устойчивое состояние:
● Постепенное движение в сторону лучшего состояния сразу же приводит к ухудшению. Скорость ухудшения при равномерном движении к лучшему состоянию увеличивается.
● По мере движения от худшего состояния к лучшему сопротивление системы изменению ее состояния растет.
● Максимум сопротивления достигается раньше, чем самое плохое состояние, через которое нужно пройти для достижения лучшего состояния. После прохождения максимума сопротивления состояние продолжает ухудшаться.
● По мере приближения к самому плохому состоянию на пути перестройки сопротивление, начиная с некоторого момента, начинает уменьшаться, и как только самое плохое состояние пройдено, не только полностью исчезает сопротивление, но система начинает притягиваться к лучшему состоянию.
● Величина ухудшения, необходимого для перехода в лучшее состояние, сравнима с финальным улучшением и увеличивается по мере совершенствования системы. Слабо развитая система может перейти в лучшее состояние почти без предварительного ухудшения, в то время как развитая система, в силу своей устойчивости, на такое постепенное, непрерывное улучшение неспособна.
● Если систему удается сразу, скачком, а не непрерывно, перевести их плохого устойчивого состояния достаточно близко к хорошему, то дальше она сама собой будет эволюционировать в сторону хорошего состояния.
Любая реформа приводит к падению благосостояния одних членов общества, которые становятся противниками реформы, и улучшает благосостояние других, которые становятся сторонниками реформы. Реформа становится экономически выгодной тогда, когда суммарный выигрыш от нее превышает суммарный проигрыш.[10] Тогда гипотетически те, кто выиграет, могут компенсировать проигрыш противников реформ. Благосостояние первых увеличится, а благосостояние вторых — не изменится. Но в реальности полная компенсация никогда не осуществляется, что вызывает противодействие реформам со стороны их противников. Поскольку ухудшается благосостояние противников реформ, снижается объем ресурсов, которыми они распоряжаются. Следовательно, уменьшается политический вес противников реформ. Наоборот, в ходе реформ политический вес их сторонников увеличивается. Чем быстрее осуществляются реформы, тем быстрее происходит утрата влияния их противников и рост влияния их сторонников.
Часть II. ЗНАЕМ ЛИ МЫ ЗАГРАНИЦУ?
Россия постоянно контактировала с Западом, и не всегда по своей воле. Приходилось сдерживать «незваных гостей» на своих границах, а то и провожать их за дверь. Чтобы не быть слабее в военном отношении, она вынуждена была заимствовать передовые технические идеи с Запада, но сама русская культура не успевала адаптироваться к условиям момента — что вполне понятно, так как культура очень устойчива, а ее изменения требуют существенно большего времени, чем его уходит на простое копирование технологических идей. В результате в истории России можно обнаружить два крайних взгляда на поиск собственного пути ее развития. В XIX веке они получили названия «западничество» и «славянофильство». Не вдавясь в подробности, попытаемся кратко охарактеризовать эти направления.
Начнем с западников. Они считали, что не надо искать чего-то особенного в своем развитии. Запад — вот образец для подражания. Если что-то не получается, то ошибка не в рецепте, а в исполнителях. Но зачастую западники грешили «синдромом старика Хоттабыча», слизывая на Западе внешнюю форму явлений, не вникая в суть. Например, европейские армии — побеждают, они вооружены пушками, ручным стрелковым оружием и используют регулярный строй, а их солдаты одеты в короткие кафтаны и ходят в бой с бритыми лицами. Петр I взял на вооружение все, включая одежду и бритье, совсем не нужные для побед. Современный же российский западник-реформатор, без сомнений, сменил бы только внешний вид солдат (потому что это самое дешевое и заметное «новшество»), но не стал бы тратиться на новое оружие. Об этом можно судить твердо: они и наше отечественное-то оружие не очень жалуют.
Смысл жизни западники видели в построении передового общества, в достижении счастья на земле, в торжестве грядущего совершенного сообщества. Прогресс воспринимали как абсолютно положительную ценность. Они и теперь не изменились, и мы имеем пример перед глазами: слизав с западного образца внешний «макияж» рыночных отношений, внедрив самое дешевое — терминологию, наши западники — реформаторы, «демократы» — создали здесь что угодно, но не цивилизованный рынок.
Полагали, что церковь должна быть непременно отделена от государства. В общем, их религией был материализм. Устранение религии на обочину жизни государства, общества и народа приведет, наконец-то, к утрате тех национальных особенностей России, которые мешают ей двигаться по пути прогресса — говорили они.
Западники видели препятствие и в наличии империи. Скорее всего, они просто транслировали мнение, популярное в Европе, не вникая в его истоки. А может быть, всё понимали, но считали, что если «Запад» завоюет Россию (препятствием к чему и была империя), то здесь сразу же будет построено «западное общество».
Продолжали «западничество» идеи понижения русского национального самосознания, идеи интернационализма, космополитизма, отмирания наций и государства. Здесь надо иметь в виду, что большевики — тоже западники. Поздние западники (социал-демократы, коммунисты, «демократы» последнего времени) проповедовали стирание всевозможных различий: культурных, национальных, социальных, половых и т. д. Их идеалом стало бессословное общество (бесклассовое общество — советская идея; с преимущественным «средним классом» — западная). История России представлялась им как мрак, невежество, уклонение от правильного пути прохождения общих для всего мира стадий развития. То, что Россия — отсталая страна, было для них аксиомой.
Они никогда не интересовались внутренней несхожестью стран Запада.
Для западников всегда было важно главенство внешней свободы, будь то юридическая, политическая или экономическая. Всегда была важна форма собственности. Они желали, чтобы Россия стала «как все», то есть как передовые, просвещенные, цивилизованные страны. Именно потому запихивали русских людей в условия, для них не свойственные. Не понимали, что демократия изначально относится не ко всем. Ведь средневековый Билль о правах (с которого и началась демократия) имел своим прообразом английские билли средних веков о гарантиях дворянства перед королем. Это не лежало в традициях России, с иным строем ее народа, иной культурой и мироощущением.
Теперь обратимся к славянофилам. Эти, напротив, считали, что России нужна автаркия, то есть некий железный занавес, закрывающий ее от внешнего влияния. В таком случае, говорили они, проявятся, наконец, ее собственные силы. Именно они дадут народам счастье и процветание, и Россия воспрянет!
Славянофилы выдвигали идею самобытного русского пути развития. Показывали, что эпохи внутреннего расцвета культуры приходятся на эпохи ужесточения в отношениях с Западом.
Сегодня они заявляют, что те идеи «демократии», которые внедряют у нас — довольно посредственные. То, что называется культурой «демократии» есть культура среднего класса. Но мещанин никогда и нигде не создавал великой культуры. Он, в лучшем случае, способен поддерживать уже существующие формы, созданные не им. Средний класс не способен к культурному прорыву, это попросту не соответствует его ценностям и целям.
