«Само собой разумеется, что денег вперед мы не уплатим. По своему счету Вы получите после свадебного путешествия. Рекомендуйте нам только дам, против семей которых не может быть поднят вопрос о приличии. Точно так же очень желательно познакомиться с дамами возможно приятной наружности. Если потребуется, то мы передадим (для дискреционных целей) наши фотографии Вашему агенту, который объяснит нам подробности, покажет фотографии и т. д. С полнейшим доверием мы рассматриваем все это как дело чести (!) и естественно требуем того же от Вас. Мы ожидаем скорого ответа через Вашего здешнего агента, если Вы такового имеете.
Барон фон М. Артур фон В.
Берлин, Фридрихштрассе, 107, 15 декабря 1889 года».
Один молодой немецкий дворянин, Ганс фон X., писал из Лондона, что он пяти футов десяти дюймов роста, принадлежит к древнему дворянскому роду и находится на дипломатической службе. Он сознавался, что его состояние вследствие несчастливых пари на скачках сильно пострадало и он поэтому вынужден высматривать богатую невесту, чтобы иметь возможность покрывать дефицит. Он готов тотчас предпринять путешествие в Североамериканские Соединенные Штаты.
Упомянутый рыцарь утверждал, что кроме многих графов, баронов и т. д. предлагали себя в качестве кандидатов для вступления в брак три принца и шестнадцать герцогов. Но богатых американок жаждут не только титулованные господа, но и буржуа. Так, например, лейпцигский архитектор Макс В. требовал себе невесту, которая кроме денег должна обладать еще красотою и образованием. Из Келя-на-Рейне молодой фабрикант Роберт Д. писал, что он удовольствуется невестой всего лишь с 400 тысячами марок приданого, и вперед обещал сделать ее счастливой. Но к чему ходить так далеко, когда хорошие примеры можно найти так близко. Достаточно бросить взгляд на многочисленные брачные объявления больших буржуазных газет, чтобы найти такие брачные предложения, которые могли быть сделаны только совершенно опустившимися людьми. Уличная проститутка, по горькой нужде, занимающаяся своим ремеслом, сравнительно с подобными бракоискателями — прямо образец приличия и добродетели. Социал-демократический издатель, принявший в свою газету подобное объявление, был бы исключен из своей партии. Буржуазная же пресса нисколько не гнушается этими объявлениями: они приносят деньги, и она, подобно императору Веспасиану, полагает, что деньги non olet (не пахнут). Это, конечно, не мешает той же прессе возмущаться разрушительными для брака тенденциями социал-демократии. Более лицемерной эпохи, чем наша, никогда не бывало!
В настоящее время объявления большинства наших газет сделались бюро для браков. Всякий, как мужчина, так и. женщина, раз под рукой нет подходящей партии, доверяет свою сердечную потребность благочестиво-консервативным или нравственно-либеральным газетам, которые за деньги и без красивых слов заботятся о том, чтобы друг друга нашли одинаково настроенные души. Выборками одного дня из ряда больших газет можно заполнить целые страницы. При этом иногда обнаруживается интересный факт, что стараются даже духовное лицо путем объявления заполучить в супруги и, наоборот, духовное лицо ловит на удочку супругу. Иногда бракоискатели при условии хорошего приданого обещают смотреть сквозь пальцы на то, что их будущая супруга уже раньше поскользнулась. Одним словом, нельзя лучше прибить к позорному столбу нравственное падение известного круга нашего общества, как при посредстве подобного рода брачных сделок.
Глава девятая
Разложение семьи
1. Рост расторжений браков
Государство и церковь при подобном «святом браке» также играют далеко не красивую роль. Как бы ни был убежден государственный чиновник или священник, которому приходится совершать брак, что стоящая перед ним пара сведена самыми грязными мотивами, как бы ни ясно было, что жених с невестой не подходят друг к другу ни по возрасту, ни по физическим и духовным свойствам — пусть, например, невесте двадцать лет, жениху же — семьдесят или, наоборот, пусть невеста молода, красива, жизнерадостна, жених же стар, развращен, угрюм, — все равно представитель государства или церкви не противится этому браку. Супружеский союз «освящается», и освящается с тем большей торжественностью, чем выше вознаграждение за «священное таинство».
Когда же через некоторое время оказывается, что подобный брак, как это предвидел каждый, в том числе и сама несчастная жертва, которой в большинстве случаев является женщина, сделался невыносимым, и одна из сторон решается на разрыв, тогда этому ставят величайшие трудности и государство и церковь, которые прежде не спрашивали, что связывало союз: любовь и нравственные стремления или голый эгоизм? Ныне нравственное отвращение не считается достаточным поводом для развода, ныне требуются осязательные доказательства, унижающие и позорящие одну из сторон в общественном мнении. Иначе развод не разрешается. Положение всего католического населения в этом отношении ухудшается еще тем, что католическая церковь вообще не допускает развода; за исключением случаев особого разрешения папы, чего добиться очень трудно, она соглашается в крайнем случае лишь на «отделение от стола и постели». И новое германское гражданское уложение значительно затруднило развод. Так, оно устраняет развод по взаимному согласию, как это допускалось прусским гражданским правом, между тем на основании этого определения прусского права происходило значительное число разводов, и притом часто таких, при которых играли роль более важные причины, но о них умалчивалось в интересах виновной стороны. Так, например, в Берлине из 5623 случаев развода, наблюдавшихся с 1886 по 1892 год, 1400, то есть 25 процентов, падают на «взаимное согласие». Во многих случаях развод допускается тогда, когда заявление о нем сделали в течение шести месяцев от момента, когда жалующемуся супругу стало известно основание развода (§ 1565–1568 германского гражданского уложения). По прусскому праву этот срок равнялся году. Взять хотя бы случай, когда молодая супруга вскоре после брака узнает, что она вышла замуж за человека, неспособного быть мужем. В данном случае настаивать на том, чтобы она в течение шести месяцев решилась потребовать развода, для чего вообще требуется известная нравственная сила, — значит желать слишком многого. В обоснование необходимости затруднения развода говорят: «Только возможно более затрудняя разводы, удастся противостоять прогрессирующему разложению семьи и вновь ее укрепить».
Это обоснование страдает внутренним противоречием. Неудавшийся брак не становится лучше от того, что супругов, несмотря на внутреннее отчуждение и взаимное отвращение, заставляют оставаться вместе. Подобное положение вещей, подкрепляемое законом, совершенно безнравственно. Оно ведет к тому, что в очень многих случаях приходится создавать причину развода, которую судья обязан принимать во внимание; от этого не выигрывают ни государство, ни общество. Уступкой католической церкви является и введение «отделения от стола и постели», что было чуждо прежнему гражданскому праву. Не считается также основанием для развода бездетность брака по вине одного из супругов. Уступкой церкви следует признать и то, что в гражданское уложение внесено законоположение (§ 1588), по которому «церковные обязательства по отношению к браку предписаниями этого отдела (о браке) не нарушаются»; оно имеет, правда, скорее декоративное значение, но оно характеризует дух, господствующий в Германии в начале XX столетия. Нас удовлетворяет признание, что развод затруднен с целью воспрепятствовать прогрессирующему разложению семьи.
Таким образом, люди, вопреки своей воле, всю жизнь остаются прикованными друг к другу. Один становится рабом другого и принужден подчиняться самым интимным объятиям, что составляет «супружескую обязанность», что ему может быть невыносимее ругани и дурного обхождения. Мантегацца совершенно прав, когда говорит, что «нет большего мучения, как заставлять себя терпеть ласки нелюбимого человека».[97] Не хуже ли проституции подобный брак? Проститутка до известной степени свободна отказаться от своего позорного ремесла, она имеет право, если не живет в публичном доме, не соглашаться продать объятия тому, кто ей почему-нибудь не нравится. Проданная же жена должна отдаваться мужу, хотя бы имела тысячу оснований его ненавидеть и презирать.
Если брак с самого начала обеими сторонами сознательно заключен как союз из-за денег и положения, тогда дело складывается благоприятнее. Происходит приспособление, и создается modus vivendi. Не хотят скандала, избегать которого приходится в особенности из-за детей, хотя они и страдают больше всего при холодной, лишенной любви жизни родителей, если даже она не переходит в открытую вражду, распри и ссоры. Еще чаще приспособляются во избежание материальных убытков. Камнем преткновения в браке является обыкновенно поведение мужа, что показывают бракоразводные процессы. В силу своего господствующего положения он умеет вознаграждать себя в другом месте, если брак не удался и он не находит в нем удовлетворения. Жена значительно реже может сойти с пути, во-первых, потому что по физиологическим причинам для нее это опаснее, во-вторых, потому что всякое нарушение супружеской верности засчитывается ей как преступление. Только женщина «падает», будь она женой, вдовой или девушкой, — мужчина в подобном случае поступает лишь «некорректно». Таким образом, один и тот же поступок судится совершенно различно в зависимости от того, совершает ли его мужчина или женщина, и сами женщины обыкновенно осуждают «падшую» сестру наиболее жестоко и бессердечно.[98]
