Нужно сказать, что своей профессиональной деятельностью Ротшильды обеспечивали различные режимы — в зависимости от финансовой и политической конъюнктуры. Так, в начале 1820-х годов в период политической реставрации они позволили Австрии, Пруссии и России выпускать облигации по такой ставке процента, по которой раньше выпускали только Великобритания и Голландия, что облегчило Меттерниху осуществление полицейских функций в Европе (восстановление Бурбонов в Испании и Неаполе). В это время Ротшильдов обвиняли в том, что они на стороне реакции против народа. Однако после революции 1830 г. Ротшильды почувствовали, что не стоит жестко привязываться к Священному союзу и предложили свои услуги либеральным и «революционным» режимам. Главное, к чему стремились Ротшильды в 1830-1840-е годы, — чтобы в Западной Европе в тот период не было войны; они могли повлиять на это очень просто, отказавшись предоставить тому или иному государству заем. В середине 1830-х годов один американец писал, что «Ротшильды правят христианским миром… Ни один кабинет министров не может двинуться без их совета… Барон Ротшильд держит в своих руках ключи от мира и войны». Это было преувеличение, комментирует Н. Фергюсон, но вовсе не фантазия[209]. Яркое свидетельство тому отношения семьи с Ватиканом.
В 1832 г. еврея Карла Ротшильда в порядке исключения допустили к папе Римскому, а спустя 18 лет папа попросит у Карла кредит и тот поставит условие: евреи Рима получают право жить за пределами еврейского гетто, и условие будет принято. Семья набирала мощь во всей Европе, отражением этого стал тот факт, что европейские повара начали осваивать кошерную кухню. В 1853 г. лондонский Сити выдвинул Лайонела Ротшильда в депутаты. Его избрали, но палата лордов его не утвердила, поскольку Ротшильд желал произнести клятву только в соответствии с еврейской традицией. Десять раз Дизраэли вступал в конфликт со своей партией на стороне Лайонела, и на «одиннадцатый раз палата лордов отступила и утвердила билль об изменении текста клятвы. 26 июля 1858 г. Лайонел произнес клятву в соответствии с еврейской традицией, с покрытой головой и положив руку на Ветхий Завет. Затем он поставил свою подпись на списке депутатов и прошел на свое место в зале. Битва была выиграна»[210]. Этим выигрышем Лайонел не только защитил Принцип — еврейский, но и открыл ворота во власть своим соплеменникам-единоверцам.
Ротшильды, в отличие от многих других богатых еврейских семей-финансистов, стремившихся ассимилироваться в европейском обществе, т. е. сделать то, к чему Маркс призывал евреев в работе «К еврейскому вопросу», никогда не стремились к ассимиляции. Напротив, они активно сопротивлялись ей, подчеркивая свои еврейские (этнос, или, как говорили в XIX в., «раса») и иудаистские (религия) корни. «Хотя степень индивидуальной религиозности варьировалась — Амшель очень строго подходил к этому вопросу, Джеймс значительно свободнее — братья были согласны в том, что их мировой успех тесно связан с их иудаизмом. Как выразился Джеймс, “религия — это “все”. Наша судьба и наше благословение зависят от нее”. Когда дочь Натана Ханна Майер в 1839 г. перешла в христианство, чтобы выйти замуж за Генри Фицроя, то все ее родственники, включая мать, подвергли ее остракизму»[211].
Таким образом, как признавали сами Ротшильды, и с ними нельзя не согласиться, источником их успеха был не только многонациональный характер их «корпорации», но и ее еврейско-иудаистское качество, еврейская сплоченность и установка на поддержку еврейства в Европе, тот факт, что они выступали в качестве коллективного социального индивида, квазиобщины, которой противостояли индивидуалы-европейцы. Отсюда, в частности, их поддержка Дизраэли. Дизраэли был тесно связан с семейством Ротшильдов. Еще в 1844 г. в романе «Конингсби» (первая часть трилогии, за которой последовали в 1845 г. «Сибил» и в 1847 г. «Танкред»[212]) он вывел их в качестве еврейской семьи Сидониа, а главу семьи «срисовал» с Лайонела Ротшильда, о чем и написал своей сестре Саре в мае 1844 г[213]. Сидониа изображены исключительно достойной, умной, интеллигентной, выдающейся и щедрой семьей. По крайней мере к Дизраэли после выхода книги Ротшильды явно благоволили за его литературный панегирик (в XX в. по стопам Дизраэли пошел историк Найел Фергюсон, явно старавшийся написать комплиментарную биографию Ротшильдов, не лишенную, впрочем, интереса). Поддержка Ротшильдов в значительной степени помогла карьере Дизраэли (подозреваю, что и Н. Фергюсона тоже). Кстати, именно в его премьер-министерство Ротшильды за 4 млн фунтов купили (подарили) британской короне Суэцкий канал (1875 г.). Великобритания получила межокеанический канал стратегического и экономического значения длиной в 190 км[214].
Британцы, а точнее английские Ротшильды, при помощи своих французских родственников увели Суэцкий канал из-под носа у французов. «Благодаря Ротшильдам — лондонскому и парижскому, — пишет А. Костон, — Сити осуществило отличную политическую сделку и одновременно провернуло первостепенную финансовую операцию. В другое время с виновником (т. е. парижским Ротшильдом. — А.Ф.) расправились бы быстро и сурово. Однако Третья республика под покровительством Макмагона уже находилась под влиянием того масонства, членами, а затем и защитниками которого были Ротшильды»[215]. Кроме канала было многое другое: финансирование государственных займов, строительство железных дорог, внедрение современной кредитно-дебетовой системы.
В своей деятельности Ротшильды активно использовали наработки прежних поколений еврейских банкиров — «средства, придуманные амстердамскими евреями, и путем создания определенного настроения оказывали искусственное воздействие на рынок, стремясь к новой цели: популяризации и размещению ценных бумаг»[216].
Нельзя сказать, что у Ротшильдов все было безоблачно и они не встречали сопротивления. Отнюдь нет. Чего стоит схватка Альфонса Ротшильда с банкиром Эмилем Перейром, владельцем банка «Креди Мобилье» — финансовой опоры Второй империи и его союзником министром финансов Ахиллом Фульдом, который когда-то снабжал будущего Наполеона III деньгами. В романе «Деньги» из цикла романов о Ругон-Макарах Э. Золя опишет эту историю, выведя Альфонса под именем Гундермана, а «Креди Мобилье» — под названием «Banque Universelle». В длившейся целое десятилетие борьбе Ротшильды благодаря тому, что они — сплоченная семья-спрут, в которой на место умерших встают их сыновья и которая играет на нескольких международных площадках, разорили Перейра. 17 февраля 1862 г. Наполеон III и Фульд вынуждены были нанести визит примирения Джеймсу Ротшильду и принять участие в охоте в замке Ферьер — их своеобразный «путь в Каноссу», а в 1867 г. «Креди Мобилье» перестал существовать, но то была уже другая эпоха — надвигалась война с Пруссией. Эту страну Ротшильды не любили, что сыграло свою роль в европейской политике последней трети XIX в.
Нелюбовь к Пруссии была связана с двумя конфликтными ситуациями, причем в обеих фигурировал Бисмарк. Берлин решил наградить Майера Карла Ротшильда, будущего главу франкфуртского дома Семейства, орденом Красного орла III степени. Орден имел форму креста, но прусское правительство считало невозможным надеть крест на грудь еврея, и специально для барона был изготовлен овальный орден. Ротшильд возмутился и не смягчился даже после награждения его орденом Красного орла II степени — он демонстративно перестал посещать приемы, куда по этикету должен был являться при ордене. Пруссия так и не пересмотрела свою позицию, и Бисмарк сыграл в этом не последнюю роль. Ротшильды никогда не забывали об оскорблении[217].
Второй конфликт возник во время осады Парижа войсками Вильгельма I. В сентябре король, фон Мольтке и Бисмарк расположились со своими штаб-квартирами в Ферье, главном поместье Семьи. Вильгельм в разговорах ставил Ротшильдов на одну доску с королями, что весьма раздражало Бисмарка — как и приказ короля воздержаться от охоты в угодьях барона Альфонса Ротшильда. Более того, когда Бисмарк потребовал две бутылки вина из погребов Ферье, старший камердинер барона отказался прислуживать канцлеру; последний заставил продать ему (продать — не реквизировал, а купил, правда, с помощью принуждения) ящик вина, камердинер написал жалобу хозяину в Париж. Все это, а также то, что Бисмарк (немецкий варвар в глазах французов), несмотря на запрет, втихаря стрелял фазанов в ротшильдовских угодьях, стало известно. Бесило Бисмарка и то, что к Альфонсу Ротшильду пришлось обратиться при заключении мира, и то, что информационная служба Ротшильда (голубиная почта) постоянно опережала германскую (телеграф), и то, что Альфонс настоял на ведении переговоров на языке побежденных — на французском, но без Альфонса и его родственников ни Пруссия, ни Франция не могли обойтись: только Ротшильд мог обеспечить поставки продовольствия в Париж и выплату 5 млрд франков в качестве контрибуции. Дальнейшие события, когда германские тайные общества бросили вызов британским, а Второй рейх — Третьей Британской империи, еще более усилили неприязнь Ротшильдов к Германии и правящему в ней дому.
