хозяйство, не столько учитывающее вкусы, интересы и потребности граждан, сколько
навязывающее их им со стороны государственных органов (бюрократии), идеологизация самых привычных общественных явлений, примат экономики даже в науке о человеке — эти и сопутствующие им явления, столь знакомые нам по годам Советской власти, наглядно показали полную
бесперспективность «классического» социализма, построенного по лекалам Маркса и его преемников. Пришлось согласиться с тем выводом, что «было бы роковым заблуждением злоупотреблять принципом общего блага для уничтожения свободы и достоинства личности» 22.
Мы уже не говорим о том, что частная инициатива при ежедневно навязываемой государством идеологии детерминизма, т. е. учения о победе социализма над капитализмом и плавном переходе к коммунизму, обществу всеобщего благоденствия, иссякает чрезвычайно быстро. Действительно, к чему человеку прилагать какие-то усилия, если социалистический строй и так по «объективному закону развития общества» неизбежно обречен торжествовать?!
В последующие годы теорию социализма начали спешно корректировать, тем более, что отдельные его идеи, связанные с перераспределением общественного блага и обеспечением социального минимума, начали реализовывать практически на всех континентах Земли.
Так, вскоре речь пошла уже о необходимости национализации не всей промышленности, а лишь отдельных отраслей или только крупных предприятий, о сохранении права частной собственности, пусть даже только на некоторые средства производства, об альтернативных экономических формациях, в соревновании с которыми социалистическое хозяйство приобретало бы новые импульсы и раскрывало внутренние резервы, недопустимости картельных соглашений и борьбе с монополией крупного капитала во имя защиты мелкого производителя и обывателя.
Эти и другие теоретические рецепты спешно пытались претворить в жизнь, но, как оказалось, и на этом пути социализм ждали неприятности, ставящие под сомнение его перспективы. Оказалось, что полная национализация производства — далеко не единственная сущностная проблема социализма, если он стоит на принципиальном пути уничтожения любых форм неравенства, которые в глазах его сторонников синонимичны несправедливости; «вдруг» открылись и другие.
Например, для исправления векового неравенства в США в свое время были введены квоты в университетах и в государственных учреждениях — некий процент мест обязательно должен был быть заполнен неграми. «Но это значило, что часть нечерных абитуриентов, имеющих хорошую подготовку, не смогли поступить в университет. Ведь каждый из не поступивших в отдельности не виноват в вековой несправедливости белых перед черными». Для него такой бюрократический способ компенсации вековой несправедливости сам несправедлив 23.
Закон, закрепляющий повышенную налоговую и имущественную нагрузку на наиболее богатые слои населения, также утратил в глазах граждан свою привлекательность, как орудие справедливости. Наиболее характерные пример в этом отношении — дифференцированная система налогообложения граждан. В частности, согласно статистике последних десятилетий, в тех же самых США семьи, имеющие доход более 50 тыс. долларов, составляют около 2 % от общего числа. При этом они платят 24 % всего подоходного налога в стране. Следующие 8 % семей с более низкими доходами платят 25,7 % подоходного налога. Таким образом, 10 % семей, имеющих самые высокие доходы в стране, выплатили в 1978 г. 49,7 % совокупного подоходного налога граждан США. Те, кто получает от 20 тыс. до 40 тыс. долларов (это около 40 % семей), выплатили в 1978 г. около половины всего подоходного налога в США. Для сравнения: половина всех семей, имеющих низкий доход (около 25,5 млн. семей), заплатили только 6,5 % подоходного налога. Семьи с самым низким доходом не заплатили практически ничего. «В результате 10 % самых богатых семей платят большую часть налогов за 50 % самых бедных граждан» 24.
Разумеется, многие идеи социализма носят позитивный характер, поскольку без учета и перераспределения государством общего блага, без помощи слабым и малообеспеченным слоям населения никакое общество не может равномерно и гармонично развиваться. Да и сам человек, мечтающий лишь о куске хлеба, едва ли способен мыслить о себе выше, чем о говорящем животном. Но с учетом возникающих проблем, социализм, пытающийся их устранить, мало по малу начинал приобретать все более «либеральные» черты.
Да, огосударствление промышленности хотя бы в важнейших отраслях все еще остается актуальным, не говоря уже о борьбе с монополиями. Бесспорно также, что необходимо при содействии государственной власти ограничивать права работодателей, предусмотреть социальные гарантии труженикам, следить за ценообразованием на отдельные, наиболее ходовые товары и т. д. А для этого следует вспомнить о парламенте, который законодательно закрепляет эти меры по отношению ко всем и каждому, иначе (ирония судьбы!) бесправными окажутся уже те, кто хотя бы немного поднялся выше рядового рабочего, т. е. «капиталисты».
Однако, очевидно, эта масштабная и постоянная работа должна иметь своих «контролеров». Одного парламента, демократических институтов, которые предлагает либерализм, общественного контроля в духе «народного государства» в этом случае явно недостаточно: любой и каждый «контролер», как бы он не назывался, должен руководствоваться общими критериями справедливости и знать те границы, которые никому нельзя переходить без ущерба для свободы. И если мы говорим о свободе человека, то, следовательно, этими критериями могут стать единственно его «права», закрепленные в законе и защищаемые верховной властью.
Следовательно, сказали новые социалисты, нужно добиться такого положения дел, когда социализм органично соединится с либеральными «правами», вследствие чего возникнет конструкция, обладающая достоинствами обеих доктрин и упраздняющая внутреннее противоречие между ними. Очевидно, степень стеснения «прав» (а при социализме это все же неизбежно, в первую очередь, права собственности) зависит от множества внешних обстоятельств. Но в любом случае они должны оставаться для государства и гражданина маяком свободы, который высвечивает путь политическому кораблю среди рифов и скал.
Эти многообещающие формулы легко сформулировать вслух, но реализуемы ли они на практике? Вопрос не праздный, поскольку, как не раз замечалось, социализм воспринимался его сторонниками в первую очередь, как экономическое учение, направленное на обеспечение экономических прав. Поэтому, подвергнув капитализм жесткой обструкции, социалисты переняли для своих конструкций те же самые идеи и аксиомы, которые были рождены ненавистным и отрицаемым ими строем. По одному точному выражению, хотя социализм был прав в критике капитализма, но грешил тем, что сам еще духовно пребывал в нем 25.
В частности, для социалистов, также, как и для сторонников капитализма, человек имеет значение лишь как обладатель материального благосостояния, он интересен как производитель и потребитель благ. Не духовные запросы человека, его нравственные потребности и прирожденная свобода, а экономика являлась альфой и омегой социализма. Как следствие, на полном серьезе утверждалось, что нравственное совершенство государства, понимаемого социалистами исключительно как экономический союз, напрямую и всецело зависит от его хозяйственного строя 26.
В этой материалистической конструкции нет главного — самого человека. Не случайно, «классический» социализм справедливо признавался замкнутой системой абсолютного коллективизма, принципиально исключавшей религию, которая для социалистов отождествилась с общественной несправедливостью
