Немудрено, что и в этих, и во многих других случаях между секретариатом и главным редактором частенько искрили контакты. Иногда он бросал, не повышая голоса: “Ты чего все время споришь?”.
Как-то мы посягнули на святая святых “Правды” — ежедневную передовую статью. За соблюдением духа и буквы этой традиции чутко следил главный идеолог М.А. Суслов. Большого труда стоило уговорить Виктора Григорьевича поставить вместо передовой на открытие первой полосы роскошную фотографию: курсанты военного училища имени Верховного Совета РСФСР получают офицерские звездочки… Попытка удалась, но боюсь, главный редактор мысленно помянул меня не одним крепким словцом.
За полтора десятка лет совместного служения “Правде”, до того, как Афанасьев вернулся из журналистики в науку, в Академию, было множество ситуаций, когда главному приходилось мгновенно решать самые немыслимо трудные, политические вопросы. Виктор Григорьевич брал ответственность на себя, но всегда чувствовалось: смелости в решениях ему прибавляла уверенность в тех, кто в эти мгновения был с ним рядом.Александр Ильин, главный редактор газеты “Правда” в 1994-2003г.г.”
Из записных книжек
По законам индуизма, который я, по неведению своему, считал самым демократичным из множества мировых религий, оказывается, “человек из высшей касты не имеет права пользоваться посудой членов низших каст и людей, исповедующих иную религию”. Иначе говоря, считать этих людей людьми.
А поэт, издатель, миллионщик Некрасов, оказывается, сострадал избиваемой кнутом крестьянке, или как раньше говорили, человеку низшего, подлого сословия — и это ничуть не противоречило христианскому, православному вероучению.
На эти мысли навели меня примечания к третьему тому изданных в России, в Советском Союзе сочинений великого индуса Рабиндраната Тагора. Они, представляется, служат своеобразным ответом одному, паршивому господину, который только в большевизме видит корень всех бед. Не своих, разумеется, — он-то по-прежнему в идейных лидерах либералов, в “поводырях слепцов”!, как пишет в своих, может быть, и выдуманных “дневниках”.
Нелишне напомнить академику и маршалу советской дипломатии, как, впрочем, и его воспитаннику в идеологической сфере, генсеку и президенту одновременно, что “согласно религиозно-философским представлениям индусов, человек не умирает, а только перевоплощается, рождаясь в форме иного живого существа или человека. Судьба и положение в жизни каждого человека находятся в прямой зависимости оттого, какой образ жизни вел он в своем прошлом существовании”(с. 446).
Опрокиньте, господа, свои взгляды в свое прошлое и задумайтесь: а на какое же будущее мы обрекаем своих детей, внуков, правнуков?
В кого они перевоплотятся?
Ах, война,
что ты, подлая, сделала…
Булат Окуджава
В декабре 1979 года мы, как обычно после первого “деревенского” выпуска, собрались в кабинете главного редактора.
Его помощник предупредил: Виктора Григорьевича срочно вызвали в ЦК, он задержится.
Но просил членов главной редакции домой не уходить — ожидается важное официальное сообщение. Афанасьев привезет его сам. Без него московский выпуск не сдавать.
Мы с его замами (я исполнял в то время обязанности ответственного секретаря) с полчаса пообсуждали, что это может быть за сообщение. Правдисты вообще-то привыкли к неожиданностям и экспромтам высшего руководства. Причем происходило это чаще всего в пятницу или даже в субботу (“Правда” выходила ежедневно, двумя выпусками — вечерним и ночным. Случалось, ночным выпуском выходила газета, мало похожая на периферийную. Главным образом — из-за нахлынувшего к концу дня официоза).
Добро, если через ТАСС о чем-то предупреждали заранее. Чаще материалы на телетайп сваливались, как снег на голову.
Расскажу об одном курьезном эпизоде более позднего времени, весьма, кстати, характерном. В один из выходных (не для нашей газеты) мы с Виктором Григорьевичем обедали вместе в редакционном буфете. Он любил после обеда не спеша покурить, прихлебывая из маленькой чашки черный кофе. Послушать собеседника или сам что-то рассказать — чаще всего что-то простое, житейское. Прерывать его было неудобно.
— Извините, Виктор Григорьевич, — сказал я, — у нас номер еще не забит. Надо проверить.
— Иди, иди.
Прихожу в секретариат, а там меня уже ищут. Оказывается, по телетайпу отбивают срочный материал: интервью М.С. Горбачева редактору “Правды” (без фамилии). Хватаю телетайпную ленту, бегу к Афанасьеву. Он еще допивает кофе.
— Ну, Виктор Григорьевич, — пытаюсь пошутить, — вы, оказывается, и в буфете, и одновременно с Генсеком беседуете.
А ну-ка покажи!
Пробежал текст наскоро:
Куда ставить будем?
Сейчас прикинем. С макетом зайду через пять-семь минут.
После брежневской безупречно отлаженной аппаратной машины горбачевская команда поначалу давала сбои. Почему нельзя было заблаговременно известить о готовящемся интервью? Главный редактор имелся в виду или кто-то из редакторов “Правды” по тому или иному отделу?..
Подобных случаев было и прежде немало, так что ожидание важного официального документа в декабре 1979-го не стало для нас чем-то чрезвычайным. Погадали мы погадали, о чем будет заявлено: то ли об очередной разоруженческой инициативе, то ли об эпохальной международной встрече, то ли — чем черт не шутит — о какой-то перестановке в кремлевских верхах… Хотя у всех скребла сердце мысль: что-то об Афганистане. Но вслух старались об этом не говорить. Если только обиняками. Дмитрий Васильевич Валовой как бы невзначай рассказал, что ему (так мне помнится) приходилось иметь дело с афганцами: лучше с этой страной не связываться, ее не удалось приручить ни Великобритании, ни России. Иван Егорович, тоже один из замов главного, строго на него посмотрел: держи, мол, язык за зубами.
С тем мы и разошлись по своим кабинетам.
Афанасьев приехал поздно вечером.
— Только что в Политбюро закончилось голосование. Документ подписан. Сегодня ночью наши войска высадятся в Кабуле.
Сбылись самые мрачные опасения.
— Тараки, президент Афганистана, несколько раз обращался к Советскому Союзу с просьбой ввести войска, помочь его правительству подавить мятежников. Ему отказывали. Теперь там у власти Амин. Есть сведения, что он в сговоре с США. Медлить больше нельзя.
Газета вышла с опозданием, но сообщение о военной помощи дружественному Афганистану попало в утренний номер.
А потом закрутилась такая карусель, что ни в сказке сказать, ни пером описать. То проскакивали сообщения, что именно правительство С. Амина само обратилось к советскому руководству (обращение, увы, так и не нашлось). То говорилось о предательстве Амина, которого в Кабуле сменил привезенный из Праги Бабрак Кармаль. Ни в ТАССе, гнавшем оперативную информацию, ни в нашем справочном международном отделе — “досье” не знали такой политической фигуры. Что считать именем, что фамилией? Даже в официальных телеграммах писали по-разному: то Бабрак Кармаль, то Кармаль Бабрак…
Уже в первых числах января — в числе небольшой группы информационной поддержки — в Кабул отправился редактор “Правды” по странам Азии и Африки Павел Епифанович Демченко. Из его сообщений можно было понять, что афганцы встретили шурави (советских воинов) вполне спокойно, даже дружелюбно.
(Это подтверждали потом и другие правдисты, побывавшие в Афганистане в первые месяцы 1980 года).
Американцы, видимо, были ошеломлены дерзкой операцией советских войск, хотя еще до официального объявления о их высадке, сообщали, что в Афганистан один за другим летят военно-транспортные самолеты из СССР. Но уж потом они на нас отыгрались.
Афганские страницы в истории “Правды” вызывают у меня смешанные чувства.
Правдисты, как я уже писал, с первых дней были на местах дислокации советских войск, в районах боевых действий. Не отсиживался в штабах, а находился на линии огня редактор военного отдела Тимур Гайдар — для командировки ему, контр-адмиралу, выдали полевую генеральскую форму. С военными бортамивылетали в Афган корреспонденты того же отдела Петр Студеникин, Виктор Верстаков, другие правдисты — опытные Иван Щедров, Борис Котов, Владимир Озерови совсем юные сотрудники международных отделов.
Кому-то в ЦК КПСС пришло в голову, что надо помочь афганским коллегам в выпуске местной газеты. Кого послать — вопрос не стоял: конечно, правдистов. Почти год провел в Кабуле редактор отдела народного контроля, опытный секретариатчик Борис Федорович Третьяченко. Столько же, и даже больше, в редакции афганской газеты проработал тоже умелый секретариатчик Вадим Сергеевич Окулов.
Впрочем, всех — по памяти — не назову.
В коридорах редакции “Правды” можно было постоянно встретить кого-то из афганцев: раненного в ногу Лешу Хабарова, Руслана Аушева — будущего генерала и первого президента Ингушетии… По лицам военных легко читалось: поддержка дружественного, но слабого режима все больше превращается в затяжную войну с народом. Под огонь артиллерии и вертолетов шурави все чаще попадали целые кишлаки, а за оружие брались не только отпетые “духи”, но и мирные жители, лишенные крова.
