Баррелл был арестован и доставлен в Скотланд-Ярд для допросов. После всевозможных проволочек (по слухам, Чарльз не хотел суда над Барреллом, так как опасался, что принцам Уильяму и Гарри придется давать показания) 14 октября 2002 года начались судебные слушания по делу о краже 310 предметов, в том числе туалетов, пошитых модными кутюрье специально для Дианы, ее частной переписки, драгоценностей и фотоальбомов, в том числе негативов никогда не публиковавшихся снимков. Баррелл не признал себя виновным. Спотыкаясь на каждом шагу, процесс продолжался до 29 октября. В этот день судья Энн Раферти распустила присяжных по домам впредь до уведомления. Уведомление последовало спустя двое суток: обвинение отказалось продолжать процесс. Баррелл вышел на свободу, источая слезы благодарности королеве.
Ее Величество, оказывается, ничего не знала о суде над своим бывшим лакеем, покуда сын Чарльз не рассказал ей. Это произошло за неделю до драматической развязки, когда Елизавета, ее муж Филип и наследник направлялись в собор Святого Павла для участия в поминальной службе по жертвам терактов на острове Бали. Королева тотчас припомнила, что вскоре после гибели принцессы Уэльской она имела беседу с Барреллом, в ходе которой разрешила ему взять на хранение личную собственность Дианы, дабы она не попала в руки ее семьи. Принц Чарльз немедля довел воспоминание до сведения Скотланд-Ярда, а несколькими днями позже пресс-служба Букингемского дворца опубликовала соответствующее сообщение.
Выяснилось, что в своих письменных показаниях Баррелл упоминал о высочайшей аудиенции, однако содержание разговора с королевой не раскрыл. Его адвокаты утверждают, что и они вплоть до самых последних дней ничего не знали о разрешении Елизаветы: мол, их клиент молчал, будучи преданным слугой своих венценосных благодетелей. Обвинение оказалось перед сложной дилеммой. В сложившихся обстоятельствах оно должно было вызвать в суд в качестве свидетеля ее величество. От такой перспективы у прокурора Уильяма Бойза захватило дух. Он предпочел снять все обвинения, заявив, что «реальной перспективы добиться осуждения больше не существует». Баррелл прослезился.
Лояльность бывшего дворецкого оказалась не беспредельной. Вскоре после сенсационного освобождения он продал свое интервью таблоиду «Daily Mirror» – по слухам, за 400 тысяч фунтов (620 тысяч долларов). В этом тексте он, в частности, поведал о том, что свою роль в разводе Дианы и Чарльза сыграли тогдашние премьер-министр Джон Мейджор и архиепископ Кентерберийский Джордж Кэри. Канцелярия Мейджора заявила в этой связи, что британский премьер дает свои советы членам королевской семьи только в том случае, если они его об этом просят, и что «любые иные предположения – чистый абсурд». Кэри через своих друзей попросил агентство АР сообщить, что его отношения с королевской семьей – его личное дело.
Баррелл отнюдь не скрывает факт получения громадного гонорара. По его словам, он должен был компенсировать убытки, причиненные ему вследствие вынужденного перерыва в работе. «Душу свою я не продавал», – заявил гордый дворецкий, прибавив, что надеется в ближайшее время вернуть реликвии Дианы ее сыновьям; при этом он выразил полную уверенность, что принцы Уильям и Гарри поддерживают его так же, как их отец и бабка.
Конкурирующие таблоиды, не сумевшие вовремя перекупить товар, ответили новыми обвинениями в адрес Баррелла. Так, например, «Sun» сообщила, что отделавшийся легким испугом лакей вел себя в Букингемском дворце в точности как Бобик из известного советского мультфильма (сравнение с героем фильма Джозефа Лоузи «Слуга» было бы неумеренной лестью Барреллу): приглашал друзей в личные покои королевы и угощал их напитками из королевского погреба.
Но все это цветочки. Ягодки имеются в протоколах полицейских допросов, содержание которых утекло в желтую газету «News of the World» сразу по завершении судебного процесса. Именно эти утечки и стали причиной беспрецедентного вмешательства королевы в судопроизводство. Желая убедить следователей Скотланд-Ярда в том, что он пользовался исключительным доверием Дианы Уэльской, Баррелл рассказал им все то, что затем с таким свинским, сладострастным, именно что лакейским повизгиванием пересказывала русская, даже мнящая себя респектабельной пресса: про доставку в Кенсингтонский дворец любовников Дианы в багажнике машины; про то, что принцесса будто бы жаловалась дворецкому на пристрастие Доди аль-Файеда к кокаину; про свидания в шубе на голое тело; про покупку принцу Уильяму журналов «с девочками»…
Опровергать эти откровения гадко и глупо. Однако Баррелл не угомонился. Он засел за книгу, отрывки из которой этой осенью напечатала все та же «Mirror». Главной сенсацией этих публикаций стало письмо, будто бы написанное Дианой и адресованное дворецкому. В этом послании принцесса Уэльская предсказывает обстоятельства своей смерти за десять месяцев до роковой автокатастрофы в Париже.
Начинает он издалека. По словам Баррелла, его хозяйка была уверена в том, что ее разговоры прослушиваются, а на друзей заводятся тайные досье. Дворецкий утверждает, что слежка за членами кабинета и членами королевской семьи – «рутинная практика» и что, готовясь к своему процессу в Old Bailey, он получил документальное подтверждение прослушки его собственных телефонов. В случае Дианы мания преследования была следствием информации, полученной, как пишет Баррелл, от бывшего сотрудника британских спецслужб, которому принцесса всецело доверяла. Кроме того, о постоянной прослушке предупреждал ее один из членов королевской семьи.
Однажды, рассказывает Баррелл, он и Диана отодвинули мебель в гостиной, скатали ковер и отвертками взломали паркет, надеясь найти подслушивающее устройство. Однако ничего не нашли. Эта проверка не убедила принцессу, и в дом под чужим именем был приглашен друг из спецслужб. Он методически обыскал все помещения дворца и опять-таки не обнаружил ни одного «жучка». Тогда он объяснил Диане, что прослушивать разговоры возможно и без «жучков»: специальная аппаратура посылает в дом сквозь открытое окно сигнал, который, отражаясь от зеркал, возвращается с «записью» звуковых колебаний. Подумав и осмотрев гостиную, принцесса сняла со стены зеркало, висевшее над камином прямо напротив окна.
Как раз в этот период, продолжает Баррелл, осенью 1996, принцесса Уэльская нашла новый raison d'etre (она включилась в кампанию за запрет противопехотных мин и в начале 1997 года побывала с этой миссией в Анголе; фотографии принцессы с миноискателем в руках стали символом: она шла по минному полю августейшего коварства). Она чувствовала, что «система» (читай – королевский двор) не ценит ее работы, но от этого лишь укреплялась в мысли, что действует совершенно правильно. Однако время от времени на нее находили приступы беспричинной тревоги. Один из них, пишет Баррелл, случился в октябре. Она вызвала своего дворецкого из буфетной, а сама устремилась ему навстречу. Они встретились на середине лестницы и сели на ступени. Диана стала в очередной раз жаловаться Барреллу на изощренные козни «бригады», пытающейся подорвать ее имидж в глазах публики. Говорили о роли пассии принца Чарльза Камиллы Паркер-Боулз и о том, что эта клика, по мнению Дианы, стремится «уничтожить» ее.
С лестницы перешли в гостиную, и принцесса уселась за письменный стол. Она часто записывала свои мысли и чувства, говорит Баррелл, с тем, чтобы попытаться лучше разобраться в них – это была форма психотерапии. Из текста Баррелла можно понять, что в тот раз именно он надоумил ее взяться за перо. Дворецкий сел на диван, наблюдая, как Диана «яростно черкает» ручкой по бумаге. Наконец, она закончила и сказала: «Я хочу поставить дату и отдать это вам на хранение… на всякий случай». Она запечатала конверт и написала на нем: «Полу». Пол Баррелл распечатал и прочел послание на следующий день. Он не нашел в нем ничего необычного – принцесса, говорит он, часто делилась с ним подобными предчувствиями.
...
«Я сижу за своим письменным столом сегодня, в октябре, и жажду, чтобы кто-то обнял меня, ободрил, помог оставаться сильной и высоко держать голову. Наступил самый опасный период моей жизни. ‹…› замышляет „аварию“ моей машины, отказ тормозов и серьезную травму черепа, дабы расчистить Чарльзу путь к новому браку.
Душевно я разбита и оскорблена системой, годами травившей меня, но я не чувствую злости и никого не ненавижу. Меня вымотали битвы, но я никогда не капитулирую. Я внутренне сильна, и это, возможно, и есть проблема моих врагов.
Спасибо, Чарльз, за ад, в который ты меня поверг, и за жестокости, которые ты причинил мне – они многому научили меня.
