В разгар неполадок в Киевском гарнизоне Антонов-Овсеенко получил такое вот сообщение: «Только что нами получена шифрованная телеграмма от т. Щорса. Щорс в свою очередь получил ее от Боженко. Телеграмма говорит следующее: «Жена моя социалистка 23 лет. Убила ее чека г. Киева. Срочно телеграфируйте расследовать о ее смерти, дайте ответ через три дня, выступим для расправы с чекой, дейте ответ, иначе не переживу. Арестовано 44 буржуя, уничтожена будет чека». Щорс добавляет: «Прошу вас сейчас же запросить председателя чрезвычайкома т. Лациса расследовать убийство жены т. Боженко и сообщить до 10 часов утра нам, чтобы мы могли в свою очередь избежать еще одного, могущего произойти печального случая».
Боженко, «батько» таращанцев, грозил походом с фронта (стоял у Новгород-Волынска) на Киев, чтобы отомстить за свою убитую жену. Достаточно было провокаторам шепнуть командиру таращанцев, что это убийство произведено ЧК, чтобы он загорелся желанием расправиться с боевым органом советской власти. С большим трудом Щорсу удалось успокоить разбушевавшегося «батько». Начдив проявил себя выдержанным, стойким, хладнокровным командиром.
В начале июня 1919 года в Киев прибыл Троцкий. Гражданская война достигла крайнего напряжения. Ее исход зависел главным образом от Южного фронта, где произошла катастрофа. Все на Советской Украине должно быть подчинено одной задаче — содействию Южному фронту. В этих целях предстояло реорганизовать Украинский фронт. Председатель Реввоенсовета республики Троцкий, главком Вацетис и член Реввоенсовета республики Аралов здесь же, в Киеве, подписывают приказ об объединении 1-й и 3-й украинских армий в 12-ю армию РСФСР с подчинением ее Реввоенсовету Западного фронта. Дивизия Щорса, входившая ранее в состав 1-й Украинской армии, становится ядром вновь формируемой 12-й армии. Специальная военная инспекция Западного фронта, принимая новые части, вполне удовлетворена состоянием щорсовской дивизии. Ее, одну из немногих боевых единиц, не отводят в тыл для «прочистки и переформирований». Высокая оценка дается Богунскому, Таращанскому, Новгород-Северскому полкам, представляющим «вполне устойчивые кадры, которые и ныне уже используются как кадры для трех бригад дивизии; необходимо все остальные части, расположенные в этом районе, влить как пополнение в эти бригады». Отмечается также наличие при щорсовской дивизии великолепной инструкторской школы, готовящей младших командиров, которую «ни в коем случае не следует отдавать Наркомвоенмору, ибо засохнет».
«Записки» Антонова-Овсеенко обрываются июнем 1919 года. Обстоятельств гибели Щорса в них нет. Но и приведенных выше данных вполне достаточно для того, чтобы сделать вывод о довольно широких пределах его известности. Правда, она в основном ограничивалась Украиной. Щорс до 1935 года рассматривался историографией исключительно как личность местного, республиканского масштаба. Редкие сведения о нем в центральных печатных источниках не успели сколько-нибудь заметно отложиться в массовом сознании из-за последующих изъятий их из свободного обращения. Именно этим объясняется столь распространенное сегодня заблуждение относительно времени, с которого, по мнению некоторых авторов публикаций, включая А. Фесенко, начался отсчет небывалой популярности одного из заурядных региональных героев. Хотя, конечно, необходимо признать бесспорный факт: указание Сталина о переводе Щорса из республиканской в союзную «номенклатуру» стало тем поворотным пунктом, после которого вся его жизнь представала уже в совершенно ином свете.
Но и здесь Щорсу не повезло. Изданные с завидной оперативностью в 1935–1937 годах книги, в которых упоминались имена репрессированных к тому времени полководцев гражданской войны, засылались в спецхраны. Самого Щорса похоронили дважды — сначала опустив в могилу, а затем, через два десятка лет, спрятав ее на заводском дворе под полуметровым слоем щебня. Дважды хоронили и память о нем, складируя в стальных сейфах литературу, выпущенную как до обращения на него внимания великим кормчим, так и одобренную самолично.
В рекордно короткие по тем временам сроки — всего за два месяца — подготовили и издали сорокатысячным тиражом сборник очерков и воспоминаний «Легендарный начдив» под общей редакцией К. Залевского, бывшего начальника политотдела 1-й Советской украинской дивизии и комиссара дивизионной школы красных командиров. Выпущенный в сентябре 1935 года, уже через два года он был изъят из библиотек и помещен в книжный ГУЛАГ. Причина не в славном герое гражданской войны, легендарном начдиве, как именовали Щорса составители, а в тех, кто вспоминал о нем. Один из авторов воспоминаний — В. Примаков, бывший командир полка червонного казачества, подписывавший вместе со Щорсом ответ Петлюре, в пору выхода сборника — помощник командующего войсками Ленинградского военного округа. В годы большого террора и его захватит в свой страшный водоворот беспощадная волна репрессий. Чтобы вытравить память об объявленном врагом народа Примакове, убрали с глаз людских все, что связано с его именем. Не пощадили ни уникального сборника в целом, ни других его знаменитых авторов, хотя они блестяще справились с поставленной перед ними задачей и создали впечатляющий образ своего боевого товарища.
О последних днях жизни Щорса у Примакова ничего не сказано. Они расстались еще в мае 1919 года, когда червонное казачество было переброшено на деникинский фронт. «30 августа 1919 года на участке 1-го батальона богунцев петлюровской пулей, пробившей голову навылет, Щорс был убит», — такой общей фразой ограничился Всеволод Вишневский, автор опубликованного 27 марта 1935 года в «Правде» одноименного биографического очерка, которым открывался сборник.
Этому предшествовали драматические события, которые изображены Вишневским схематично, напыщенно и даже с налетом ложной романтики. В июле Южный фронт красных был прорван. Деникинские армии начали движение на север, на Москву. Дивизия Щорса постепенно попадала в мешок. С запада были поляки, на юго-западе — Петлюра, еще южнее — Махно, с востока — деникинцы. Был потерян Киев. Для эвакуации оставался единственный выход — через Коростень на Гомель. Житомир эвакуировался. Щорс руководил эвакуацией учреждений и тыловых частей. В короткие минуты передышки, бледный, истощенный, никому не жалуясь на усталость и обострившуюся болезнь, он ходил упругим шагом по перрону житомирского вокзала.
Далекая радиостанция откуда-то из-под Одессы, где пробивались войска Якира и Федько (снова имена «врагов народа»!), запрашивала Щорса, где он и что он. Щорс стоял на Коростене почти окруженный и методически отбивал удар за ударом. Здесь и пригодились его курсанты, которые принимали роты и, если надо было, батальоны. Щорс был на стыке Южного и Западного фронтов. К нему стремились части с юга, на него опирался весь Западный, Белорусский фронт. На него тревожно и опасливо глядели белые, которые, заняв Киев, не решались двинуться дальше. Дивизия Щорса держала весь юго-запад. Так же, как все направление на Москву держала группа Орджоникидзе — из латышской дивизии и червонного казачества — и левее — конный корпус Буденного и Ворошилова, еще левее моряки на Волге и Каспии, державшие с Кировым Астрахань. Это были основные опоры Южного фронта, которым руководил Сталин.
Обрисовав картину в целом, Вишневский не обошел вниманием и частности. Щорс был непрерывно в полках, восторгается писатель. Петлюровские полки наваливались на Коростень, чтобы смять и разорвать наши фронты. Они подходили вплотную, были в семи и в восьми верстах. В решающую минуту, как это и показано в кинофильме, с ручным пулеметом появлялся Щорс. Богунцы и таращанцы подымались без слов и шли.
В кадрах кинофильма Щорс выглядел эффектно: с пулеметом в руках, с саблей на боку, на поясе справа наган, слева браунинг. Не менее картинный вид имели и его бойцы с огромными алыми лентами на головных уборах. Сегодня известно, что саблю Щорс не носил, не было и кумача на шапках его воинства. Знаменитый режиссер допустил немало других красивых вольностей. Впечатляет, например, сцена принятия военной присяги. Но и это вымысел: присяги тогда не было. Каждый боец подписывал отпечатанный типографским способом текст о добровольном вступлении в полк сроком на шесть месяцев. Условия «контракта» в щорсовской дивизии были жестокие: за неподчинение приказу командира, грабеж, насилие, пьянство — расстрел на месте.
Теперь мы знаем, как было в действительности. На Довженко, по-видимому, сильное влияние оказала псевдоромантичная манера письма Вишневского. Чего стоит, например, такая скоропись: «Был знойный август. Люди были истомлены непрерывными боями в течение года. Чтобы было легче идти в контратаки, люди сбрасывали сапоги и с возгласами «Да здравствует Ленин! Да здравствует III Интернационал!» кидались вперед. Под огнем раз лег петлюровский оркестр. Щорс поднял его: «Играйте, вперед!» Оркестр заиграл «Славу». Щорс запел им «Интернационал». Оркестр на ходу заиграл и пошел за новым начальником…»
