С.Ш.: В России у нас похожие проблемы с иммиграцией. Мы постоянно говорим, что надо ужесточать правила. Но возникает вопрос, а кто будет работать за мизерную зарплату там, где россияне работать не хотят? У вас во Франции не так?
М.Л.П.: Да, я вас прекрасно понимаю, потому что мы применяли эту меру в семидесятых. Но ее нам навязали крупные компании. На самом деле вопрос стоит так: почему никто не хочет браться за эту работу? Потому что за нее не доплачивают. А учитывая ее сложность работы, зарплата должна быть выше, чем сейчас. Главным образом все это из-за упадка Запада, где интеллектуалов поощряют больше чем рабочих, а физический труд считается унизительным. Я в это не верю. Я считаю, что физический труд нужно снова начинать ценить, потому что нам необходим баланс между физическим и интеллектуальным трудом. Убеждена, что если бы мы не уступили требованиям крупных компаний, которые всегда ищут способ платить меньше, то в России бы нашлись россияне, а во Франции — французы, готовые взяться за заведомо более тяжелую работу. Но за зарплату, которая бы с лихвой компенсировала ее тяжесть.
С.Ш.: Для вас иммиграция это проблема культурная или экономическая?
М.Л.П.: И то, и другое. Потому что основная проблема иммиграции, ее важность, ее неприятный характер, все это связано с историей иммиграции. Во Францию за 30 лет приехало 10 миллионов иммигрантов. Не будем забывать, что наше население составляет 65 миллионов, а это немало. Однако у нас нет для них рабочих мест, и те, кто пребывает, не могут устроиться на работу. Им просто негде. И происходит вот что. Они же люди, а не машины, поэтому приезжают со своей культурой, со своей религией, традициями и обычаями. Но вместо того, чтобы сказать им в чужой монастырь со своим уставом не ходят, то есть во Франции ведите себя как французы, наше Правительство, раз за разом, говорит им: оставайтесь такими как есть, это ваше право, каждый человек имеет на это право. Это вместо того, чтобы заставлять их принять нашу культуру. Результатом становится шок, а на каком-то этапе конфликт, потому что французы хотят сохранить свой образ жизни, и не намерены принимать культуру, традиции и обычаи иностранцев.
С.Ш.: Во Франции серьезный экономический кризис. Вы часто говорите, что меры жесткой экономии лишь усугубили проблему. Но разве до введения этих мер, французская экономика уже не шла ко дну? И разве стране не предстоит в любом случае оплатить долг в 100 процентов ВВП?
М.Л.П.: Я говорю, что меры жесткой экономии — это лекарство, которое убивает пациента. Именно так. Пациент болен, а мы собираемся дать ему смертельные лекарства, или в каком-то смысле обескровить его. Но это большая ошибка, потому что все меры, которые мы сейчас принимаем, сводятся к повышению налогов и снижению доходов. Все это замедляет экономику. Более высокие налоги душат экономику, она хуже развивается, становится меньше поступлений в бюджет, растет дефицит, растут долги, и мы приходим к тому, с чего начали: к повышению налогов. Это порочный круг, который, в конце концов, разрушит французскую экономику.
С.Ш.: Я так понимаю, что французов раздражают не только меры жесткой экономии. Сотни тысяч людей вышли на улицы в знак протеста против принятого парламентом закона, разрешающего однополые браки и усыновление детей гомосексуальными парами. Закон принят, он вступил в силу, протесты утихли. На этом все?
М.Л.П.: Нет, протесты еще до конца не утихли. Теперь французы должны избрать во власть более подходящих людей, которые обязались пересмотреть закон о гомосексуальных браках и усыновлениях. В случае с союзом за народное движение мы видим весь цинизм французских правых, которые протестовали и произносили громкие речи, но когда закон вынесли на голосование, они мало сделали, чтобы его изменить. Думаю, что если на это есть воля народа, то мы должны пересмотреть этот закон, и я пообещала это сделать.
С.Ш.: Если бы вы стали президентом, то вы бы поменяли бы этот закон?
М.Л.П.: Конечно, я бы отменила это решение.
С.Ш.: Такая же тенденция наблюдается в России. Госдума принимает закон, запрещающий не только усыновление детей гомосексуальными парами, но и закон против гей-пропаганды, чтобы то не значило. А вы как собираетесь одновременно защищать традиционные ценности и права сексуальных меньшинств?
М.Л.П.: Послушайте, мы движемся в правильном направлении. Это значит, что интимное должно оставаться интимным. Половая жизнь человека, его половые предпочтения относятся к сфере интимного. Но в проведении пропагандистских кампаний на эту тему нет смысла. Я хочу сказать, что это относится к личной жизни, к тому, что происходит дома. Люди вольны поступать так, как им позволяют нравственные принципы, если только это не противоречит закону. Но рекламировать это в школе, как у нас во Франции? Теория Гендера пришла к нам прямиком из США, впрочем, как и многие другие сомнительные вещи. Сегодня главный синдикат учителей во Франции настаивает на том, чтобы наши шестилетние дети изучали книгу под названием «Папа носит платье». Скажу прямо, родители недоумевают, что это за абсурд? Так что давайте пересмотрим все, что относится к свободе морали, половой, и, следовательно, частной жизни. Это не должно быть делом общественности. Так все выходит очень просто, не правда ли? И так каждый сможет жить счастливо.
С.Ш.: Мог бы гей быть членом вашей команды?
М.Л.П.: А так и есть. Вокруг меня немало гомосексуалистов, и я не вижу в этом проблемы. Но они не выставляют свою ориентацию напоказ, никак ее не пропагандируют, никого, ни в чем не убеждают, потому что осознают, и совершенно правильно, что все это относится к интимной сфере, а не к политической.
С.Ш.: Активная дискуссия ведется по вопросам иностранного вмешательства в местные конфликты. Я знаю, что вы поддержали интервенцию в Мали, но назвали ситуацию в Ливии катастрофой. Сейчас возможна интервенция в Сирию. Как вы определяете, какое вмешательство оправдано, а какое нет?
М.Л.П.: Все предельно ясно. Во-первых, Франция и Мали много лет сотрудничали, и легитимное Правительство Мали попросило нас вмешаться в связи с усилением исламистских террористических группировок, которые вели себя агрессивно и даже убивали людей. Так мы оказались в уже знакомой ситуации, когда дружественная страна подверглась нападению и просит прийти на помощь. И мы пришли на помощь. Непоследовательно в поведении французских лидеров то, что они воюют с исламистами в Мали, но поддерживают их в Ливии и в Сирии. Это совершенно непоследовательно. А я полностью последовательна. Я считаю, что угроза исламского фундаментализма ужасна, и что в двадцать первом веке мы вновь столкнулись с проблемой тоталитаризма. В двадцатом веке были коммунизм и нацизм, а сегодня исламизм и глобализм. С одной стороны тоталитаризм религиозный, с другой стороны — торговый. И я борюсь с этим, но я борюсь с этим везде и в Мали, и в Ливии, и в Сирии.
С.Ш.: Олланд и Камерон действуют единым фронтом против намерения ЕС не допустить оружейных поставок сирийским повстанцам. Это шаг к интервенции? И чем это вообще может обернуться для Франции?
М.Л.П.: Нет, я не думаю, что это шаг к интервенции по простой причине. Французские лидеры так плохо себя проявили, что я даже не думаю, что французская армия способна вмешаться в одиночку, особенно в случае с Сирией. Особенно после того, как она в одиночку вмешалась в Мали, в условиях которой уже с технической точки зрения были непростыми. А в Ливии Франция пошла на это лишь потому, что США помогли инфраструктурой, что, кстати, для нас позор. И такую ситуацию нужно менять. Так что я не думаю, что будет интервенция, но все равно считаю, что французские лидеры находятся под влиянием Катара и Саудовской Аравии, которые плетут интриги и помогают, в том числе оружием, исламским фундаменталистам по всему миру. Мы должны это осудить, чего я и добиваюсь в моей стране.
С.Ш.: Это была Марин Ле Пен в программе «Софико». До следующих встреч.
Комментарии В.В. Большакова. «Дочь Дьявола»
Говорят, что от судьбы не уйдешь. Марин Ле Пен родилась в богатом парижском пригороде Нейи-сюр-Сен 5 августа 1968-го года в семье Жана-Мари Ле Пена и его первой жены Пьеретты. Долгое время пост мэра Нейи-сюр-Сен занимал президент Франции Николя Саркози, с которым Марин Ле Пен предстояло сражаться на президентских выборах 2012-го года. Это — судьба.
И, раз мы уже заговорили о судьбе, посмотрим на ее гороскоп. Нередко, да простят меня сугубые материалисты, это помогает понять характер человека и его предназначение на этой планете. По китайскому календарю Марин Ле Пен родилась в Год Земляной Обезьяны. Обезьяна по-китайски — Шень — новатор. Знак этот символизирует неукротимое любопытство и созидательную энергию. Шень часто становится настоящим двигателем прогресса. Такой человек видит мир спортивной площадкой, где он сам может установить все правила игры. Он подходит ко Вселенной, как к своему компьютеру, где он знает все команды и программы и умеет нажимать на нужные клавиши, чтобы открывались новые миры и пути их познания и подчинения.
