Никита Сергеевич грешил безбожно, по-черному, но себя и своих подельщиков старался впихнуть в историю светлыми ангелами.
Так что на очередную беду нашей страны идею с альтернативными выборами партийная власть закопала на полстолетие. Мы не знали в Волынском, решится ли Михаил Сергеевич со своими юристами откопать ее. Да и вообще было трудно предугадать, куда он повернет перестройку. Планы и советы консультантов одно, а возможности да и стратегия исполнителя — другое. Но все же время в стране было иное, удобное для либеральных реформ, потому что мир стал иным. И партия раздулась количественно настолько, что стала меняться качественно, расслаиваясь на несопоставимые части. Верхний этаж желал диктаторствовать по-прежнему, но уже с сундуками наследственных капиталов. И подтягивал к себе снизу опору из беспринципных попутчиков, погрязших в вещизме. А две трети обитателей первого этажа хотели диктатуры закона и справедливого социального государства. По сути это были уже социал-демократы.
7Когда генсек пошел на переделку политсистемы, у него так и не появилось полной свободы рук. Он не мог обратиться к нации с тем самым вопросом: «Вам удобнее стало жить... Что мешает еще?» Жить стало хуже, а мешало все. Вместо укрепления экономики, как предлагали советчики, власть разрушала ее. Государственная дисциплина окончательно расшаталась. Вожди национальных республик, обрадованные импотенцией центра, стали насиловать державу сепаратизмом. Сторонников генсека с нижнего этажа партии разочаровали его бесконечное маневрирование и боязнь порвать пуповину с кастой бояр. Авторитет Горбачева упал.
Идею с альтернативным голосованием и правом общественных объединений иметь в парламенте своих представителей команда генсека внедрила, значительно обновив, но выборный процесс оставила под контролем партийного аппарата. По форме— поклон демократии, а по существу— уступка кремлевско-кэгэбистскому закулисью и баронам-сепаратистам в республиках. Да еще придумали для подстраховки «Красную сотню». Через заградительные кордоны партийного аппарата пробиться в Народные депутаты СССР державникам было трудно. Хотя десятка три совсем уж обнаглевших первых секретарей выборы проиграли, большинство съезда народных депутатов СССР составили номенклатура и ее послушники (84 процента). Они и сформировали «свой» Верховный Совет. Не рискнул генсек, подрастерявший авторитет, покуситься на власть функционеров. Обозначил свою позицию: по какую сторону баррикад он находится. А хотел бы иного, мог обратиться к нижнему этажу партии через голову Политбюро и сепаратистов, — тогда у него еще оставались политические ресурсы. Но ставил ли он когда-нибудь цель перед собой, достойную личного риска? Или рассчитывал ехать на паллиативе до конца дней?
У Михаила Сергеевича, наверно, было достаточно поводов вспомнить слова Руставели: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Потому что много нелестных слов уже сказано о поведении вождей той поры. И здесь он вправе отмахнуться: «Из-за угла рассуждать легко. А я был на Голгофе, где слева и справа целили копьями между ребер». Пусть будет так. Только я ведь не вердикт составляю, а пытаюсь разобраться, как это наша власть, и мы вместе с ней, спускали великую державу в унитаз истории.
Мне кажется, что объяснять все случайными промахами, даже глупостью Кремля, по меньшей мере, несерьезно. Наступление на страну велось планомерно, с подготовленных позиций и по широкому фронту. Мы думали, что Горбачев топтался целых два года, не отваживаясь на благотворные реформы, и только ездил по регионам, заговаривая публике зубы. А он работал! Выдергивал из состава ЦК и Политбюро личность за личностью, заменяя их «сподручными» функционерами. Удаленных с Олимпа державников нарекал консерваторами, а новый призыв флюгеров-карьеристов — реформаторами. К началу 88-го года «своя в доску» команда в Политбюро была сформирована: сам Михаил Горбачев, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе, Николай Рыжков, Вадим Медведев и другие. Никто теперь не посмел встать во весь рост на виду у народа и потребовать от генсека снять маску с лица. Стой поры под видом реформ, как по строго разработанному графику — кем и когда? — начали стартовать разрушительные процессы: дезорганизовывалась экономика, обваливался уровень жизни, подстрекался сепаратизм.
Разве о перспективах страны (а не о своем временном политическом уюте или о чем-то другом!) думал генсек, переводя многонациональную державу, с ее обострившимися противоречиями на парламентскую форму правления? Горбачев взял на вооружение мечту националистов — концепцию сильных республик с рыхлой сердцевиной в Кремле. Номенклатура на съезде позволила ему за «прилежное» поведение стать сначала главой Верховного Совета, потом президентом. Судьба Михаила Сергеевича и Советского Союза теперь полностью зависела от нее. А ситуация требовала от Центра опережающих поправок Конституции СССР и опережающих действий.
Уже в марте 89-го одновременно с депутатами страна могла и готова была выбрать Президента Советского Союза — всенародным голосованием. Ничто этому не мешало. Нужны были только поправки в Закон и воля самого Горбачева. Но нации он стал доверять меньше, чем номенклатуре. А всенародно избранный президент— это сильный Центр, это мощный конституционный рычаг для обуздания баронов-самостийщиков. Продолжали бы действовать при таком варианте центробежные силы? В некоторых регионах вполне возможно! Но тогда осенью того же года, а не в марте 91-го (с большим опозданием!) должен был состояться всесоюзный референдум с вопросом о сохранении СССР. Он не оставил бы сепаратистам никаких законных лазеек. А на противозаконные действия в государстве с сильным дееспособным Центром самостийщики не решаются.
И наоборот, совершенно ни к чему была спешка с выборами весной 90-го народных депутатов союзных республик. Было же очевидно, что эти кампании партийно-кагэбистская мафия сполна использует в своих разрушительных целях. Так и произошло. Подручные этой мафии «отстреливали» кандидатов-державников еще на дальних подступах. И обеспечивали в местных парламентах абсолютное сепаратистское большинство. А всенародно избранный Президент СССР мог использовать отсрочку выборов для обуздания националистической вакханалии.
Кстати, такими идеями многие из нас, депутатов, делились тогда с Михаилом Сергеевичем. Он никак не реагировал на них И на наших глазах все время шушукался с лидерами прибалтийских делегаций. Уговаривал не порывать с Советским Союзом? Не знаю. Знаю только^ что все продолжало катиться в тартарары. И в декабре 90-го, на Четвертом съезде народных депутатов СССР, был поставлен вопрос о недоверии Горбачеву. В результате поименного голосования вопрос не прошел — за недоверие высказалось только 426 депутатов (1288 — против и 183 — воздержались).
Я тоже голосовал за недоверие. Команда Михаила Сергеевича обозвала наши действия заговором реакционеров и противников страны. Но позвольте, противники единства страны — вся партийно-кагэбистская мафия и ее послушное большинство на съезде — как раз поддержали Горбачева, проголосовав за доверие. На какое-то время он был им еще нужен — с ним проще довести до конца задуманное. А линия их действий просматривалась все отчетливее:
— развить атаку на цементирующую СССР нацию — русских и Россию;
— подхлестнуть национализм, разогреть до высочайшего градуса процессы дезинтеграции и обеспечить им законодательную базу.
И все, в основном. Бери народы тепленькими: они дезориентированы, в демагогах видят спасителей. Зови всех на митинги, пусть там чаще кричат: «Чем жить так, лучше разбежаться в разные стороны!», и люди, утомленные борьбой за существование, в конце концов согласятся. Тогда-то каждая группа бояр получит свой кусок Советского Союза — для обогащения и установления феодальных порядков.
Россия — самый жирный кусок. За нее и пойдет основная борьба между номенклатурными группировками.
Глава IV
ДОНЕСЕНИЕ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ ПРЕЗИДЕНТУ АМЕРИКИ
В начале мая 90-го по приглашению Союза журналистов Чехословакии я побывал в Праге. И там, на пресс-конференции мне задали вопрос: изберут ли Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР? Это было за неделю до первого съезда народных депутатов. Мы уже знали расклад сил на съезде: коммунисты получили 886 мест (86,4 процента), причем большинство из них номенклатурные работники— партийные и хозяйственные. А в малочисленном блоке «Демократическая Россия» были как сторонники Бориса Николаевича, так и его противники. Все это я объяснил чехословацким журналистам.
И высказал свое мнение, что в открытой, лобовой борьбе шансов у Ельцина маловато. Но если он пойдет на закулисные переговоры с номенклатурой, может и победить. Раньше Ельцин не пошел бы на них, но теперь этот человек стал другим — ради власти готов на многое.
