В этот момент я с ужасом заметила боковым зрением супругу Шредера, с интересом застывшую прямо рядом с нами: я не могла точно припомнить, но мне все-таки мучительно казалось, что она когда-то учила русский язык. Я ярко представила себе, как ей приятно услышать от русской гостьи такие отзывы.
Я шепнула это на ухо Дикун, и мы дипломатично постарались побыстрее увести госпожу Степашину подальше от любопытных немецких ушей.
Но на этом откровения супруги ельцинского преемника не закончились.
Когда совестливая Дикун попыталась перевести разговор в более безопасное светское русло и спросила Тамару Владимировну, как ей понравился номер в гостинице, в которой она здесь с мужем остановилась, Степашина возопила:
– Номер?! Да разве это номер?!
Мы с Дикун в недоумении переглянулись.
– Что, не понравился? – осторожно переспросила я, уже оглядываясь через плечо, нет ли опять Шредерихи на подходе.
– Я могу вам сказать: видали мы номера и получше! -заявила мне Степашина. – Ничего особенного! Так себе!
Дикун, чтобы не прыснуть от хохота прямо посреди зала с первыми леди, стала задом ретироваться к выходу. Но у Степашиной еще явно оставалось много чего недосказанного.
– Куда же вы, девчонки? Вы сами-то откуда? Местные? – дружелюбно поинтересовалась она у нас.
Я решила не расстраивать добрую женщину и мягко ушла от ответа, возразив лишь, что мы тоже приехали из Москвы.
Но уже распрощавшись, госпожа Степашина все-таки решила, что продемонстрировала нам еще не все высоты международного этикета. И когда к ней подошли устроители мероприятия, чтобы пригласить вместе со всеми остальными первыми леди Большой семерки за накрытый стол перекусить, жена российского премьера гордо ответила:
– Нет-нет, спасибо, я не голодна.
– Вот, Дикун, – заметь, ты сама этого хотела… – напомнила я коллеге, когда мы уже выбрались из музея и она еле дышала от хохота.
Обсудив непростую ситуацию, мы решили, что с нашей стороны будет высшим проявлением патриотизма не писать в репортажах с кельнского саммита про новую российскую первую леди ни слова.
Как Лужкова преследовало имя Лена
Летом 1999 года газета КоммерсантЪ приняла политическое решение: с этого момента кремлевский обозреватель Должен был ездить еще и в поездки с Лужковым. И на моих хрупких женских руках в одночасье оказались сразу два действующих президента. Причем каждый со своими болячками, в которых я должна была постоянно разбираться. Историю болезни Ельцина я уже хотя бы давно вызубрила назубок, а про Лужкова, с которым мне пришлось как-то даже лететь в Вену чинить его мениск, я то и дело путала, какая ж нога у него пошаливает – левая или правая?
Параллелизм между обоими президентами подчеркивался еще и тем, что Лужков теперь позировал на фоне бывшего президентского пресс-секретаря Сергея Ястржембского, который, как только оказался в мэрской компании, к мистическому ужасу всех кремлевских журналистов, начал постепенно внешне мимикрировать под Лужкова – стал как будто чуть меньше ростом, приобрел характерную мэрскую мимику, нос картошкой, и даже хихикать стал по-лужковски.
* * *
Меня Лужков сразу же заприметил как инородное тело. Во время первой же зарубежной поездки, куда я с ним отправилась, он подошел ко мне и удивленно спросил:
– Что это вы – вчера были вся в черном, а сегодня – вся в белом? – Ну и как вам больше нравится – в черном или в белом? – поинтересовалась я.
Но тут мэр таким тоном переспросил меня Сказать вам, как мне больше нравится?!, – что я предпочла остаться в неведении.
В своих политических оценках Лужков был так же прямолинеен.
Как– то раз в самолете, по пути домой, я спросила его об отношении к премьеру Степашину, и мэр, ничуть не смущаясь присутствием еще десятка журналистов, заявил:
– Это не премьер, а тряпка!
Ближе к осени высказывания Лужкова о ельцинском клане становились тоже все более и более жесткими. Приехав в Германию в начале сентября, Лужков объявил, что верит в информацию о коррупции Ельцинской семьи, и, по сути, пригрозил расправой окружению президента, после того как тот уйдет на покой: Те, кто не совершал ничего неконституционного – они не должны нести никакого наказания. Но те, кто нарушал конституцию или совершил другие какие-то серьезные преступления, которые нанесли большой урон государству, – у таких преступлений нет срока давности, и такие люди обязательно понесут наказание, после того как к власти придут честные люди.
Возбудившись до крайности по поводу этих заявлений, КоммерсантЪ стал умолять меня добиться от Лужкова эксклюзивного интервью.
Для этого, разумеется, пришлось опять идти туда, куда не пускали. Самым заманчивым пунктом берлинской программы Лужкова была прогулка по реке на катере с местным бургомистром. Журналистов с собой не брали. Но я, воспользовавшись знанием немецкого, смутила дежурившего при входе на катер охранника бургомистра вопросом: Haben Sie denn keinen Platz fur ein zierliches Madchen?! – и оказалась на борту.
Увидев меня, Лужков, разумеется, пригласил сесть с ним за стол, а я тут же достала диктофон и призналась ему, что приехала в Берлин только для того, чтобы взять у него интервью. Текст нашей с ним беседы, опубликованный на следующий же день на первой полосе Коммерсанта, был настолько хорош, и Лужков, в отличие от подавляющего большинства его тогдашних интервью, получился таким живым, что не могу удержаться от удовольствия процитировать его здесь.
Я:Юрий Михайлович, многие считают, что как раз при вас в стране может быть установлен авторитарный режим. С отрыванием голов политическим противникам. Скажите, если вы станете президентом, – вы гарантируете, к примеру, безопасность Ельцину и его семье?
Лужков:А можно я вам задам вопрос? Мы с вами не так хорошо знакомы…
Я:Меня зовут Лена. Моя фамилия Трегубова.
Лужков:– Лена… Лена… Это имя, часто встречающееся на моем жизненном пути. Вы меня боитесь?
Я:Нет.
Лужков:А почему меня должны бояться другие люди?…
…Был ли случай, когда я заставлял кого-то и что-то напечатать, или наоборот? А ведь вы же вот меня в Коммерсанте обмазываете этим самым веществом коричневого цвета ну буквально с ног до головы! Но ведь не было случая, чтобы я прочел и сказал: не надо публиковать! Или устроил бы на вас какой-нибудь, как у нас говорят, наезд.
Я:А разве не вы на КоммерсантЪ пожарных наслали? (сразу после известия о покупке Коммерсанта Березовским в редакции появились сотрудники службы противопожарной безопасности и пригрозили закрыть газету за несоблюдение противопожарных норм. – Е. Т.)
Лужков:Мы?! Избави Бог! Если бы я это сделал, я бы перестал уважать себя! Для меня это значит – разрушить свой внутренний стержень! У меня есть стержень!…
Моя личная философия – это полная демократия. Вот спросите у моих помощников! Вот есть одна журналистка, которая, вы меня извините за термин, меня все время обсирает. И вот мне говорят: нужно ее как-то это вот…
Я:Кто это вам так советует? Цой? (Сергей Цой – пресс-секретарь мэра Москвы. – Е. Т.)
Лужков:Нет-нет, не Цой. Так вот я говорю: Ни в коем случае! И я жестким образом запретил всякие такие меры!
* * *
Несмотря на симпатичное интервью, мои родители остались мною после поездок с Лужковым очень недовольны.
Дело в том, что как-то раз на обратном пути в самолете ко мне подсел тот самый пресс-секретарь столичного мэра Сергей Цой и душевно предложил:
– Лена, слушай, мы так искренне хорошо к тебе относимся! Ты не подумай – это не потому, что мы хотим, чтобы ты про нас хорошо писала! Мы же – не такие, как там, у тебя в Кремле, – мы же бескорыстные! Просто ты нам нравишься как человек. Так вот ты скажи – что я могу для тебя сделать? Может быть, тебе, например, квартира нужна? Или, может быть, тебе еще какие-нибудь бытовые проблемы помочь решить надо?
Я просто опешила от такой прямоты.
– Нет, Сереж, спасибо. У меня нет абсолютно никаких проблем. – гордо соврала я.
Родители потом еще долго в шутку попрекали меня этой историей:
– Вот! А могла бы ведь уже в хоромах жить, а не снимать квартиру!
Впрочем, один бесценный трофей из предвыборных поездок с Лужковым я все-таки привезла. Абсолютно неожиданно для себя в недрах лужковского окружения я нашла не только одного из лучших в стране аналитиков, но еще и надежного друга.
Началось все с того, что мне дико захотелось использовать свою временную аккредитацию при московском мэре для знакомства с самой загадочной и закрытой от прессы фигурой российского бизнеса – Владимиром Евтушенковым.
Вокруг владельца компании с выразительным названием Система в журналистской среде сложился к тому времени стойкий романтический миф как о главном столичном мафиози и крыше всех наиболее лакомых секторов московского бизнеса. И мне, ясное дело, просто не терпелось взять у него интервью.
